Ночи и рассветы

Друзья, мы любим Вакха, Ведь все мы удальцы…

— Слышишь? — сказал Георгис. — Это Фотис, парикмахер. Поет — словно кудри вьет, дьявол!

Космас засмеялся. Фотис возглавлял одну из троек. И связь с ним держал Космас. В последнее время Фотис все порывался посвятить Космаса в какой-то важный вопрос, но долго не решался. Наконец, когда они остались в парикмахерской с глазу на глаз, Фотис открылся: он собирался жениться и хотел посоветоваться об этом с руководством.

— Не нравится мне эта затея с хором, — сказал Космас Георгису. — От нее больше вреда, чем пользы. Ведь так мы сами извещаем о себе немцев!

— Нет, ты неправ. На том конце улицы живет одна наша девушка. Молодежь сейчас у нее во дворе и оттуда следит за улицей. Ты прислушайся к тому, что они поют. Если кантаты, значит, все спокойно. Если заведут «Дунайские волны», надо бежать. Вот тогда бросай кисти, краски и мчись… Но в такую ночь вряд ли сюда кто явится. Видишь, тьма какая стоит! Когда будешь писать, дай сперва глазу пообвыкнуть, потом определи размеры букв и смотри, чтобы места хватило, чтобы буквы были ровные, одна к одной. И не делай их слишком строгими: к одной хвостик приделай, к другой завитушку. Каллиграфия, брат, великое дело!

Он говорил о лозунгах так, будто разглагольствовал в кафе за стойкой о секретах своего кулинарного искусства.

— И не забудь, Космас, про восклицательные знаки. Лозунг без восклицательного знака все равно что человек без головы. Сделай его покрупнее, чтобы он сам за себя говорил и останавливал прохожих. Внизу ставь подпись — ЭАМ. Каждую букву пиши отдельно, но точками не разделяй.

— А не нарисовать ли снизу серп с молотом? — поддразнил его Космас.

— Ты этим не шути. Знаешь, какого маху я дал однажды? Написал лозунг, красиво написал, картина да и только: «Патриот, кто бы ты ни был, вступай в ЭАМ!» — а внизу — и что только на меня нашло? — здоровенный серп и молот. Ну, и поплатился, конечно, заработал строгий выговор с предупреждением.

Они подошли к своим. От хора отделились две девушки. Одну из них Космас знал: она работала на фабрике, месяц назад немцы убили ее брата.

Вслед за девушками подошел аккордеонист. Он объявил о небольшом изменении в программе. Если появятся немцы или асфалия, он будет играть не «Дунайские волны», а коляду:

Христа крестят сегодня На святой реке…

— Хорошо, — сразу согласился Георгис. — Что ж, восславим господа, восславим его во имя нашего дела.

Работница ушла вместе с Георгисом. Другая, маленькая толстушка, сказала Космасу:

— Пойдем, товарищ.

Они перешли на другую сторону улицы и остановились перед каменным забором. Стена была уже выбелена.

— Пока вас не было, — объяснила девушка, — я принесла извести и побелила. Еще не высохло. Что будем писать?

Космас измерил взглядом длину стены и выбрал подходящий по размеру лозунг. Он окунул кисть в банку, которую держала девушка, быстро вынул ее, несколько раз повернул в воздухе, чтобы не стекала краска, и сделал первый мазок. Но вместо твердой линии на стене появилась какая-то загогулина.

— Ты не спеши, — посоветовала девушка. — Первый раз пишешь?

— Первый.

— Не спеши. Полегче води кистью.

Космас попробовал писать медленнее. Но тогда краска лилась прямо на него. С великими мучениями он дописал первое слово: «Долой». На другой стороне ловко и споро работал Георгис. Пока Космас трудился над первым словом, он уже покончил с двумя лозунгами.

— Ну, так мы с тобой до утра провозимся, товарищ, — заявила Космасу его маленькая помощница. — Подержи.

Она сунула ему банку и отобрала кисть.

— Что нужно писать?

— «Долой принудительную гражданскую мобилизацию!»

— Что это еще за мобилизация?

— Немцы хотят мобилизовать греков на строительство оборонительных сооружений.

— Ишь чего захотели! Диктуй по порядку.

— «Принудительную…»

Она быстро написала: «ПР…»

— А как дальше пишется? «Е» или «И»? Надо, чтоб было грамотно.

— «И».

Рука ее двигалась быстро.

— Где ты работаешь? — спросил Космас. — Вместе с Георгией, на фабрике.

— А как тебя зовут?

— Панайота. Ты меня не знаешь, а я тебя знаю.

— Ты знаешь меня? Откуда?

— Знаю.

Они уже догоняли Георгиса. Аккордеон непрерывно играл кантаты. На последнем лозунге обе группы поравнялись. Панайоту сменил Космас, теперь он тоже действовал довольно быстро. Буквы получались такими же, как у Георгиев, — четкими и красивыми. Кое-где по его совету Космас пририсовывал к ним завитушки. Панайота была в восторге:

— Молодец! Это ты хорошо написал.

— Но ты так и не сказала, откуда меня знаешь.

— Я видела тебя на демонстрации.

— Когда?

— У памятника Колокотронису, помнишь? Я была с Янной.

— Ты знаешь Янну?!

Панайота не успела ответить, хор внезапно перешел на коляду. Космас прислушался.

— Бежим! — крикнула Панайота.

— Одну минуту, я закончу! — сказал Космас и торопливо заработал кистью.

Но ему так и не удалось закончить лозунг. К ним бежала незнакомая девушка. Космас услышал прерывистое дыхание и голос:

— Едут!..

Панайота сорвалась с места. Незнакомая девушка пробежала мимо Космаса. Он бросился за ней. С верхнего конца улицы доносились крики, топот. Темноту улицы прорезали фары автомобилей.

Космас поравнялся с девушкой.

— Нужно куда-нибудь свернуть, — сказал он, — нас увидят.

Она не ответила. Но через несколько шагов кинулась к ограде, вскарабкалась на железные ворота и спрыгнула во двор дома. Когда Космас был уже на воротах, первый автомобиль подъехал к каменному забору. Свет его фар упал на бегущую Панайоту. Машина остановилась. Из кузова вывалились солдаты и стали фонариками освещать стены домов. Кто-то споткнулся о банку с красками и выругался, потом схватил банку и выплеснул краску на побеленную Панайотой стену.

Космас спрыгнул и огляделся. Они были в саду. Девушка стояла неподалеку, прислонившись спиной к забору.

— Бежим! — сказал Космас.

Она не ответила. Космас вгляделся и узнал Янну.

— Молчи, — сказала она шепотом. — Иди за мной!

Они пошли вдоль забора. Было слышно, как по улице бегали солдаты. Из дома, у которого пел хор, раздались выстрелы. В саду залаяли собаки, в дощатом курятнике с железной крышей закудахтали куры. Космас и Янна спрятались за курятником.

Почти час просидели они в саду. Шум на улице не смолкал. Немцы и жандармы суетились. Машины то уезжали, то возвращались. Несколько солдат влезли на забор и освещали сад фонарями. Они обшарили все кусты и не заметили ничего, кроме собаки, забившейся в угол и скулившей от страха.