Ночные животные
Шрифт:
– Боже, потерпи еще пару секунд.
– Не хочу. Чего ты привязалась?
– Артур!
– Не строй из себя Мать Терезу, отвянь, я как-нибудь проживу без этой дряни.
Алина обижено раскрыла рот, но брат чуть ли не подпрыгнул на кровати от злости, и тогда девушка подалась вперед и рядом с кривой полосой, которая напоминала букву «Л», дорисовала кружок и крестик. Блондин отмахнулся. Свалился на кровать и спрятал голову под подушкой… очень по-взрослому, а Алина устало прикрыла глаза.
В этот момент в комнату вернулся Костя. Он переставлял ноги неуверенно, будто у него сил не
– А что… – заплетающимся языком начал Ромал и нахмурился, – первую помощь тут не всем оказывают?
– Первую помощь?
– Ну да.
– Слушай, я и так провозилась с вами полночи.
– Но я ранен. – Глаза закрылись, но Костя дернулся и резко распахнул их. – Честно.
– Да что ты говоришь.
– Сюда, – парень ткнул пальцем в грудь, думая о Лизе, – и сюда. – Теперь он показал на свой подбородок, где запекся толстый слой крови. – Поможешь?
– Я устала, – медленным голосом процедила Алина, – я жутко хочу спать. А мне еще через весь город тащиться. Поэтому, если тебе не сложно… не доставай меня.
– Что и следовало доказать.
– В смысле?
– Такая же, как и остальные. Я попросил о помощи, а тебе насрать. Люди – они ведь именно такие. Им плевать друг на друга. Я, возможно, сегодня умру из-за своих ран, но в твоей жизни ничего не изменится, ты и бровью не поведешь. Каждый сам за себя. Так?
Костя широко улыбнулся и щелкнул пальцами, словно завершил некий фокус. Было в его состоянии что-то глубоко трагичное. Вот только Алина была не в настроении, чтобы пропустить через себя комичность ситуации. Замкнутый и нелюдимый Константин Ромал неожиданно поделился с ней своими эмоциями. А толку-то? Он опять выбрал совершенно неподходящий момент. Девушке показалось, что он над ней попросту издевается.
– Значит, такая же, – повторила она, шагнув к парню.
– Такая же, – борясь со сном, ответил Костя. – Черствая и бездушная.
– Знаешь, я тут подумала, ты прав. Давай, я рану тебе обработаю. – Алина раскрыла аптечку, смочила в зеленке вату и нависла над парнем, будто грозовое облако.
– Не надо делать мне одолжение.
– Что ты, – приложив вату к лицу парня, протянула она, – я и не думала делать тебе одолжение, я от чистого сердца. – Она провела ватой сначала в одну сторону, а потом в другую. Ромал облокотился спиной о подоконник, а Алина отстранилась и усмехнулась.
«Черствая и бездушная », – подумала она и, улыбаясь, покинула сто вторую комнату.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«НАЧАЛО»
Будильник зазвенел так громко, что голова Артура взорвалась от боли; он скривился и попытался перевернуться на живот, чтобы утонуть в нагромождении одеял.
Не тут-то было.
Едва он пошевелился, по всему телу разнеслась волна неприятнейших ощущений, и Арт не сразу понял, откуда вообще взялись эти ощущения. Звон в ушах, ком в горле, ну и режущая боль на левой ладони, будто кто-то вспорол ему ночью руку. Парень сощурился и в растерянности уставился на свои пальцы, а потом хрипло пробормотал:
– Дерьмо…
– Что? – Недовольно
спросил Костя с соседней кровати. Он часто заморгал, словно у него была аллергия на солнечный свет. – Я не… который час? Что за… – Ромал порывисто приподнялся на локтях, а потом вдруг взвыл громче раненной косули и вновь свалился на жесткий матрас. – Какого хрена? – Вполне серьезно поинтересовался он и сжал пальцами переносицу. – Моя башка.– Моя рука! – Растянул Селиверстов. – Когда я вчера руку-то разодрал?
– Ты разодрал руку?
– По-моему, у меня швы разошлись.
– Серьезно? – Костя медленно обернулся. – Рука вроде в повязке.
– Но я шевелить ею не могу… вообще! Какая-то жесть. А еще моя щека… Что у меня там? Видно? – Парень вскинул подбородок навстречу утреннему свету, который в Питере почти круглогодично был серым и тусклым. – Мне кто-то врезал?
Ромал не торопился с ответом, но потом все же сказал:
– Тебе кто-то зеленкой на щеке написал «ЛОХ».
– Не смешно.
– Я не шучу.
– Да что ты гонишь, быть не может. Зеленка ведь не… – шустрее ядерной боеголовки, блондин спрыгнул с кровати и кинулся к небольшому зеркалу на западной стене. Надежда умирает последней, как говорится. Но в случае Артура она подохла с завидной скоростью. – Твою ж… мать! Твою мать! Какого хрена у меня это дерьмо на щеке? – Парень прижал к щеке ладонь и начал судорожно оттирать зеленые буквы. – А-а-а! Оно не оттирается!
Костя рассмеялся.
– Чего ты ржешь?
– Я не ржу.
– Нет, ты ржешь, – паниковал Арт, рассматривая свое отражение. – Но это, черт тебя дери, совсем не весело. Это жесть, как не весело!
Ромал сонно потер глаза и пробормотал:
– Может, это все-таки не зеленка, а какая-то краска?
– Может, это какая-то краска, – спародировал низким голосом Селиверстов и вихрем обернулся. – Я что – кретин, по-твоему? Не могу отличить…
Он резко замолчал. Уставился на соседа во все глаза и застыл, будто кто-то, наконец, поставил его на паузу. Костя воздал бы похвалы небесам. Если бы не странное выражение, которое застыло на лице Артура одновременно с ним.
– Что? – Бросил Ромал.
– У тебя…
– Что у меня?
– Сам посмотри.
Арт едва сдерживал улыбку. Он по-джентельменски отступил в сторону и освободил место перед зеркалом. Ромал сделал один шаг к своему отражению. Затем второй. Он свел брови и ледяным, мертвенно-холодным голосом процедил:
– Какого… хрена.
Если на лице блондина красовались огромные буквы, то на лице Кости ярко-зеленым цветом пылали самые настоящие гусарские усы. С завитыми кончиками. Гусарские усы!
– Тебе идет, – прыснул Артур, и тут же оказался под прицелом диких, черных глаз.
– Не. Идет.
– Знаешь, как по мне, так нам надо смыть это дерьмо.
– Нам надо на пары собираться. Который час? – Костя бросился к телефону и рывком откинул назад голову. – У меня лекция Славина через двадцать пять минут. Что б его!..
Парни вновь посмотрели на свои лица в отражении и застыли. Она походили на двух психов, сбежавших из дурдома. Причем, на психа больше походил Костя. А Артур просто стал жертвой его экспериментов в рисовании.