Нонкина любовь

Свиноферма вышла замечательно хорошей. Ее выбелили, оборудовали, огородили, а спереди оставили место для фруктового садика. Рядом с общим помещением построили две хорошие комнаты для свиноводов. Когда все это было готово, перегнали сюда свиней из старого свинарника, и свиноферма зажила своей жизнью.

Наши свиноводы — дед Ламби и Нонка — хорошие люди и добросовестные работники. О Нонкиной работе нечего и говорить. Ее слава гремит уже по всей околии. Но и дед Ламби, хотя ему уже стукнуло шестьдесят, оказался работящим и умелым человеком, а при этом крайне настойчивым и честолюбивым.

Дед Ламби — низкий, худой старичок, с жиденькими усиками и хитрыми черными глазами, страшный болтун. Он не ходит, а все бегает — уж такой у него бойкий характер. Свою высокую овечью папаху старик всегда носит набекрень, но не столько из молодечества, сколько из-за небольшого физического недостатка — когда он был маленьким, соседская собака откусила ему ухо, и теперь его папаха вечно сбивается на левую сторону. Он одинок и очень привязан к Нонке. Сперва, правда, все было совсем иначе. Их совместная работа вначале шла далеко не гладко.

Тогда дед Ламби был свиноводом, первым свиноводом нашего хозяйства. Его сын, молодой парень, погиб во время Отечественной войны. Обе его дочери были замужем и жили в дальних деревнях, а старуха, то ли от тоски по сыну, то ли от какой-то болезни, померла шесть лет назад. В это время в селе организовали кооперативное хозяйство. Дед Ламби послонялся денька два в своем опустевшем домике, а на третий — пошел в правление. Глядя, как люди суетятся, вступают в кооператив, сдают скот в общественное пользование, старик почувствовал себя совсем одиноким и лишним.

Войдя в правление, он не сразу решился заговорить с председателем, а остановился за дверью и, только когда все разошлись, подошел к столу. Хотя они с Марком были соседи и, можно сказать, свои люди, дед Ламби почтительно снял шапку, как перед околийским начальником, и спросил:

— Ну, а со мной-то что вы будете делать, а?

Марко был чем-то занят и не расслышал его слов.

— Со мной, говорю, что будете делать? — повторил дед Ламби и часто-часто заморгал.

— Что мы с тобой будем делать? — сказал Марко. — Бросим собакам.

— Да меня, вишь ты, и собаки, небось, есть не станут!

— Ну, говори, в чем дело, Ламби!

— Да что ж говорить-то? Слова мои вот какие: остался я один, как кукушка, и ищу чужого гнезда. Скажи ты мне на милость, вот таких, как я, которые и дела делать не могут и земли у них нет — таких принимаете вы к себе?

Дед Ламби понурил голову и уставился на свою палку.

— Очень уж рано ты подаешь в отставку, дед Ламби. А ну-ка разинь рот да покажи зубы! — сказал кто-то, и все засмеялись.

— Да ты, небось, лучше молодого с работой справишься, — сказал Марко и дал ему подписать заявление.

Не прошло и месяца, а уж его назначили свиноводом. Дали ему пять тощих свиноматок, взъерошенного кривобокого хряка и сказали: «Смотри за ними».

Эта его первая должность в кооперативе понравилась деду Ламби больше всего тем, что показалась ему очень легкой. Чего ж тут особенного — смотреть за свиньями? В то время, как другие члены кооператива волновались, ссорились, спорили, в то время, как одни, после долгих колебаний, с испариной на лбу, решались войти в кооператив, а другие, ощетинившиеся и озлобленные, требовали обратно свой скот и инвентарь, он замешивал корм для свиней, кормил их, поил, а они сами за собой присматривали.

Его свиноферма представляла собой круглый свинарник, с плетенными из тонких дубовых прутьев стенками, крытый кукурузной соломой и полный грязи. Свиньи целыми днями валялись в грязи, а, проголодавшись, просовывали рыльца сквозь щели в плетне и оглашали весь двор своим хрюканьем. «Ух вы, черти проклятые! Попадись вам, так и на куски разорвете!» — приговаривал ласково дед Ламби, наливая пойло в корытца. Люди видели, как он бегает, как починяет то стенку, то крышу свинарника, заходили к нему и всегда находили для старика доброе слово. Вскоре он приободрился, стал закручивать свои жиденькие усики и шутить:

— И меня эти свиньи скоро съедят, знаете. Вот одно ухо уже съели! — и он показывал уцелевший кусок откушенного уха. — Жрут, жрут, ну и на здоровье! Да вы такого, как я, днем с огнем не сыщете. Так-то.

Кормил он свиней по три раза в день кукурузной мукой с отрубями, овсом, ячменем, свеклой, смотря по тому, какие продукты были в складе кооператива. Он и понятия не имел ни о каких кормовых рационах. Если заболевала свинья, он сам пускал ей кровь, заливал в горло английскую соль, мазал разными мазями, одним словом, сам справлялся с ветеринарными нуждами своей свинофермы. Никто не вмешивался в его дела. Иногда к нему наведывался Марко, заглядывал через забор на грязных свиней и спрашивал:

— Слушаются они тебя?

— Да чего ж им не слушаться? Задам им корма, на-ажрутся, знаешь, и развалятся. Только вот грязи у них многовато. Чищу, а она так и прет, будто из-под земли. Ну, да ведь свиньи же: без грязи им никак нельзя. Пока они не обрастут ею пальцев на пять, им как будто все не по себе. Так ведь.

Частенько заходила к нему и Нонка Колюва. Любовалась поросятками, разговаривала с дедом Ламби и уходила. Однажды — это было после молотьбы — она опять пришла по своему обыкновению. Остановилась у забора, посмотрела на поросят и спросила:

— Дедушка Ламби, берешь меня в помощницы?

Дед Ламби заколачивал доску в заборе. Он принял Нонкины слова за шутку:

— Ручки замараешь, парням не будешь нравиться. Ну что, отмолотились уже? — спросил он, осматривая забор — где бы еще что починить.

— Отмолотились, отмолотились, но ты скажи, хочешь взять меня себе в помощницы? — настаивала Нонка. Уж очень мне по душе эта работа.

Чертова девчонка так это сказала, что дед Ламби почувствовал: что-то кольнуло его в самое сердце. Он посмотрел на девушку и увидел, что она не шутит. Старик слышал, что в некоторых селах за свиньями и другим скотом смотрят женщины и девушки. «Чего доброго, и ей то же в голову взбрело? Только этого не хватало», — подумал он и вспомнил, что Нонка еще с весны все тут околачивается. У него сжалось сердце при мысли, что она займет его место, но он не мог ее выгнать. Да даже если б и выгнал? — Она пойдет к председателю, попросится в свиноводы, он ее и назначит.

— Дались тебе эти свиньи, брось, право! — просто и подкупающе сказал он. — Это дело как раз для таких, как я. И я хлеб себе зарабатываю на старости лет, и в кооперативе лишние руки освобождаются. Ведь так же ж.

Нонка засмеялась.

— Нет, дедушка, не так это, — сказала она. — Свиноводство — очень важное дело. Наше хозяйство может построить такую свиноферму, какой во всей округе нет. У нас есть хорошее место для свинофермы — «Вязник». — Она внимательно посмотрела на свиней, нахмурилась и добавила, как будто про себя: — Ведь здесь же не свиноферма, а грязный свинушник. — Дед Ламби очень обиделся. Он снял шапку, посмотрел на нее, потом наклонился к Нонке, прищурился и сказал: