Нокаут чемпиону. Вторая часть
Шрифт:
– Блин, Серый! На кой ты меня в такую рань вызвал, грешник великий? Кайся Ему, мне-то что?
– Нет, тебе надо. Потому что виноват перед тобой.
– Может, всё-таки ты анонимки писал? – хмыкнул Мелихов.
Но парень не обратил на него никакого внимания и продолжил:
– Значит так. Первое. Я один всё знал. Знал, что Ленка тебя любит. И что ты на стенку без неё лезешь. Но молчал.
Игорь сразу понял, что разговор будет действительно важным, и резко придвинулся.
– Любила, ты хочешь сказать? – поправил он.
– Любит. Сказано – не перебивай! На вас вчера смотреть тошно было. Оба с ума сходят, и оба
– А теперь какой прок?
Серёга сделал паузу, собираясь с мыслями.
– Она мне раз десять отказала, ясно? И только после аварии согласилась. А я и рад! Только… не в кайф мне теперь. А то задушу её как-нибудь. Вот увижу ещё раз, как она на тебя смотрит, и сразу убью.
– Погоди… Вы… вы живёте… не живёте вместе?
Игорь с нетерпением ждал ответа. Белозерцев смотрел на него, как на идиота.
– Ретивое взыграло, да? Успокойся… Я и поцеловал-то её один раз… Да и то ты ввалился, не дал кайф поймать.
Оба умолкли, вспоминая тот вечер – каждый по-своему. Мелихову показалось, что клещи, сдавливающие его сердце, отпустили его, а мир приобрел забытые краски. Но это ещё не всё, далеко не всё…
– Серёга, но ведь она меня бросила… – наконец, выдавил Игорь. – Я не знаю причины… Ничего не понимаю! Может, ты…
– Знаю, конечно, – высокомерно ухмыльнулся Серый.
– Ну так скажи, в кайф тебе, что ль, вы… ться?! – не выдержал чемпион.
– Ничего, потерпишь…
Мелихов грубо выругался, но Белозерцев продолжил:
– Я же говорил: это у тебя две извилины, Гоша! Одна – бокс, другая – секс. Ничего, что посередине, туда не вмещается.
– Слушай, ты! Снова твой бред?
– Не бред. Ты чего Леночке предложил? В койку её потянул и ждал приступа счастья?
– Фильтруй базар, Серый!
– Да ладно, страшно мне очень… И так всё переломано по твоей милости…
– Чёрт тебя возьми, или говори, или пошёл ты знаешь куда?
– Говорю. Вот когда я ляпнул – мол, поживём вместе, ну, притрёмся, что ли, она оскорбилась так. Говорит, если я найду человека, с которым захочу быть всю жизнь, венчаться буду. А иначе, мол, и не надо. Понял?
– Ни хрена не понял! С чего она взяла, что я не на всю жизнь… что у меня это несерьёзно?
– А с чего она должна была взять, что у тебя это серьёзно? Может, ты ей это сказал? Сделал предложение?
– Серый, это ты говоришь? В каком веке живём? Да кому сейчас эта печать в паспорте нужна?!
– Не в печати дело. А в отношении. У тебя ведь была раньше жена – верно? С печатью. А все остальные женщины – временные. Ленка – твоя подчинённая. Ты ничего ей не обещал, кроме койки. Даже, небось, в любви не признался – я тебя знаю! Так какого хрена ты ждал? Может, что Ленка у тебя автограф на трусах попросит?
– Да я… Я просто… Я думал, она понимает, что…
Игорь спрятал лицо в ладонях. Белозерцев полностью прав. Ведь это же ясно, как белый день! Мелихов испытывал сейчас к себе отвращение. Вот м… к! Он впервые увидел ситуацию Ленкиными глазами. Откуда ей было знать о его намерениях? Шеф уделяет недвусмысленное внимание, распускает руки, тащит в постель. Что девушка должна была подумать? Разве он признался ей, что смертельно влюблен? Объяснил, что чувствует в её присутствии? Что жизнь без неё давно потеряла смысл?
Игорь привык, что отношения с женщинами укладываются в единую, привычную, несложную схему. Но ведь
знал, догадывался, что с Ленкой всё совсем иначе, чем с другими, что у неё есть серьёзные принципы, твёрдые убеждения. Только не взял на себя труда разобраться – для него-то всё было ясно. Получается, он оскорбил девушку, и сам же ещё и взбесился.– Ты-то откуда всё понял? – простонал Мелихов. – У тебя же с бабами всегда было – раз-два – и готово… Это у меня заморочки всякие… А ты…
– Потому что башка человеку не для того дана, чтобы об стенку биться, – презрительно ответил приятель. – Потому что я думал о Ленке, даже к попу ходил – спрашивал. А ты ко всему готовенькому привык – вынь да положь.
– Серый… – поднял голову Игорь. – Спасибо тебе, ты же меня к жизни вернул… Во всех смыслах! Ты мне… ты для меня…
– Сейчас, разбежался, нужен ты мне! Утри сопли, если бы не…
Серега помолчал, в глазах его появилась тревога. Мелихов насторожился.
– Короче. Слушай главную инфу. Ленка легла на операцию, ногу исправлять, – Белозерцев смотрел на него в упор, словно пытался передать что-то важное, только без слов. – Просила никому не говорить. Так что я сейчас её предаю.
– Что?! Когда это? Чернявский ничего не сказал… Он что – передумал?
– Да он-то вообще не в курсе.
– Тогда куда??
– В городскую больницу. Говорит, недорого, а подробностей не знаю. Операция сегодня, в двенадцать. Вот теперь всё, Гоша.
***
Ленка стояла, прислонившись лбом к стеклу. Белое, крашеное окно выходило в больничный дворик. Вчера, в час посещений, не взирая на холодную погоду, по нему медленно прогуливались пациенты. К девушке тоже приезжали родители, но она быстро их выставила – не было сил слишком долго изображать бодрость. Поторчала у книжного киоска, купила Насте подарочную книжку – сказки и загадки с красочными иллюстрациями (вот только когда теперь отдаст?). А потом долго стояла у окна, наблюдая за людьми.
Вон совсем дряхлая бабушка идёт под ручку с дедулькой, который сам еле передвигает ноги. Кто из них кого навещает? В верхней одежде не разобрать… Вот молодая девчонка, вся в слезах, ткнулась в плечо своего парня, а он растерянно гладит её по голове. А рядом смеются не слишком опрятные пацаны призывного возраста, что-то показывая друг другу в мобильниках – даже больничная обстановка не мешает им тусить. Задёрганный мужчина средних лет с бумажкой в одной руке и объёмным пакетом в другой ищет нужный корпус. Он делает уже второй круг, обходя здание, и никто не может толком ему помочь. Ленка даже придумала такую игру – наблюдая чужую жизнь, строила догадки, как эти люди познакомились, что сейчас говорят друг другу… Так было легче забыть о своей собственной жизни.
Сегодня во дворе было пусто – ещё совсем рано, у пациентов – процедуры и врачебный обход. Пасмурное небо, забывшее свой цвет, полностью облетевшие деревья, скучные, тоскливые стены больничных корпусов… Изредка к главному подъезду подъезжают немногочисленные машины – въезд на территорию запрещён, но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то можно. Хлопая дверцами, из них выходят молодые ребята или пожилые благородные дядечки с цветами. Наверное, приехали кого-то выписывать. В каждой похожей мужской фигуре Ленке мерещился Мелихов. Когда это кончится? Да ладно, пускай… Сейчас уже можно.