Ночи и рассветы
Шрифт:
Когда после обеда Тенис зашел в магазин, Космас был один. На этот раз Тенис был в черном костюме, в шляпе и очках. Он вошел и, не говоря ни слова, сел за стол напротив Космаса — выглядело это очень театрально.
— Так ты и есть Космас? — проговорил он и загадочно улыбнулся.
— Да, я! А кто вы?
Тенис предпочел сохранять инкогнито.
— Некто! — ответил он таинственно и, нагнувшись к Космасу, тихо спросил: — Здесь можно говорить без опаски?
— Нет, нельзя. С минуты на минуту вернутся хозяева, и боюсь, что они не будут в восторге от встречи с тобой.
— Тогда
— Ничего я не понял.
Очевидно, встреча с Янной имела продолжение. Заметив незнакомого человека, расхаживающего около магазина, Космас догадался, что визит «к портнихе» не прошел бесследно. Старуха наверняка забила тревогу. И Тенис, по всей вероятности, был послан на разведку. Но Космас решил не вступать в беседу до тех пор, пока Тенис не откроет своего инкогнито.
— Ничего я не понял, — повторил он. — Приходит какой-то человек, назначает мне свидание на площади Кумудуроса. Откуда мне знать, кто ты такой и что это за свидание?
— К чему лишние слова? Несколько дней назад ты встретился с нашей общей знакомой Янной. Так?
— Да, так. И что из этого следует?
— Ты что-то хотел ей сказать.
— Хотел.
— Ну… вот и говори.
— Что значит «говори»? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и есть Янна?
Тенис рассмеялся.
— Ну и колючий ты, Космас!
— Да ты сам посуди, что получается. Ты мое имя знаешь, а я твоего не знаю.
— Да брось притворяться! — вспылил Тенис. — Ты что, не узнал меня? Какой же ты пелопоннесец после этого? Я Тенис!
Теперь засмеялся Космас.
— Да я сразу тебя узнал. Но на кой черт тебе понадобилась вся эта конспирация?
Они договорились встретиться вечером на площади.
Тенис пришел точно в назначенное время. Но сразу приступить к разговору им не удалось: Тенис долго озирался по сторонам, приглядывался к прохожим, к посетителям открытого кафе. Наконец он сам выбрал уединенную скамейку, и они сели.
Космас рассказал об англичанине, сообщив все, кроме его местопребывания.
— Я должен сначала договориться с ним, — сказал Космас. — Без его согласия я ничего предпринимать не могу. Я обещал ему это.
— Если ты нам не доверяешь…
— Я доверяю. Но речь идет не обо мне. Распоряжаться жизнью другого человека я не имею права.
— Поверь, он не подвергается никакой опасности. Наоборот. Мы поможем ему уехать.
— Вы можете его переправить в Каир?
— Думаю, что сможем. Так или иначе, у нас есть больше возможностей оказать ему помощь, чем у тебя.
Тенису необходимо было информировать свою организацию и получить указания. Они условились встретиться на другой день вечером на площади Конституции.
— Есть еще одно обстоятельство, о котором я хочу тебе сообщить, — сказал Космас, когда они прощались. — Англичанин обещал взять меня с собой.
— Куда? В Каир?
— Да, в Каир.
— Вот как? — Тенис улыбнулся. — Значит, ты решил дезертировать?
— Почему дезертировать? Зачем ты так говоришь?
Они поднимались
по улице Эврипида.— Ну, а как иначе я могу это назвать? Когда человек бежит с фронта, его называют дезертиром.
— Я бегу не с фронта, а на фронт.
— Странное у тебя представление о фронте! И что ты собираешься делать в Каире?
— Пойду добровольцем в армию. Ты считаешь, что это дезертирство? Там люди сражаются, а не сидят сложа руки. Где греческая армия? Там! Где авиация? Там! А что меня ждет здесь? Изюмная лавка? Ты мне это советуешь?
Космас разгорячился, Тенис спокойно остановил его:
— Если тебя интересует мое мнение, это самое настоящее дезертирство.
Они остановились на перекрестке улиц Менандра и Эврипида. Тенис взял Космаса за руку.
— Фронт, Космас, сейчас очень расширился. Враг повсюду. И самый страшный враг в нас самих. Если хочешь знать, добрая половина тех, кто уезжает из Греции в Каир, авантюристы, а остальные настоящие дезертиры. Встречаются, конечно, среди них и патриоты, которые на самом деле едут воевать. Но они, сами того не понимая, покидают важнейший участок фронта.
— О каком фронте ты говоришь?
— О самом важном. О том, который решает все. Лондон и Каир не спасут положения. Главная задача — бороться за душу народа, не допустить, чтобы ее растлили. Если мы потерпим поражение в этом, все кончено и для каждого из нас, и для всей нации в целом. Если сам народ не встанет на борьбу за свою свободу, он погиб. Если, дорогой Космас…
Тенис мог говорить часами.
И Космас внимательно слушал этот сухой, суровый, фанатичный монолог. И позже, оставшись один, он продолжал думать об этом разговоре. И не мог не признать, что Тенис рассказал ему о таких вещах, о которых он если и задумывался, то понять их истинное значение так и не сумел.
XIII
На другой день было воскресенье. Утром Космас направился к Андрикосу, чтобы повидаться с Крисом. Англичанин согласился связаться с организациями ЭАМ.
Возвращаясь домой, Космас пошел через площадь Конституции. Площадь бурлила. Со всех улиц сюда стекались потоки людей. Из ворот дворца выходили отряды полиции и жандармерии. Космас на какое-то мгновение оказался в колонне демонстрантов, но тотчас же выбрался на тротуар. Из колонны, спускавшейся с улицы Стадиу, ему крикнули:
— Ну куда же ты? Вперед, давай вперед!
Нахлынувшая людская волна увлекла Космаса с собой. Рядом он увидел женщину с огромным плакатом в руке. Красные буквы гласили: «Мы не хотим умирать!», «Хлеб народу!» Сзади подходили и подходили все новые колонны демонстрантов. И все несли лозунги: «Долой правительство предателей!», «Мы требуем увеличения зарплаты!», «Да здравствует нация!»
Космас снова выбрался на тротуар. Асфальт был усыпан прокламациями. Космас поднял одну из них: «Если мы не будем бороться как герои, гунны и предатели уничтожат нашу страну, наш народ». Попадались и совсем маленькие листки: «В руках народа — спасение родины. Народные столовые! Увеличение хлебного пайка до 100 граммов. Ни зерна оккупантам и квислинговцам!»