Ночная вахта

— Наш сэр-предводитель склонен к излишне поспешным выводам. Шкиперу я бы сказал, но старик чересчур разговорчив.

— Ты слегка ошибаешься насчет мистера Магнуса. Полагаю, он догадывается об обстоятельствах безвременного ухода в лучший мир нашего лейтенанта…

По правде говоря, сейчас мне было наплевать, кто и о чем догадывается. Сердце отчаянно колотилось, вот последний виток бинта…

— Отвернись от костра и будь осторожен, — предупредил Док…

— Да, сэр…

С моих глазниц убрали подсохшие тампоны…

… Мир оказался потрясающе просторен. Бесконечные полосы тростника, серебристо-серого, омытого росой и теплеющими водами проток. Кусты с иссиня-черными обсидиановыми каплями спящих птиц, полосы ажурного тумана — точно вуаль молодой вдовы, бездумно парящей над раздольем живой и мертвой воды. Сияющим огромным совереном плыла меж легких облаков Луна — столь чистая и яркая, что на нее было больно смотреть. Сестра-Тень — приглушенное отражение ночной красавицы, похожее, но лишь отдаленно — переглядывалось с блистающей родственницей. Иной узор на скулах из темного янтаря, иной взгляд на мир. Темная, но не менее прекрасная… Как зовут эту небесную чудесную даму? Наверное, так и зовут: Темная Сестра…

…Док меня о чем-то спрашивал, потом ухватил за плечо. Я понимал, что нужно ответить, но не мог оторваться от чуда мира…

…Отражения звезд тонули в густой как мед воде, бронзовые тени рыб скользили среди кисеи животворного ила, ловко ускользая от круговорота хищной ряби, поднимали выпуклые глаза к лунным дорожкам и шелесту тростника. Маленькие зверьки вставали на задние лапки, зорко озирали свой превеликий мир и бесшумно плюхались с прибрежных корней в ласковую воду. Висели на корнях и ветвях лягушки, мечтали о скором нашествии вкуснющих насекомых… Мир жил, и… о, боги! как же он был бесконечен!

— Да, вижу, — пробормотал я, следя за крылатой тенью, парящей между двух лун. Кто это? Ночная скопа? Болотный филин? Нет-нет, нечто иное. Я знал, что именно, но не знал как его нужно называть. Какое слово?

— Черт возьми, Энди, приди же в себя!

— Я в порядке, Док, — заверил я, вполне осознавая, что просто не способен объяснить НАСКОЛЬКО я в порядке.

— Что, оба глаза? И оба полноценны?

Я повернул голову к пытливому доктору и невольно вскрикнул — хотя я был осторожен, огонь костра, даже пойманный лишь боковым зрением, ослепил меня.

— Я же предупреждал — осторожнее! — вознегодовал Док.

— Ничего, я лишь краем, — прошептал я, зажмурившись. Перед глазами вновь плыли столь знакомые радужные пятна, но боль на этот раз оказалась терпимой — мне лишь напоминали, что тьма может вернуться.

— Нужно забинтовать, так сразу напрягать глазные нервы опасно, — озабоченно забубнил доктор.

— Несомненно, я никуда не спешу, — улыбнулся я, не размыкая век. — А вы, сэр, здорово похудели с тех пор, как мне довелось последний раз глянуть на вас.

— На себя бы ты полюбовался…

— Полагаю, я скелет скелетом. Но я себя отлично чувствую.

— Да? Будь я проклят, если сейчас не преисполнился самой черной зависти…

— Ну, вы-то все время при глазах были, — утешил я доктора.

Мне не хотелось его огорчать. Сейчас, когда ко мне почти вернулось зрение, я осознал насколько хорошо себя чувствую. О нарывах, расстроенном желудке, болях в суставах я не вспоминал уже несколько дней. Голод стал привычной, почти уютной частью ежедневного бытия. Мне было легко. Пора признать, что так легко мне не бывало даже в детстве. О, боги, неужели я провел детство в кварталах Лондона?! Полноте, уж Ислингтон ли мой истинный дом?

Доктор ушел спать, а я сидел у костра и размышлял о дьявольском размене постигшем меня. Болота забрали у меня абсолютно все и дали нового, вдвое щедрее. Так остался ли я Энди Дженкинсом или стал новым человеком? Человеком ли? Кто выиграл эту игру? Или я ничего не понял, и игра давно стала командной игрой? Возможно, я и Болота изначально были на одной стороне? Но как разыгрывались шары и каков был назначенный приз? Я уже не мог вспомнить. Если допустить, что я был нужен Болотам, то… Или это Болота были так нужны мне?

Два часа назад я взглянул на этот мир новыми глазами и все запуталось еще больше. Еще сутки назад мне казалось, что игра подходит к концу, и я бьюсь за лишние дни и часы жизни. А если все было не так? Если это был всего лишь начальный фрейм, свершились первые удары и шары лишь разошлись по своим местам?

Тысяча вопросов и предположений вертелось в моей голове и не удивительно, что она начала разламываться. На этот раз зрение было ни при чем. Просто я всего лишь человек, пусть и болотный, и мне не стоит пытаться разом решить все вопросы. Мир, который куда шире Болот, даст мне время.

Я отпихнул от себя тысячи вопросов и наивных попыток на них ответить, просто сидел, вспоминал просторы тростников и островков, наслаждался теплом едва горящего костра. Мои глаза вновь закрывала плотная повязка, но я знал, что истинный лик Болот навсегда останется в моей памяти. Собственно, можно никогда и не снимать бинт — я видел так много! Ну, нет, уж с этим я погорячился — любопытство мое только начало разгораться и мне захотелось увидеть все сущее на свете. Ха, да кто тут собирался умирать?

Кстати, отчего костер так неподвижен, если я уже целую вечность не подсовываю в него ветки? Я исследовал кострище тростью, потом, соблюдая должную осторожность, рукой. Причина отыскалась. Я задумчиво держал головню — от нее исходило на редкость ровное, размеренное тепло. Будь я зряч, я не обратил бы внимание. Будь у меня прежнее притупленное чутье, нос бы мне ничего не подсказал. Забавно, значит это та самая ветвь, которую Док погружал в «не-нефтяное масло»? Выходит, масло не ускоряет, а, наоборот, замедляет горение? И как это должно действовать в котле? Я не знал. Наши Болота дают подсказку умным, но не растолковывают все до буковки бестолковым дурачкам…

Глава 7 Спор джентльменов

Пальцы нащупали следующий стальной зуб, я взялся за напильник. Пила, лежащая поперек моих колен, тихо пела-звенела в такт плеску воды за бортом. «Ноль-Двенадцатый» бодро, хотя и неспешно, двигался по протоке. Я послушал гомон возмущенных птиц, ровное пыхтение двигателя и усерднее взялся за инструмент. Шорох напильника, на мой взгляд, вполне органично вписался в звуки Болот и катера.

Полдень — самое неприятное время. Сейчас повязка на глазах была максимально толстой и десяток витков грязноватой, сшитой кое-как ленты защищали меня. К тряпичному доспеху я успел приноровиться, но сейчас яркое солнце все равно доставало и глаза начинали ныть. Благоразумнее держаться спиной к солнцу, но когда светило прямо над головой, сохранять оборонительную позу довольно сложно. Впрочем, сейчас меня больше изводил напильник — добраться до гарнизонного лагеря следовало хотя бы за тем, чтобы поменять эту проклятую сточившуюся железку.