Ночь упавшей звезды

– - Верю. Просто ты ничего один не сможешь. А если кому-то расскажешь, то они все равно не смогут, а...
– - Темулли обиженно посмотрела на Одрина, -- а меня повесят.

– - Хм...
– - задумчиво протянул мевретт, не спеша листая страницы.
– - И кто же это, интересно, будет тебя вешать, а, Тему? Лично в мои планы на ближайшую неделю казни юных дев не входили... Знаешь что?
– - он отложил в сторону Книгу и повернулся к девочке.
– - Давай я тебе сейчас расскажу, как все было на самом деле, а ты, если что, меня поправишь.

Зеленоволосая недоверчиво фыркнула:

– - Ну, вам-то откуда знать?

– - А я догадался. Знаешь, какой я мудрый? Целых две с половиной тысячи лет живу на свете. Твою маму схватили, так? И попросили тебя и папу идти в Дальнолесье. А тебя лично заставили делать что-то такое, о чем ты боишься рассказать, верно?

Девочка осторожно кивнула, а Одрин продолжил, положив руку ей на плечо:

– - Но ты не бойся. Я ведь твой друг, а друзьям можно довериться. Вон, и Люб -- тоже твой друг. А целых два друга -- это великая сила, знаешь ли... Такая сила и реки повернуть может.

Тут мевретт вспомнил о затоплении Нор-Гейта и слегка смешался.

Темулли же некоторое время смотрела на Мадре большими глазами, а потом разрыдалась, ткнувшись лбом ему в колени.

– - Не плачь, Тему, -- Одрин вздохнул и порывисто притянул девочку к себе.
– - Ты знаешь, где находится твоя мама?

– - В Сатвере... Только...
– - зеленоволосая, не поднимая головы, наощупь достала из поясной сумочки сложенную вчетверо бумагу и дрожащей рукой протянула мевретту.
– - Я же теперь предатель...

– - Что это? Письмо?
– - Одрин удивленно покрутил в руках изрядно измочаленный листок. Ухмыльнулся, представив судьбу, приведшую его к такому печальному состоянию, и начал не спеша читать.

– - Кстати, Тему, у тебя вот руна "гис" не в ту сторону смотрит, -- он постучал пальцем по бумаге.

– - Угу...
– - страдальчески согласилась Темулли, лба от его коленей, впрочем, не отрывая.

– - Я полагаю, что ответа от тебя пришлось дожидаться долго...
– - Одрин, послюнявив палец, безуспешно попытался прилепить обратно отмочаленный уголок.
– - Кому ты должна была это отправить? И куда?

– - Летавкой в Сатвер. Давнему в черном.

– - Что за Давний в черном?
– - нахмурился Мадре.
– - Можешь его описать?

Темулли наконец подняла голову и вытерла ладошкой покрасневшие глаза.

– - Могу. Высокий, худой, волосы седые... Я плохо рассмотрела, потому что боялась, и было темно. И еще -- у него такой серп, -- девочка с трудом сглотнула и поводила пальцем по своему плечу, -- красный на белом.

Люб поерзал, нахмурился и снова потянул подругу за рукав:

– - Скажи... Это было твое первое письмо?

На его сморщенной мордашке явно читалась желание верить, что Давние ни о чем не знают. Что это письмо -- единственное, и других не отправлялось.

Девочка молча кивнула и начала смущенно теребить зеленую косу.

– - Ну, так значит всё в порядке! Чего тут волноваться?
– - конопатый облегченно вздохнул и разулыбался, ткнув пальцем в бумагу, которую все еще держал Мадре.
– - Письмо -- вот оно. Никто никому не доносил!..

Одрин вынырнул из задумчивости и повернулся к девочке:

– - А ты знаешь, где именно в Сатвере находится твоя мама? Как ее зовут? И еще, опиши, пожалуйста, как она выглядит.

– - Она красивая, -- вздохнула Тему и, словно солнечный луч, по заплаканному лицу ее промелькнула улыбка.

– - Волосы зеленые, как у меня. И коса до пояса. Зовут Бригида. А находится в тюрьме... Туда еще нужно спускаться по лестнице, -- Темулли снова помрачнела и заговорила медленно, словно постепенно вспоминая подробности страшной картины.
– - Все время вниз и вниз, а стены под рукой холодные и сырые... И еще там дышать тяжело, потому что давит. Вот сюда, -- девочка прижала к груди сжатый добела кулачок.

Одрин уставился на пылинки, кружащие в пропитанном светом воздухе.

Сатверская тюрьма. Значит, все пути сейчас ведут туда. Комтур Олав Эйнар -- ведь, похоже, что именно его описала Темулли; собственный сын Торус, -- с кем еще им предстоит встретиться? И какой итог будет у этой встречи? Какова нынче цена свободы и любви?

Мевретт ухватился рукой за угрожающе скрипнувший шкаф и осторожно поднялся. Держась за плечо споро подскочившего Люба, добрел до окна и, толкнув, распахнул рамы настежь. Подняв руку к груди, потянул за серебряную цепочку на шее. Звенья холодной змейкой побежали по коже, и он вспомнил, что манок оставил Триллве.

– - Люб...
– - Мадре повернулся к мальчику.
– - А у тебя есть летавка?

– - Ну...
– - протянул Люб, а потом решительно кивнул.
– - Меня отцовская знает, если нужно.

– - Нужно, -- мевретт сжал худенькое мальчишеское плечо.
– - Нужно будет отправить письмо мевретту Сианну. Тему, -- Одрин повернулся к девочке и кивнул в противоположный угол библиотеки, -- там на столе бумага и карандаш. Принеси, пожалуйста, мне идти долго.

Девочка вскочила и, закинув зеленую косицу за спину, побежала за письменным прибором.

– - Господин мевретт, а хуже не будет? Я боюсь!
– - донесся с другого конца комнаты ее пронзительный голосок.

Одрин разом обрадовался и поморщился тому, что Тему постепенно приходит в себя, и крикнул в ответ:

– - Не бойся!

А потом буркнул себе под нос:

– - Хуже уже просто быть не может...

Вздохнул и посмотрел на Люба:

– - Ты хорошо Сианна помнишь? Я имею в виду, внешний вид?

– - Высокий, черноволосый, зеленоглазый, рядом всё время таскается этот... Себастьян Лери, -- вытянувшись в струнку, отчеканил рыжий. Мевретт удовлетворенно кивнул и, пристроившись на подоконнике, начал набрасывать Алиелору записку с описанием матери Темулли. Просил осторожно выведать, жива ли. Хотя, откровенно говоря, сам сильно в этом сомневался. Он через плечо покосился на мордашку Тему, освещенную надеждой, и вздохнул, мысленно пообещав в случае чего взять девочку под свою опеку. Следом написал элвилинской разведке в Сатвере, повторив приказ, и повернулся к Любу:

– - Зови свою птицу...

– - Ага...
– - рыжий подскочил к окну и, высунувшись, высоко и коротко свистнул. Через секунду весьма упитанная пестрая летавка уже переступала лапками по его голове. Пичуга важно раздувала перышки, глубокомысленно чирикала и вообще делала вид, что всю жизнь провела в этом патлатом гнезде.

Темулли заулыбалась и почесала птице горлышко.

Одрин тоже поднес руку к Любовой макушке. Летавка неодобрительно покосилась на мевретта, подумала, и, переваливаясь, важно перешла ему на предплечье. Мадре приладил письмо к лапке и передал птицу в руки хозяину: