Ночь в тоскливом октябре

— Возможно, так будет разумно. Чисто на всякий случай.

Нахмурившись, она спросила:

— Что-то происходит, о чем я не знаю?

— Да ты же сама это изначально предложила! Не встречаться лично, пока наши лица не заживут. Помнишь свою записку?

Она кивнула, но выглядела не очень довольной.

— И мы еще вчера это с тобой обсуждали по телефону.

— Я помню, — сказала она.

— Я думал, мы договорились, что не будем нигде появляться вместе, ну… не знаю, несколько дней.

— Наверное, так, — призналась Айлин.

— Значит, осталось только дождаться понедельника, и…

— Не показываться никому вместе — не значит, что нельзя быть вместе. Мы ведь можем встречаться, никому не попадаясь на глаза, правда? Кому это может повредить?

Моим шансам побыть с Кейси этой ночью.

Осознав, что оказался на тонком льду, я сказал:

— Ты права, — и попытался изобразить радость. — Главное, чтобы нас не видели вместе. Ну так что, давай тогда позже встретимся у меня дома?

— Что-то ты не очень уверен.

— Да нет, я уверен. Конечно! Будет здорово. Придется, правда, никуда не выходить, но…

— Без проблем, — она словно расцветала на глазах. — Давай так поступим: я все принесу. Напитки, еду. Тебе ничего не придется делать, просто сиди дома и жди меня.

— Отлично! — сказал я.

— Во сколько зайти?

Чем раньше, тем лучше.

— Давай, может, в пять?

— Договорились. Тогда до встречи! — улыбнувшись, она развернулась на месте и зашагала прочь по тротуару. Я поглядел вслед, наблюдая, как ее волосы и юбка трепещут на сильном ветру.

Я пробормотал:

— Ну супер…

Глава 44

Киркус перехватил меня напротив студенческого союза. Подняв руку, он окликнул:

— Мое почтение, Эдуардо!

«Помяни черта…» — подумал я.

Однако, я не был удивлен увидеть его. Как и я, он должен был присутствовать на семинаре по Литературе Романтизма у доктора Трюмана в восемь часов. Весьма часто, как раз по пути туда он меня и встречал, внезапно выскакивая из дверей или из-за какого-то дерева, словно поджидал там в засаде.

— Здорово, Руди! — отозвался я.

Он пошел ко мне широченными шагами, покачиваясь на мысках. На шее у него красовался галстук-аскот танжеринового цвета. Он был одет в свой обычный вельветовый пиджак, голубую рубашку и джинсы. В то время, как почти все в университете носили книги в наплечных сумках или рюкзаках, пижон Киркус таскал с собой большой кожаный портфель.

Я не видел его с того самого вечера в среду, но успел с тех пор наговорить про него много плохого, и совсем недавно… причем и перед Кейси, и перед Айлин. Он, конечно, об этом знать не мог. Но я все равно чувствовал себя слегка виноватым.

— Как дела? — спросил я, когда он меня нагнал.

— Тип-топ, старичок.

— Рад слышать. Не было проблем с хулиганами в среду вечером?

На мгновение, он словно опешил. Неужели успел забыть о том происшествии? Но прежде, чем я успел сокрушиться, что зря ему напомнил, он запрокинул голову и сказал:

— А! Совершенно никаких. Скажу более, я ни сном, ни духом не видел тех юных наглецов. Я в некотором роде надеялся вернуть Айлин ее блузку, но они, должно быть, уже скрылись с трофеем, сделав свое грязное дело, — он был заметно доволен таким, весьма остроумным, по его мнению, выбором фразы. — А как поживает прекрасная Айлин? — спросил он.

— Прекрасно.

Он снисходительно закатил глаза — видимо, крайне низко оценив мою способность каламбурить.

— Ей уже лучше, — добавил я.

— Выглядела так, будто ей досталась преизрядная взбучка.

— Ей очень стыдно из-за всего произошедшего.

— Вот как? Ей стыдно? Но если меня не подводит память, это ты был без полного облачения в тот вечер.

— Верно. Но уже к моменту, когда ты нас увидел.

— Ах да, конечно же. Ты одолжил часть своего наряда даме, попавшей в беду. Рыцарственный жест, не правда ли?

— Я просто не мог позволить ей идти по улице полуголой, — сказал я. Обсуждение этой темы с Киркусом вызывало у меня сильный дискомфорт, но в моей голове уже созревал определенный план. — Когда эти уроды сорвали с нее блузку, она была… короче, она осталась без ничего сверху.

— Хмм, так наша красавица предпочитает не носить под одеждой ничего лишнего?

Кивнув, я сказал:

— Там было, наверное, шесть или семь пацанов, которые увидели ее… ну…

— Ее драгоценные сисечки.

— Слушай, я вообще не должен был тебе это рассказывать.

— О, пожалуйста, продолжай. Я весь внимание.

— Они ее еще и трогали. Некоторые из них… ну, короче… облапали ее.

— Ох, святые угодники! Это было до или после того, как они помочились на ее волосы?

Я уже забыл об этой выдумке Айлин.

— До, — сказал я, и покачав головой, продолжил: — Ей очень, очень стыдно за весь этот неприятный эпизод. Она не хочет, чтобы кто-либо вообще об этом знал. Если люди услышат про что-то подобное, они начнут это себе воображать в голове. И будут рассказывать — это неизбежно. Довольно скоро, при виде Айлин все будут представлять ее с голой грудью, и как хулиганы ее лапают, ссут на нее, и всякое такое.

— Сие несомненно, — он улыбнулся. — Я сам представляю себе это прямо сейчас.

Может, не такой уж он и гей.

Я сказал:

— Айлин определенно не хочет, чтобы весь университет ее в таком виде воображал.

— Не сомневаюсь.

— Так что не мог бы ты просто забыть, что нас видел?

— Никак невозможно, дражайший мой приятель, забыть столь редкое и восхитительное зрелище.

Восхитительное зрелище? Это он про меня без рубашки?

— Хорошо, — сказал я. — Не обязательно прямо забывать. Но можешь просто держать это при себе? Мы с Айлин были бы тебе очень благодарны.

Уголки рта Киркуса приподнялись, а глаза заблестели.

— Молчок, могила. Можешь на меня положиться, старина. — с этими словами он плотно сжал губы и запер их невидимым ключом. Потом швырнул воображаемый ключ через плечо и отряхнул руки.

— Спасибо, — сказал я.

— Пожалуйста, не стоит благодарности.

— И если увидишь Айлин — не вздумай ляпнуть, что мы об этом говорили, ладно? Она очень расстроится, если узнает, что я тебе проболтался.