Нокаут чемпиону. Вторая часть

– Фигня это всё… Какие глаза? Они у него всегда лживые были, как у шакала. Но такое сотворить…

– Не замечал. Я его другом считал, понимаешь?!

– Ну да. Понимаю… – Серый усмехнулся, отвернулся от него и застонал. – Чёрт… Башка трещит…

– Серый! Я… я всегда…

Парень помотал головой – мол, не надо мне твоих сантиментов.

– Слушай! – вспомнил он вдруг. – К тебе тут Вика рвалась. Снизу звонила вчера, поздно уже, пропуск просила заказать. А ты чё трубку не брал? Я сказал, пусть сама до тебя дозванивается, мне-то она на кой…

– Правильно сделал. Она меня вечером доставала. Я запретил приезжать, да Маринка, небось, дура, адрес клиники дала. Хорошо, что здесь строго по пропускам.

– Через лечащего врача не пыталась?

– Я просил его никого ко мне не пускать.

– Значит, так и проторчала внизу, бедняга… А ты чего – совсем её послал?

– Совсем, – отрезал Мелихов.

– Жёстко, однако!

– А тебе-то что?

– Да так… – Серый облизнул пересохшие губы. – А Леночке – ты, что ли, пропуск выписал? Я её звонков не видал, дрыхнул.

– Нет… Я только клинику назвал. Думал, ты заказал, – Игорь глянул на него удивлённо. – Как же она прошла?

– Ну, может, уговорила охрану, сказала, жених помирает… любимый, – предположил Белозерцев.

У Мелихова невольно дёрнулась губа, а глаза превратились в щелки. При новом упоминании Ленкиного имени вспышка сердечности между ними исчезла, как ни бывало.

– Ладно, поеду домой. Не хрен мне тут валяться, – Игорь поднялся. – А ты давай, жених, отдыхай, собирай передачки. И невесте – горячий привет.

– Ага… Передам, не волнуйся, – саркастически бросил парень уже ему в спину.

Если бы это была другая дверь, а не в палату реанимации, Мелихов, наверное, хлопнул бы ею со всей силой. Однако он тихо и аккуратно прикрыл её за собой. Пора привыкать жить тише. Свыкнуться с мыслью, что ничто в этом мире не крутится вокруг него, и никому нет дела до его страданий. Больные должны выздоравливать, любящие друг друга – жениться. А ему предстоит просто жить. «Многим и это уже не отломится, так что – спасибо Тебе, Господи, Ты очень щедр. Вот только пожалел Ты меня или наказал?»

В последнее время Мелихов привык разговаривать вот так – сам с собой. Странно, но в этот раз ответ пришел откуда-то снаружи, не из собственных горьких циничных мыслей. «Не пожалел и не наказал. Научил…»

***

Врачи уговаривали его остаться ещё на пару дней, но Мелихов не послушался. Он вызвал такси и ещё по дороге набрал номер сестры.

– Марин, Мишка не объявлялся?

– Не-ет… – протянула она. – А разве он у тебя не был? Вчера, как только мама тебе дозвонилась, сразу собрался и рванул, сказал, что в больницу. Я говорю – Игорь в порядке, ехать не надо. А он – мол, чёрствая ты… И умотал. А теперь телефон не отвечает.

– Ясно.

– Игорь, а что происходит? Почему ты заставил меня ехать ночью к маме, с каким-то типом? Этот твой Олег как язык проглотил, ничего не объясняет.

– На нас было покушение, не сечёшь? Марин, если Мишка позвонит, сразу же мне сообщи, ясно?

– Зачем?

– Затем. Дверь никому не открывай, только когда ещё охрана приедет, ну, Палыч знает. Но думаю, Мишка не вернётся…

– Это ещё почему? – изумилась сестра. – Нашёл себе, что ли, кого?

– Потом объясню. Не открывай ему – ни в коем случае, поняла? И сразу звони. Запомни – он опасен!

– Сыночек! – услышал он в трубке взволнованный мамин голос. – Ну, у тебя правда – всё хорошо? Я всю ночь места себе не находила, мы с Мариночкой почти не спали! У меня даже давление поднялось – сто пятьдесят, представляешь? Может, мне всё-таки навестить тебя? Тебе что-нибудь нужно? Если бы кто-нибудь приехал за мной, я бы сразу собралась!

– Мам, прими таблетку и отдыхай. Главное, пусть Маринка будет с тобой. К вам сейчас ещё охрану пришлют. А я уже еду домой, меня навещать не надо. Целую.

Игорь нажал отбой. На самом деле, он был уверен, что «зять» уже очень далеко.

Дома Мелихов прогнал с дороги перепуганную Светку и отправился в Ленкину комнату. Сел перед компьютером и некоторое время просто сидел перед чёрным экраном.

Так странно было вернуться сюда сегодня… Всё здесь выглядело таким же, как Игорь оставил меньше суток назад, и всё изменилось, словно он не был тут больше года. Собственно, ничего этого он мог уже не увидеть: ни вот этой царапины на столе, ни шкафа с Ленкиной одеждой. Ни пожухлой травы, ни осеннего неба. И никогда не увидеть дочь.

Сейчас мир казался ему наполненным больше, чем обычно – такими вещами и мелочами, которые он раньше не замечал, но которые так легко потерять в одну секунду. Мир был полным, взгляд цеплялся за этот мир, но душа Игоря – пуста. Совсем по-другому, не так, как до аварии. Это не было апатией или депрессией, горечью или привычной уже злобой. Просто ничто не задевало сейчас Мелихова – глаза отмечали что-то, разум выносил суждение, но никакого отзвука в сердце не происходило.

Игорь словно открыл новую тетрадь и с недоумением вглядывался в чистые клетки – что в них писать, чем заполнять? Прежнее кончилось, новое – не началось. Там, в старом исписанном черновике, остались все помарки и исправления, целые листы, перечёркнутые красной ручкой небесного проверяющего – задача решена неправильно, ответ неверен. А в конце, на последней страничке стояла жирная, расплывшаяся клякса.

«Так чему Ты меня научил, Бог, или как там Тебя? Нет, не справиться мне самому, Ты же видишь! Была бы здесь Ленка – обязательно спросил бы у неё. А так… Где ответы на твои задачи – может, только в конце учебника?»

Мелихов потёр виски. Его психика требовала каких-то действий, движений. Он нажал на кнопку, подождал, пока загрузится компьютер, с трудом вспомнил пароль, несколько раз набирая его заново, и открыл почту. Игорь предвидел, что его ждёт послание, и не ошибся. Первое же, самое верхнее письмо было написано с обычного адреса – домашней почты Мишки. Написано прошедшей ночью.

Мелихову пришлось сделать над собой усилие, чтобы погрузиться в тёмный мир чужой, как оказалось, совсем незнакомой души. Щелчок – и письмо открыто, бьёт в глаза буквами, строчками, но по-прежнему не вызывает ни понимания, ни осознания, что такое вообще возможно.

«Ты выжил, и это конец. Теперь ты всё знаешь. И понимаешь, что рядом с тобой, дрянным чемпионишкой, всё это время был человек, который ненавидел тебя всей душой! Но, Мелихов, тебя ненавидят все! Один ты считаешь, что что-то значишь в глазах этих людей. Самоуверенный глупец…. Думал, я – этакий плюшевый мишка, с которым можно согреться, а можно и вытереть об него руки после обеда… Готовый унижаться и прыгать перед тобой за твои грошовые подачки… Никогда и ни на что не обижающийся. У которого нет самолюбия и гордости! Который регулярно поддаётся тебе в шахматы – а ты думаешь, что можешь выиграть у мастера спорта! Об которого вытирает свои красивые ножки твоя сестрёнка, а ты так снисходительно журишь его за это.