Ночь пяти стихий
Шрифт:
— Ну чего, начнем, — бесшабашно захохотал воспрявший духом Убивец. Взмахнул своим жутким топором — от него пошел ветерок.
— Нет! — Варвара кинулась к Евлампию, но тот грубо схватил ее и вытолкнул за круг.
Будто пробуя свою недюжинную силу, Убивец еще раз махнул топором. Было в нем в эту минуту что-то от мясника, готовящегося забить беспомощного теленка.
— Стой! — что было силы крикнул Беспалый. — Гришка имеет право выставить за себя поединщика. Верно?
— Верно! — крикнули разбойники.
— Я его поединщик, — Беспалый выступил вперед.
— Не надо! — крикнул Гришка. — У тебя нога, ты погибнешь.
— Если погибну я, то погибнешь и ты по правилам. Но я
— Хорошо, побьемся с поединщиком, — хмыкнул Евлампий.
Теперь он убивал сразу двух зайцев. Если ему удастся разделаться с Силой, то и Гришку казнят, поскольку Господь укажет поражением поединщика виновность спорящего. Разобраться же с Беспалым Убивец мечтал всегда. Если бы Сила был в нормальном состоянии, то даже такому бойцу, как Евлампий, против него не выдюжить. Беспалый превосходил его значительно в мощи и умении, не говоря уж о том, что огромная дубина давала значительное преимущество перед топором. Но во время драки со стрельцами Беспалому сильно досталось, так что теперь он хромал и левая рука его едва двигалась. Хотя бы несколько часов отдыха — и он бы встал на ноги, но этих часов у него не было. Евлампий, внимательно рассматривающий противника, уже радовался предстоящей победе.
Братва загалдела еще сильнее, возбуждение нарастало. Одно дело скучное и уже предрешенное убийство щенка Гришки, названное поединком. И совсем другое дело, когда бьются два медведя.
Беспалый поднял свою тяжелую дубину с некоторым трудом, не так, как обычно. Схватка началась.
У Убивца был богатый опыт, он хорошо понимал, как использовать свое преимущество. Он не лез на рожон, а кружился вокруг своего хромого противника, наносил молниеносные рубящие удары, которые Беспалый едва успевал отражать.
— Счас сделаем… Скоро уж… — гундосил Евлампий, готовя новый удар. Он знал, что Беспалый так долго не выдержит и падет-таки под обрушившимся на голову топором.
— Ух, — пронеслось над толпой зрителей, когда Сила, понимая свою уязвимость, бесстрашно кинулся в атаку, но подвернул больную ногу и растянулся на траве.
Евлампий взревел, как зверь, и тяжело взмахнул топором. Но Сила оказался проворнее, перекатился по земле и тут же вскочил на ноги. Он взмахнул дубиной и даже вскользь слегка задел Убивца. Тот, заскрипев зубами от боли и ярости, отскочил, лицо его перекосила судорога, но он тут же пришел в себя и опять начал кружить, как кружит ворон над истекающей кровью добычей. Вновь скрестились дерево и железо, и руку Силы прочертила длинная, но неглубокая рана. От толчка он тяжело рухнул на землю.
— Ну усе! — заорал Евлампий и для надежности, обоими руками обхватив ручку топора, в последний раз ударил поверженного противника…
Стук, треск, вскрик… Топор наткнулся на дубину, и оба дерущихся остались безоружными. Убивец прыгнул за оброненным топором, но Беспалый изловчился и изо всей силы ударил его ногой. Евлампий с кряканьем отлетел в сторону и упал на траву. Его топор подобно молнии блеснул в руках Силы. И что-то покатилось по земле. Это была оскаленная в дьявольской усмешке голова Евлампия.
АТЛАНТИДА. ВКУС ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Я держал его в руках, — воскликнул Пантеомон. — Он жег вот эту ладонь. И я не мог отвести от него взор!
— «Жало Хрустального змея»? — спросил, вытягиваясь на подушках, Картанаг.
— Именно его. Легендарный камень — брат «Бриллианта Таримана».
— Чепуха! — Картанаг привстал с подушек и потянулся за виноградом, оторвал одну виноградину и сунул ее в рот.
— Я неплохо разбираюсь в камнях. Это был удивительный камень. Я не видел больше камней такой силы, — Пантеомон хотел еще что-то
сказать, но запнулся.— Договаривай. Уж не считаешь ли ты, что Видящий маг нашел амулет амулетов.
— Я не удивился бы, если бы это оказалось именно так.
— Амулет амулетов, — усмехнулся Картанаг. — Ты так и остался базарным фокусником. Твои знания скудны. Твой глаз мутен. Ты знаешь толк в камнях, да? Ха-ха-ха!
— Я знаю толк.
— Но ты не знаешь толка в амулетах, Пантеомон!
— Но ведь…
— Саамарит — это не камень, мой скудный разумом друг.
— Как?
— «Жало Хрустального змея» скорее всего нужно Видящему магу. Чтобы открыть дверь, за которой и хранится Саамарит.
— Где дверь? Как он собирается ее открыть?
— Мне кажется, ты зря ешь хлеб, Пантеомон. — Советник Императора вновь потянулся к блюду, но на этот раз он взял большой сочный гранат с тонкой шкуркой. — Я хочу узнать ответы на эти вопросы от тебя. Именно для этого ты находишься в стане нашего врага.
— Ты узнаешь все, мой господин.
— Я надеюсь. Мне хочется, чтобы ты жил долго. А это возможно, если ты не будешь испытывать мое знаменитое долготерпение.
Картанаг улыбнулся и надкусил гранат, не снимая шкурки. Красный сок заструился по его подбородку.
Раомон, он же Пантеомон, ощутил, как в нем рождается отвращение. Больше всего ему хотелось сейчас познать вкус предательства.
АТЛАНТИДА. ПРИХОДЯЩИЕ
Вот уже пятый день прошел после возвращения в Перполис. И все это время Хакмас провел в самом отдаленном, тесном и холодном помещении своего замка. Стены поросли мхом, с потолка сочилась вода. Но это меньше всего волновало Видящего мага. Материальный мир отошел для него на второй план.
Хакмас сидел в центре круга, образованного шестнадцатью перенесенными сюда из лаборатории магическими зеркалами. Его душа бродила в Великой Пустоте. Начинающие маги и просто любопытствующие, пытающиеся наскоком познать Вселенную и научившиеся с помощью отлаженных приемов выходить в иные круги бытия, считают, что Великая Пустота действительно пуста, равнодушна. Недоучки думают, что души стремятся слиться с Великой Пустотой, раствориться в ней — это и есть конечная цель перевоплощений. Но Хакмас не принадлежал к самоучкам. Он был Видящий маг, проникший достаточно глубоко в суть вещей, познавший то, чего не пишут в старинных трактатах и магических свитках — то, что каждый, наделенный силой и видением, решает для себя сам. Великая Пустота для него была полна неуемных, не поддающихся осознанию Великих Сил, она была полна разума и воли. Она была фейерверком, состоящим из мириадов и мириадов пылающих огоньков — скитающихся душ, цель которых — вовсе не слияние, с пустотой, а совершенствование, углубление сути вещей. Душа — созидатель, вечно работающий над совершенствованием сущего, — вот основа Великой Пустоты. И пусть спорят иные мудрецы — но так было, есть и будет.
Но не все более глубокое проникновение в суть вещей интересовало сейчас Видящего мага. Он находился здесь в кругу магических зеркал с определенной целью, которой собрался достичь, чего бы это ни стоило. Он раз за разом повторял свой Зов и надеялся, что тот будет услышан и принят.
Настала пора, когда на Зов должны откликнуться. Они обязаны прийти!..
Тело Хакмаса не двигалось. Даже дыхание, казалось, исчезло. С трудом можно было различить биение сердца — не больше одного удара в минуту. Он мог сидеть так долго, не нуждаясь ни в пище, ни в воде. Тело мага замерло. Дух мага замер. Только того, кто похож на ледяную глыбу, кто отвлекся и от суеты материального мира, и от бушующего пламени Великой Пустоты, посещают Приходящие.