Ночь пяти стихий

Чего только он не насмотрелся, чего только не наслушался, чего только не натворил за свои сорок лет. Но раскаянья он не испытывал никогда, поскольку твердо верил, что такие хитрецы, как он, живут для того, чтобы дураков учить. Убежал из дома отца своего — зажиточного корчмаря, прихватив все скопленные родителем деньги, был проклят, братья пообещали найти его и повесить на первом суку. Позже надул своего первого купца, подсунув никуда не годный товар. Промышлял по ярмаркам, умудряясь продавать то не принадлежащую ему корову, то несуществующий воз с зерном. Он всегда успевал исчезнуть, прежде чем жертва понимала, что ее надули. Других мошенников, не таких быстрых и везучих, нередко православные забивали насмерть. Во время голода с такими же, как и он, жуликами скупал и прятал хлеб, а потом продавал пухнущему с голодухи народу втридорога — такие большие деньги пошли, что два компаньона — звероподобные братья Симон и Прок — решили удушить его ночью, чтобы не делиться. Но помогло чутье — всегда хитростью умел отвести удар, упредить его, поэтому удавили братья в ночной тьме не того, кого надо. А Иосиф, прихватив все деньги, сбежал, не забыв, правда, сперва донести на Симона и Прока — их казнили на площади в первопрестольной вместе с двумя старыми каргами, торговавшими человечиной. Довелось хорошо поживиться Иосифу и при Лжедмитрии, и после. Вошел в долю с богатым купцом, возившим товар из самой Англии. Хотел этого купца ограбить, нанял двоих убийц, эти же убийцы после выполнения заказа ограбили его самого и забрали все, заработанное столь тяжким трудом. Это был первый раз, когда Иосиф остался в дураках и при этом едва не расстался с жизнью, получив ножом в живот. Оказался он живучим, выздоровел, но остался гол как сокол. Ох, как плохо было ему тогда. Даже вешаться хотел, видя, как пошли прахом труды стольких лет. Но взял себя в руки и с новой силой принялся за старое. Связался с разбойниками, начал приторговывать краденым и вскоре поправил свое благосостояние. Теперь у него в укромном месте столько серебра и золота закопано, что на десять жизней хватит, чтобы есть, пить от пуза да как сыр в масле кататься.

И все же иногда накатывала на Иосифа тоска и одолевали невеселые думы — а зачем ему все это? И живет не особо весело — не привык в лишние расходы входить. Ни бабы, ни детишек у него нет, один как перст на всем белом свете. Ни об отце, ни о братьях он уже десять лет ничего не слышал. Больше никого у него не было. Но тоска быстро проходила. От жены и детей что толку? Сколько денег на их содержание надо. А от отца и братьев, если только живы они, ничего хорошего ждать не приходится. Да и зачем они ему нужны? А что нужно и что у него есть — это деньги, золотишко и серебро, добра несколько возов. И с каждым днем становится все больше. Вот что греет душу.

— Иосиф, — послышался голос атамана. Кабатчик нехотя поднялся в хату.

— Я кой-чего удумал, — задумчиво произнес Роман. — Твоя помощь понадобится. Большая помощь.

— Помогу, чем могу, — без особого порыва произнес Иосиф. Судя по всему. Роман затевает что-то серьезное и опасное и хочет его в это дело втравить. Уж чем-чем, а шкурой своей Иосиф дорожил.

— Ежели книгу достану, то плевать мне и не наплеваться и на Матвея этого, и на губного старосту, и на самого царя Московского. Уйду, схоронюсь в дальних краях и заживу, как у Христа за пазухой.

— Да что в ней такого, в книге этой?

— Уж не святое слово — их я наслушался. И без особой веры в слово Господне живу, ибо сомнения меня разбирают — а есть ли он вообще.

— Ох, — Иосиф перекрестился. Не любил он, когда поминают без уважения имя Господне — не к добру это.

— Богатство в книге той. Такое, что всем хватит. Коль все хорошо пойдет, так пятьсот рублей — не меньше, откину тебе, братец, от щедрот своих.

— Ух, — как-то утробно ухнул Иосиф, не в силах вымолвить что-то членораздельное. Голова его пошла кругом, когда он представил, какая это прорва денег и как хорошо было бы завладеть ею.

— Вот тебе задаток, — Роман кинул на стол кошель.

— Ух, — снова ухнул кабатчик и, проворно схватив кошель, развязал его. На стол посыпались со звоном серебряные и золотые монеты. Иосиф дрожащими пальцами разгреб драгоценную кучу.

«Ну и ну, — подумал он. — Дурак атаман. Счета деньгам не знает. Эх, если бы всеми его награбленными богатствами да с умом распорядиться… Можно было бы так прокрутиться, что и грабить никакой надобности не стало бы». Но ума торгового, да и желания у Романа нет, а свой ум Иосиф ему не вложит. Нет, но пятьсот рублев зараз — такого счастья он себе даже помыслить не мог, хотя и перепадало ему от шайки неплохо за пособничанье в их делах и продажу краденого.

— Коль все по-моему пойдет, так и ватага нам не нужна будет, — с какой-то угрюмой решимостью и торжественностью произнес Роман. — Они свое сделали, теперь только мешать будут. А если просто оставить их на произвол судьбы злой, так еще остервенеют, меня начнут во всем винить, а глядишь, и станут везде атамана своего искать, — он замолчал, а потом, вздохнув с наигранной горечью, сказал; — Избавиться от них надо. Разом. Ты мне в том поможешь.

— Не, я до убивств не мастак, — обеспокоенно затряс руками кабатчик.

— Дура, слушай.

Иосиф внимательно выслушал атамана и скривился, как от ложки дегтя.

— Гладко ты все. Роман, говоришь, а вот как на деле будет? Почему ты думаешь, что они все сделают как тебе надобно? Ох, ежели что, то за всех страдать моей головушке.

— На деле еще глаже выйдет.

— Твоими бы устами… — кабатчик прищелкнул озабоченно языком и стал Поглаживать пальцами кошель.

— Ну, ежели не желаешь, — атаман потянулся за кошельком, но кабатчик схватил и прижал его к груди, как влюбленный прижимает к сердцу свою голубушку.

— Да ладно, это я так… Сделаю все, как скажешь. Если только вот…

— Что еще?

— Если еще пятьдесят рублев к обещанным прибавишь.

— Еще пятьдесят? — хмыкнул атаман. — Ну и фрукт ты. Хромой. Ну и жаднющий… Двадцать пять тебе за глаза хватит…

АТЛАНТИДА. ЖАЛО ХРУСТАЛЬНОГО ЗМЕЯ

Проклятый Хрустальный змей перехитрил нас! — воскликнул Аргон. — Он закрыл выход. Но я не покорен. Пускай он берет мое тело, но ему не полакомиться моей душой, — в этих словах звучал отчаянный вызов и Хрустальному змею, и преисподней, и всем силам зла. Проводник сплюнул три раза, выражая свое презрение, и опустился на колени, потупив взор. Он решил так и принять свою смерть.

— Не разберем завал, — сказал принц с какой-то обреченной усталостью.

— А на что нам огненный порошок? — произнес спокойно Видящий маг. — У меня осталось еще немного. Должно хватить.

— Нас убьет, осколками. И на лестнице не спрячемся — туннель завалит от быстрого огня! — сказал принц.

— Попробуем.

Грохот был оглушительный. Видящий маг использовал весь оставшийся порошок. Принц лежал, обхватив голову руками, съежившись за плитой. Он ждал удара. Но его не последовало. Только что-то тяжелое навалилось на ноги. И зазвенело в ушах.

Черный порошок развалил скалу, прикрывавшую выход. Но он же и придавил куском плиты ноги принца, похоронил в каменном мешке Аргона и зажал камнями руку Видящего мага. Мешочек с добычей — «Жалом хрустального змея» — отлетел, и камень вывалился из него.

Единственный, кто остался свободен, был Раомон. Он нагнулся и поднял «Жало». Выпрямился, покатал камень на ладони и зачарованно уставился на него. Принц готов был поклясться, что ему прекрасно известны и предназначение камня, и скрытые в нем смысл и сила. Его лицо сияло счастьем и торжеством. — Раомон, помоги! — крикнул принц.

Но тот не обращал внимания на своих спутников. Он стоял, не двигаясь, будто боясь шелохнуться и спугнуть удачу.

— Раомон! — вновь крикнул принц.

Пирамиду тряхнуло снова — сильнее, чем раньше. Раомон сделал шаг к выходу. Потом будто очнулся, огляделся и бросился к стонущему Хакмасу. Схватив инструмент, он начал освобождать застрявшую меж камней руку мага. Ему это удалось. Видящий маг выбрался, и они вдвоем принялись за принца. Тут поработать пришлось побольше. Грохот снаружи усиливался, там творилось нечто страшное.