Номер двадцать шесть. Без права на ошибку
Шрифт:
– Шахматы, что же еще. Кори, подходи ближе, не стой столбом.
Доска, которую извлекает из-под софы Ал, выглядит более чем странно. Шестиугольник, расчерченный на четырёхугольники, квадраты и ромбы, от которых рябит в глазах. Три комплекта деревянных фигур: чёрные, белые и красные. Ал расставляет фигуры на доске, пока Кори и Макилан молча следят за его ловкими, скупыми движениями.
– Ну что, моя дорогая жена и мой не менее дорогой и единственный друг, — провозглашает Алариус. — Прошу за стол.
Кори
Кори, чуть поколебавшись, покорно садится за стол. У королев в этой игре на троих за спиной маленькие крылышки, как у изображённых на многочисленных древних гравюрах демонов. Макилан стоит. Надо уходить отсюда, уйти раз и навсегда, и никогда больше не видеть ни его, ни её, ни тринадцатого замка… Сейчас — самое лучшее, самое подходящее время для того, чтобы уходить. Сейчас…
– Ты стоя будешь играть, что ли? — удивляется Ал. Приподнимает чёрную крылатую королеву, словно хрустальный бокал, подмигивает Кори. — Моя королева, хранилище моего сердца, я отдаю вам первый ход, хоть это и не по правилам!
… Он ушёл, когда проиграл. Проиграл первым, а Кори и Ал остались. Он так и не узнал, кто тогда из них выиграл.
*Примечание. Шахматы "на троих" действительно существуют. Есть разные варианты досок, у Алариуса примерно такой вариант.
Глава 39.
— Ты умеешь кататься на лошади? — так обыденно спрашивает Кристем, словно бы между делом. А я уже чувствую себя так, словно и не хожу по земле собственными ногами. Словно я летаю. И мне безумно хочется задержаться в этом чувстве, украденном у судьбы счастье. Всё как будто так же, как и было раньше — хозяин занимается своими делами, иногда один, иногда с лордом Лиардом. Иногда к нему заглядывает леди Далила, иногда — дядя Мэгран, демонстративно меня игнорируя… Слуги исправно прибирают комнаты и приносят еду. Я сижу рядом, присутствую, максимально ненавязчиво, как и прежде, иногда помогаю, почти неосознанно — усиливаю, поддерживаю. Вопрос о моей силе, которая есть и которая не является магией, Кристем оставил на потом — или действительно забыл об этом, или счёл не столь уж важным. Впрочем, мне нечего ему ответить. Я и сама не знаю, как оно так получается. Торико — надо узнать, что означает это слово. Возможно, часть ответов я тогда получу. Кроме того, надо непременно напомнить хозяину его обещание разузнать что-то о пожилой профессорше.
Всё идёт, как всегда, своим чередом, но…
Но разница огромна. Теперь, проходя мимо Кристема, я могу к нему прикоснуться, прижаться, мимоходом поцеловать в висок или плечо. Казалось бы, такая мелочь в общемировых масштабах, но сейчас это даёт мне невероятную силу держаться и жить, и стимул, и цель. Тепло его рук, его кожи, его тела, щекочуще-терпкие прикосновения губ… я не понимаю, как жила без этого раньше. И мне так трудно представить, как буду жить без этого потом — но ведь необязательно думать о будущем именно сегодня. Почему бы сегодня — и только
сегодня, разумеется — не пожить немножечко настоящим?И вопрос Кристема про езду верхом — это тоже будто бы неотъемлемая часть реальности безумно-прекрасного сегодняшнего дня. К сожалению, соврать я не могу, как и изменить реальность.
— Нет, верхом я не езжу. Животные вообще меня не любит и боятся. Лошади в том числе.
— Странно, — Кристем протягивает руку и ласково проводит ладонью по моему лицу, а я прижимаюсь к нему щекой, запоминая, впитывая каждое мгновение, всю палитру ощущений, нежность и легкая возбуждённость вперемешку иголочками впиваются в кожу.
— Я — странная, — пожимаю плечами. — Было бы странно, если бы всё было… как у всех.
— Ты прекрасна, — он на самом деле верит в то, что говорит. — Кори, а как думаешь, зачем было сделано, — неопределённый мах рукой в мою сторону. — Это всё?
— Зачем? — переспрашиваю я и смотрю на крыло. Перья мягко светятся собственным голубым и серебряным светом. — Я не знаю. Даже представить себе не могу. Просто так. Один человек говорил мне, что маги Старника мечтали стать равными богам, вот и творили, как могли.
Но вопрос хозяина будит во мне какие-то сомнения. До этого момента мотивы неведомого мага из Старника, проводившего свои изуверские противоестественные опыты (и в моих тайных кошмарах имеющего лицо Алариуса Мезонтена), ни у кого не вызывали удивления — злодеи, они и есть злодеи, тем более безумные. Интересно им было, а ну как получится.
Но если цель действительно была?
— Полёт, — неуверенно говорю я. — Даже маги воздуха не освоили таинства полёта. Вдруг дело в этом? Сначала попробовать на ком-то ещё, потом — на себе…
— Пожертвовать руками ради крыльев? — скептически переспрашивает Кристем. — Поэтично, но нефункционально, моя леди. Разумнее было бы воспользоваться примером бабочки или мухи, и отращивать крылья на спине.
Меня передёрнуло от отвращения. Ненавижу насекомых, уж лучше птичьи перья.
— Птичье тело устроено иначе, нежели тело человека, — хозяин снова ко мне прикасается, но на этот раз иначе, без явной нежности и трепета — теперь это жест исследователя, и мне хочется отодвинуться. — Если суть заключалась в желании создать разумное летающее существо, что-то еще могло поменяться… внутренние органы, кости, возможно, зубы. Состав крови.
Зубы однозначно меняются в этот самый момент — им непреодолимо хочется стукнуться друг об друга.
Кристем осторожно ощупывает крыло, потом вторую руку — и я огромным усилием сдерживаю себя, чтобы не отползти, не забиться в угол.
— Кости руки и крыла действительно разные, — бормочет он. — А если на второй руке начали появляться перья, то процесс должен затрагивать и кости, разумеется. Как же жаль, что нельзя посмотреть изнутри.
— Вы в своём праве, — холодно отвечаю я, отчего-то мне становится трудно дышать. — Отрежьте всё, что вас интересует и посмотрите в разрезе.
Кристем недоумённо смотрит на меня какое-то время, а потом обнимает за плечи, притягивает ближе, я не сопротивляюсь, но и не подаюсь навстречу.
— Я не буду делать ничего такого. Я — не они, Кори. Со мной ты в безопасности. Извини, я просто…
— Или вам просто недостаточно интересно, — брякаю я мстительно, но всё же немного расслабляюсь в его руках.
— Мне очень, очень интересно, — Кристем улыбается, я чувствую это по его голосу, хотя лица не вижу, подбородок хозяина упирается куда-то мне в макушку. — Но ты — это ты.