Ночь с Каменным Гостем
Шрифт:
– Костя! – кричала она, заливаясь слезами. – Но дети ни в чем не виноваты! Оставь их!
Папенька, швырнув ремень на пол, выложенный драгоценным паркетом, хмыкнул и вышел прочь – в тот же день и мадемуазель, и мисс в срочном порядке навсегда покинули Валуево. Мы с Николя тихо переговаривались по-английски, когда папенька вернулся. Услышав это, он очень спокойным, но от того еще более ужасным тоном сказал:
– Я не потерплю, чтобы мои отпрыски говорили по-русски с акцентом! Если через месяц не научитесь родному языку в совершенстве, тогда…
Он поднял ремень, и мы с братом, дико вопя, бросились в свои комнаты.
В начале лета мы уезжали в Крым – там в нашем распоряжении было два дворца, выстроенных покойным дедом. Один из них, в мавританском стиле, превосходил по размерам и роскоши внутреннего убранства Ливадийский, а в другом, совсем небольшом, притулившемся на вершине скалы, о подножие которой бились волны Черного моря, обитало привидение – дух нашей дальней родственницы, бросившейся в пучину из-за несчастной любви.
За границу мы выезжали редко, маменька и папенька говорили, что, пока мы не объедем все наши владения в России, нечего соваться за рубеж. Однако в середине жаркого лета 1910 года мы отправились в Париж, откуда двухцветный «L’Express Adriatique» унес нас в Герцословакию, на входивший в моду курорт Варжовцы. Я великолепно помню, как поразили меня длиннющий пляж, буйная растительность и роскошь супердорогого отеля, где наше семейство снимало целый этаж.
…Мы прогуливались по набережной, когда впереди раздались зычные крики: возникли усатые гренадеры в старинных гусарских мундирах и с саблями наголо, отдыхающие расступились, по толпе пролетели волшебные слова: «Krul przhescal!» – «Король приехал!»
Для всех это было волнительное зрелище – несмотря на то, что в Варжовцах принимали воздушные ванны и лечились минеральными водами самые богатые и знатные особы со всей Европы, только очень немногим из них был открыт доступ к венценосным особам. Для меня же это было рутиной – я хорошо знала дочерей императора Николая, которых, пренебрегая этикетом, именовала по имени и на «ты». Мы часто навещали Романовых во время отдыха в Крыму – государя я называла «oncle Nicky» [14] , а государыню «tante Alix» [15] .
14
Дядя Никки (фр.-англ.)
15
Тетя Аликс (фр.-англ.)
Я зевнула, Николя подмигнул мне, по выложенной мраморными плитами набережной шествовал невысокий щуплый военный в форме песочного цвета и фуражке набекрень. Он смешно подпрыгивал, словно ему терли сапоги, небольшая бородка с проседью топорщилась, а глаза гневно сверкали, как будто он был чем-то расстроен. Этот невзрачный господин, более походивший на проигравшегося в пух и прах поручика, и был королем Герцословакии Павлом IV – несколько лет спустя, незадолго до начала войны, он стал жертвой анархиста, смертельно его ранившего.
Короля сопровождала высокая дама, облаченная во все нежно-розовое. С кислым выражением лица, презрительно оглядывая собравшихся, приседающих
в реверансе, сия особа шла чуть впереди мужа-короля. Я лицезрела королеву Милицу, которая, по слухам, колотила супруга и принимала за него все политические решения. За ними покорно следовал мальчик одного со мной возраста в форме адмирала – золотой кортик колотился по бедру, а по личику текли струи пота. То был наследник престола Кароль.– Боже мой, – проронила матушка, покорно склоняясь перед королевской четой, – Костя, я бы могла быть рядом с ним! Папенька желал, чтобы я стала его женой! Как мне повезло, что я встретила тебя!
Мы с Николя громко расхохотались, чем привлекли внимание не только собравшейся публики, но и королевской четы. Милица, вышагивая, как прилежный солдат на плацу, подошла к нам, с треском сложила огромный розовый зонтик, который до этого гордо реял над ее плоской, как блин, шляпой, и на отвратительном французском с сильным немецким акцентом (она была родом из Германии) сказала, обращаясь к моей матушке:
– Мадам, вы должны лучше воспитывать своих отпрысков!
Я ловила на себе сочувствующие взгляды людей – судя по всему, пока король с королевой пребывали в Варжовцах, все отдыхающие были вынуждены мириться с трудностями.
– Мы и так хорошо воспитаны, – заявил мой братец, который никогда не лез за словом в карман. Подумав, Николя добавил наглым тоном: – Мадам…
Милица, уже поворотившаяся к нам пышным задом, украшенным гигантским бантом, медленно вернулась в исходную позицию. Ее и без того похожее на маску лицо напряглось, глазки превратились в щелочки, на бледных щеках заиграл чахоточный румянец. В молодости Милица считалась одной из самых красивых дам Старого Света, однако в тот момент ей было за сорок, и время не пощадило королеву.
– Что ты сказал? – прошипела она и ткнула Николя в грудь острым концом зонтика. – Наглый мальчишка, как ты смеешь! Павел!
Король, подобно собачонке, прибежал на ее зов. Я рассмотрела герцословацкого властителя вблизи – ему было лет сорок пять или чуть больше, но выглядел он дряхлым стариком: морщинистые мешки под глазами, покрытый красными прожилками нос, трясущиеся синеватые губы. О Павле шептались, что, доведенный до отчаяния несносным характером Милицы, он хорошо закладывает за воротник.
– Дорогая, – произнес скороговоркой король, оттаскивая супругу от Николя, – нам пора. Не надо скандала, прошу тебя! Чего ты привязалась к ребенку, об этом завтра напишут во всех газетах Европы! Милица, – застонал король Павел, – мы же пытаемся превратить Варжовцы в Ривьеру, а после твоей дикой выходки никто больше не захочет сюда приезжать! И тогда у нас не будет денег на твои наряды!
Папенька, набрав в легкие воздуха, открыл рот, чтобы ответить на вопрос королевы, но его опередила maman. С легкой улыбкой она сказала, обращаясь к Павлу:
– Ваше величество, а вы изменились за прошедшие годы.
– Что? – остолбенела Милица. – Павел, это что, твоя пассия? Не потерплю, всех в тюрьму, а завтра на эшафот!
Король, как будто не заметив нелепой реплики супруги, спросил у матушки:
– Мадам, я имею честь знать вас? К сожалению, не припомню, в последнее время память стала подводить меня…
– Ваше величество, я едва не стала вашей женой, – продолжала матушка.
Король повел бровями, задумался, морщины избороздили его лицо, и он воскликнул: