Номер двадцать шесть. Без права на ошибку

…святые боги, ну и глупости приходят мне в голову.

— Что случилось?

Я вздрагиваю и понимаю, что Кристем уже давно закончил своё магическое жгутирование: сеть из причудливых разноцветных косичек лежит на полу, а сам хозяин смотрит на меня.

— Простите?

— Прощаю. Что у тебя произошло? Ты опоздала.

"К чему, интересно", — чуть не брякнула я, но вовремя сдержалась. Ни одна причина не казалась уважительной, но сказать хоть что-нибудь было нужно. Хозяин вдруг вскочил, сделал пару шагов и опустился рядом со мной.

— Что это?!

Я недоуменно опустила взгляд на собственную руку и увидела расплывшееся пятно крови на рукаве платья.

Боги, ну что же так…

Перед приходом сюда я вырвала очередное предательски прорезавшееся перо, вырвала резко, грубо, и ранка снова начала кровоточить.

— Случайно… — я вру на редкость неубедительно, и хозяин вдруг меняется в лице.

— Раздевайся.

— Вы что? Я не…

— Раздевайся, двадцать шесть, — голос Кристема непривычно тверд. — Живо. Это приказ.

— Не буду.

Глаза хозяина темнеют, опасно, незнакомо. Резкий порыв ветра холодит шею — мой палантин словно засасывается во внезапно возникший справа от меня смерчик. А лицо хозяина каменеет ещё больше — и я вспоминаю, что под платьем левая половина моего тела перетянута бинтами. Вак говорил, шрамы окончательно сойдут только завтра.

— Раздевайся немедленно. Или я сам тебя раздену.

— Невесту свою раздевайте, — медленно говорю я, глядя ему в глаза. — Ой, простите, кажется вы как раз этой ночью этим и занимались? А теперь очередь дошла до меня?

Глава 36.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. А потом Кристем мягко улыбнулся.

— Вот как, значит? Какие любопытные… инсинуации. Еще интереснее, что ты, оказывается, следишь за мной по ночам.

— Так, — меня начинает трясти от собственной смелости, а точнее — глупости. Но дать хозяину увидеть эти шрамы — нет, ни за что. Лучше пусть выгоняет.

— У тебя кровь на руке и плечо перебинтовано, а еще ты явно сама не понимаешь, что несёшь. Что происходит, Кори?

— Всё я прекрасно понимаю, — на всякий случай я отбежала в дальний угол комнаты, чуть не споткнувшись о валяющиеся на полу цветные мотки жгутов. — У вас есть невеста, та, которая нравится вашей матери и, очевидно, вам, раз вы остаётесь у неё на ночь. А я — так, диковинка, экзотическая игрушка, с которой можно забавляться, приручать, как дикого зверька, пока не надоест. Где моё место, в вашей жизни? Ограничено этим кабинетом, верно? На какой полке? Между подзорной трубой и глобусом?

Кристем опустился обратно на диван, сложил ногу на ногу, а руки сцепил на коленях.

— Загадочно. Почему именно там?

— Потому что слепая, как крот, и круглая дура!

Хозяин расхохотался, а вокруг меня завертелся очередной смерч.

— Ничего вы этим не добьётесь, — саркастично заявила я. — Грубая работа. И вообще вы в воздушной стихии — полная бездарность. Давно сказать хотела, повода не было.

— А теперь — есть?

— А теперь мне уже терять нечего.

— Интересные заявления про бездарность от человека, полностью лишённого магии.

— Да, я не маг, но стихией владею получше вашего! Маг грубо подчиняет стихию, а что касается вас, то глаза лопаются наблюдать, как вы её мучаете и сами мучаетесь. А я с ней дружу, — сказала я, вдруг отчётливо вспомнив свой сегодняшний сон, слабую и беспомощную Кори в нём, казалось — совершенно другого человека, не имеющего ко мне никакого отношения. И дело было совсем, совсем не в количестве рук. Похоже, я все же изменилась за последнее время.

Смерч внезапно обернулся вокруг меня, прохладный, мягко покусывающий, покалывающий кожу, настырно тянущий вниз лиф платья. Я ухватилась рукой за край платья и снова попыталась вспомнить ощущение из сна, силу и направленность подачи внутреннего импульса, как наяву услышала холодный голос мага с лицом Алариуса Мезонтена: «Кори, делай!»

Смерч отлетел от меня на середину комнаты, как мыльный пузырь, и с тихим глухим хлопком лопнул. Мотки жгутов покатились по полу, словно шарики перекати-поле. Кристем перестал улыбаться и поднял на меня заинтересованный взгляд.

Делай же, Кори. Не будь дурой, он прав.

Новый смерч закручиваю я сама — золотые волосы хозяина колышутся, точно пшеница под залитым солнцем полем. Первый раз я делаю всё сама, сознательно, ни за кем и ни от кого не прячась. Воздух… я действительно чувствую его, не вижу, не слышу, не осязаю, а чувствую самим своим нутром: потрясающее ощущение, чувство контроля над окружающим миром, даже над его частью, пьянящее, невероятное. Крохотные смерчики словно танцуют вокруг меня, и я влюблена в каждый из них и даже в саму себя, творящую волшебство. Словно стайка хищных дрессированных птиц, они проносятся под потолком, совершают круг над головой Кристема и атакуют, внезапно, стремительно, ювилирно точно. Верхняя пуговица от его рубашки отрывается, взлетает вверх, ударяется о побеленый полоток.

Хозяин ошеломленным не выглядит, но что-то такое на лице определённо проскальзывает.

— Вот как? — повторяет он. — Какая ностальгия. Кажется, именно с этого и началось наше знакомство.

— Именно так. С этого началось, этим, видимо, и закончится. Не подходите, и штучки свои магические на мне опробовать не надо. Не сработает. Будете выгонять — сразу скажите, лучше сама уйду.

Еще одна пуговица отрывается и с громким щелчком улетает в сторону.

— Потрясающе виртуозное владение техникой раздевания и поразительная нелюбовь к пуговицам, — не двигаясь, задумчиво говорит Кристем. — Хотя, в принципе, я-то, в отличии от тебя, мог бы и сам раздеться, достаточно было попросить, я не такой строптивый. Кори, хватит, пожалуйста. Откуда кровь на руке?

— Порезалась.

— Обо что?

— О собственною разбитую наивность и расколотые иллюзии.

— Печально. И не перевязала?

— Торопилась.

— Похвально, что торопилась, а то и вовсе бы к ужину явилась. Но теперь ты можешь истечь кровью.

— И что, некондиционный товар для продажи будет?

Третья пуговица отлетает и попадает прямиком в стеклянный футляр потолочного магического светильника, оставляя в нём вполне себе аккуратное круглое отверстие.

— Не буду тебя утруждать, — хмыкает хозяин, отрывает последнюю пару несчастных пуговиц и сбрасывает рубашку на пол. — Товар, к сожалению, даже с кровью совершенно, как ты выразилась, некондиционный. Строптивый, никакого уважения к хозяевам. Грубит, опаздывает, характеристики всякие нелестные выдаёт. Превосходит магически, что уж вовсе никуда не годится.

Кристем снова поднимается с софы, медленно притягивает к себе воздушной петлёй с пола упавшую трость и идёт ко мне.

— Абсолютно неконкурентоспособный товар. Да еще и выводы неправильные делает. Скоропалительные. Боюсь, я никому не смогу тебя продать.

— Почему скоропалительные? — голос мне изменил, кажется.

— Сегодня ночью я никого не раздевал.

— Значит, она сама разделась.

— Наверняка, потому что спать в одежде не очень-то удобно, вот только я тут не причём.