Ночной огонь
Шрифт:
«Ну, скажем так — а не таинственной соблазнительницей, плетущей тысячи интриг».
«Но я хочу быть и тем, и другим! — заявила Лиссель. — Почему бы я стала себя ограничивать? Тем более, что у меня есть к тебе важное дело».
«Ха! Гм. Какое такое дело?»
Лиссель беззаботно поболтала пальцами в воздухе: «Ну, просто дело, вот и все».
«Я не понимаю, — признался Джаро. — В космопорте ты ясно дала понять, что я не только профан, но еще и на редкость скучный болван. А теперь вдруг все изменилось. Сегодня я прекрасный и замечательный Джаро, блещущий талантами, приятнейший собеседник. Либо ты чего-то от меня хочешь, либо ты в меня влюбилась и решила броситься с головой
Лиссель покачала головой, изображая потрясение: «Не могу поверить, что ты настолько циничен! Когда мы встретились в ангаре, я беспокоилась по поводу затеи моего дядюшки — и, может быть, поэтому показалась тебе рассеянной. Сегодня все по-другому».
«Вот-вот, — кивнул Джаро. — Именно твое сегодняшнее поведение вызывает подозрения. Напомни мне, почему мы внезапно стали такими близкими друзьями?»
Вытянув указательный пальчик, Лиссель прикоснулась к кончику носа Джаро — искусный маневр, заставлявший собеседника остро почувствовать ее телесную близость. Джаро решил, что вступить в интимные отношения с Лиссель было бы приятно, хотя такое развитие событий было чревато неожиданностями. Кроме того, оно было исключительно маловероятным, учитывая социальные претензии популярной красавицы. Он сказал: «Если это ответ на мой вопрос, я его не понял».
«А ты и не должен ничего понимать. Таким образом мне удается не раскрывать тайны».
«Жаль! — отозвался Джаро. — Сегодня у меня нет времени размышлять о тайнах — боюсь, мне придется остаться занудным космическим механиком».
Джаро почувствовал, как у него за спиной выросла высокая фигура. Обернувшись, он увидел грузноватого молодого человека в кричащем ярмарочном костюме пердоградского собачьего парикмахера. Это был не кто иной, как Ханафер Глакеншоу — с лицом, искаженным злобой: «Что тут происходит? Ты что тут делаешь? Профану не место на Суматошной попойке! Вход только по приглашению, для членов Квадратуры круга! Ты не только профан, но еще и проклятый проныра!»
Лиссель протиснулась между ними: «Ханафер, не валяй дурака! Разве ты не видишь, что он играет в оркестре?»
«Какое мне дело? Музыканты должны сидеть где положено — у себя на сцене, а не на площади! Платной прислуге не пристало якшаться с гостями!»
«Ханафер, это просто неприлично! Джаро не делает ничего плохого!»
«Наоборот, это я требую соблюдения приличий! Там, за оградой, на сцене, он — музыкант. Здесь, на площади, он — проныра, да еще и осклабился, как дебил!»
Лиссель с досадой покачала головой: «Тебе не терпится устроить сцену? Пойдем, Кош уже занял для нас стол». Попрощавшись с Джаро быстрым взглядом через плечо, она увела приятеля подобру-поздорову.
Возмущенный Ханафер не успокаивался. Ему никогда не нравился Джаро — Ханафер считал его льстивым и самодовольным выскочкой. Обнаружить этого никчемного профана втирающимся в избранное общество людей, потративших годы на восхождение по лестнице престижа, было просто оскорбительно!
По пути к праздничному столу Ханафер жаловался спутнице: «Почему ты вообще его замечаешь? Какой-то пронырливый туфтяк!»
«Отдай ему должное, Ханафер! — капризно отозвалась Лиссель. — Он умен и хорошо играет на суаноле. Кроме того, в каком-то старомодном смысле он неплохо выглядит, разве ты не находишь?»
«Не нахожу!»
Лиссель обожала дразнить Ханафера: «Неужели ты не можешь оказать человеку снисхождение хотя бы в виде исключения? Я хотела бы пригласить его к нашему столу — с ним на самом деле интересно поговорить».
«Будь он третьим воплощением четырехпалого пророка всех кривоверных, мне все равно! Он не приглашен Квадратурой,
этим все сказано».«Ты преувеличиваешь. Жаль, что приходится объяснять тебе такие простые вещи, но это действительно так. Жизнь не ограничивается Квадратурой круга».
«Ха-ха! Да, жизнь продолжается и за пределами Квадратуры, но именно границы Квадратуры отделяют людей с высокой репутацией от пронырливой сволочи, выскочек и подхалимов!»
«Я не верю своим ушам! Как можно отзываться о Джаро в таких выражениях?»
«Именно в таких, ничего лучшего он не заслуживает! Джаро — хам, холуй и холоп! И если он начнет около тебя крутиться, придется так его проучить, что он с визгом подожмет хвост и забудет к тебе дорогу!»
«Имей в виду, тем не менее, что я собираюсь пригласить его играть на Параде Цветов — нам нужны музыканты, и я ожидаю, что ты будешь вести себя достаточно вежливо».
«Посмотрим. Но если он снова начнет втираться в приличное общество, я мигом поставлю его на место!»
3
Прошло три дня, и встреча с Лиссель на Суматошной попойке начала стираться из памяти Джаро. Вечером четвертого дня, однако, когда Джаро возвращался из Лицея, Лиссель догнала его: «Джаро! Ты проходишь мимо и даже меня не замечаешь?»
Джаро несколько раз решительно обещал себе не связываться с Лиссель, но теперь, к собственному удивлению, выпалил: «Если бы я тебя заметил, то, конечно же, не прошел бы мимо!» Обещать себе разные вещи легко; сдерживать такие обещания гораздо труднее.
Сегодня на Лиссель было простое темно-синее платье с белым воротничком. Она спросила: «Почему ты так на меня смотришь?»
«Я размышляю».
«Даже так? О чем?»
«Думаю, что мне следовало бы сказать: «Добрый вечер, Лиссель! До свидания, Лиссель!»»
Лиссель подошла ближе и указала на небо: «Смотри! Солнце светит в безоблачном небе! Я не какая-нибудь кровожадная хищница с оскаленными клыками. Почему бы нам не поговорить по-человечески?»
«Разумеется. Как тебе будет угодно».
Лиссель быстро посмотрела по сторонам, убедилась, что на дворе перед Лицеем никого нет, и взяла Джаро под руку: «Пойдем куда-нибудь. Здесь все всё замечают, и слухи расползаются мгновенно».
Джаро не слишком охотно позволил себя увести.
«Заглянем в «Старую берлогу», — предложила Лиссель. — Еще не поздно — сейчас там тихо, и мы сможем поговорить».
В «Старой берлоге» они нашли свободный столик на террасе, открывавшейся на задний двор, в тени трех древних олив, скрученными ветвями образовавших нечто вроде лиственной беседки. Официантка принесла им по кружке фруктового пунша. Джаро молча сидел, наблюдая за сменой выражений на подвижной физиономии Лиссель. Через некоторое время девушка потеряла терпение и наклонилась к нему: «Я давно ждала возможности с тобой поговорить».
«Теперь у тебя есть такая возможность! Я тебя слушаю».
Лиссель скорчила печальную гримасу: «По-моему, ты не принимаешь меня всерьез».
«Само собой. О чем ты хотела поговорить?»
Лиссель притворилась обиженной: «О тебе — главным образом».
Джаро рассмеялся: «Зачем меня обсуждать?»
«Ну, например, я слышала, что твое детство окружено какой-то тайной, и что Фаты, на самом деле — не твои родители».
«Это действительно так. Когда мне было шесть лет, меня собирались забить до смерти скучающие хулиганы, и Фаты спасли мне жизнь. Это было на другой планете, где они проводили исследования. Они вернулись со мной на Галлингейл и усыновили меня. Вот и вся моя биография».