Ночи и рассветы
Шрифт:
Мысль о Каире овладела Космасом всецело. Теперь он только и жил этой мечтой. Уехать в Каир — вот выход из положения! Нельзя же вечно отсиживаться в изюмной лавочке Исидора в такое страшное для страны время! Бог знает, как долго это может протянуться: немцы запретили передвижение по стране всем, кроме спекулянтов, и Космас не мог вернуться к себе на родину, в провинцию. Да и что бы он стал там делать?
С каждым днем Космас укреплялся в своем желании уехать в Каир вместе с Крисом. Во время отступления 1941 года греческие корабли укрылись в каирском порту, там же собрались и остатки разбитого войска, и всю зиму в Каир уезжали греки:
— Поедем, — говорил Крис. — Только нужно найти верных людей, связаться с ними, и тогда поедем.
Ночи напролет они строили планы.
— В городе есть люди, которые организовали ваш побег, — говорил Космас. — Значит, нужно их найти. Это сейчас самое верное.
— Но и самое трудное, — возразил Крис. — Связь с ними держал мой товарищ. А где его теперь найдешь? Легче будет связаться с какой-нибудь подпольной организацией.
О националистической организации Крис не хотел даже слышать. Космас рассказал ему об их собраниях, о вечерах в доме Кацотакиса, а когда он дошел до появления немцев, устроивших облаву на англичан, Крис вспыхнул:
— Эти националисты теперь способны на все. Они не хотят помогать союзникам и выжидают, на чью сторону склонятся весы.
— Но они сколачивают организацию!
— Ими руководит ненависть к ЭАМ. Она движет всеми их поступками. Не знаю, что они будут делать завтра, но сегодня они вредят.
— А ЭАМ, Крис?
— Кто знает, что из этого выйдет?.. Но сейчас это единственная организация, на которую можно положиться.
Пребывание Криса в комнате Космаса становилось день ото дня все более опасным.
На днях Анастасис увидел, как Космас покупал хлеб на площади.
— Ты же раньше никогда ничего не покупал, — изумился Анастасис. — Тебе хватало карточки. Какого черта, или аппетит у тебя сейчас вырос вдвое?
В другой раз Исидор задержался в магазине. Опасаясь, что не успеет добраться домой раньше двенадцати, он хотел переночевать у Космаса. К счастью, все обошлось: позвонили Феодосису, и он отвез Исидора на машине.
Необходимо было подыскать для Криса другое убежище. Как-то вечером в магазин заглянул Андрикос. Это и решило дело. Крис согласился переехать. Он был не на шутку встревожен рассказом Космаса, да и вообще в любом случае было благоразумнее устроиться подальше от этого района. Андрикосу Космас сказал, что Крис провинциал, у которого еще не выправлены нужные документы. Через несколько дней дело с его бумагами уладится, и он уедет.
Космас купил Крису шляпу, пиджак, бритвенный прибор, носки, рубашку и две смены белья. И воскресным вечером, одевшись во все новое, Крис вышел из дома Кацотакиса.
На углу его ждал Андрикос с бидоном в руках.
Крис подхватил ручку бидона, и они стали подниматься к улице Афины.
XI
Каждый вечер, когда работа в магазине шла на убыль, Манолакис выносил на тротуар стул и раскладывал на нем свой товар — табак, курительную бумагу и сигары.
Сигары он делал толстые, свернутые на константинопольский манер. Исидор не только бойкотировал его товар, но и отваживал других покупателей. Стоило кому-нибудь подойти к стулу Манолакиса, как
Исидор кричал:— Не лучше ли тебе, милейший, пойти за сигарами на площадь? Ведь этот негодяй продает константинопольский навоз?!
Сам Исидор не курил. Но когда мимо проходил бродячий продавец сигар, он зазывал его и покупал парочку сигар только для того, чтобы позлить Манолакиса. И все время жаловался, что заработает туберкулез от той пакости, которую ему подсовывает под видом сигар Манолакис.
— Шейлок! — кричал он на Манолакиса. — Забирает себе наши трудовые гроши, и ему наплевать, что мы зарабатываем туберкулез горла!
Однажды у продавца сигар, которого зазвал Исидор, товар оказался точь-в-точь такой же, как у Манолакиса. Манолакис сразу догадался, из каких краев его соперник. Он посмотрел на него большими кроткими глазами и спросил:
— Ты не из Константинополя, сынок?
— Из Константинополя, отец. — Продавец был лет на тридцать моложе своего собеседника.
— А откуда?
— Из Таксими{ [46] }.
— Из Таксими! — как угасающее эхо, прозвучал голос старика. — А когда ты приехал в Грецию, сын мой?
— Да будет проклят тот день! Перед войной.
— А где ваш дом в Таксими? Где вы жили?
— На Агией Триаде.
— Господи боже мой! А как твоя фамилия?
— Арампадзис.
— А кто твой отец? Аристидис?
— Аристидис.
— На все твоя воля, господи! До чего мы докатились! Сын Аристидиса продает сигары! А жив твой отец?
46
Аристократический район Константинополя.
— Жив!
— Слава тебе, господи, ведь он мой лучший друг!
— Распутничали небось вместе! — снова выкрикнул Исидор.
Манолакис впал в глубокую меланхолию.
— А вы, хозяин, если позволите задать вопрос, вы тоже из Константинополя? — в свою очередь поинтересовался Арампадзис.
— Это Стависский! — крикнул из магазина Исидор. — Он надул всю Бельгию! Другого такого мошенника свет еще не знал.
Манолакис бросил на Исидора взгляд, просивший о пощаде. Потом ответил Арампадзису:
— Из Константинополя, сынок.
— А откуда именно?
— Лучше не спрашивай. И ты не узнаёшь меня, сынок?
— Нет, — ответил тот.
— Я господин Паридис!
— Боже мой! Господин Эммануил!
Арампадзис опустил на землю лоток с сигарами и кинулся на шею Манолакису. Глаза старика заслезились.
— До чего мы докатились! — вздохнул Арампадзис. — Господин Эммануил торгует сигарами…
Голос старика дрогнул:
— Где теперь твой отец, дитя мое?
— Здесь, господин Эммануил. И лучше не спрашивайте, что с ним. Вот уже год, как он не встает с постели. Лежит и делает для меня сигары.
Земляки сели на тротуар и отдались воспоминаниям. В воображении они перенеслись в турецкие и греческие кварталы Константинополя, потом со вздохами и стенаниями начали обсуждать горестное настоящее:
— Сын Аристидиса продает сигары!
— Господин Эммануил! Господи, сжалься надо мной…
Беседа получила неожиданную развязку. Коллеги поделили сферы влияния: площадь Героев с прилегающими к ней улицами отходила в безраздельное пользование господину Эммануилу, вся остальная территория — фирме «Арампадзис».