Носители искры

Произошедшее не освещалось ни в прессе, ни по телевидению, его скрыли от всех, и даже я, ловчий службы безопасности Цодуза, поймавший сына Кадмина, понятия не имел, о том, что сделал его отец, пока не полез в протоколы, внезапно вспомнив, что задержанный кричал мне во время ареста...

Факт проникновения в монастырь и взрыв лишь упоминались в протоколах допроса Владимира, поэтому я долго рылся в архивах, пытаясь найти информацию о том, чего же хотел Кадмин-старший добиться, попав на территорию монисков, но оказалось, что у меня нет полномочий на получение этих сведений. Я даже не сумел выяснить, как так вышло, что он умудрился очутиться в Великом монастыре! На мой взгляд, это было совершенно невозможно!..

"Что ж, может, если я стану звеньевым, мне повысят уровень допуска?"

Тут я подумал, что задержание никому неизвестной "вороны" вместо беса Брухова вряд ли поможет стать звеньевым, и вдруг осознал, что, если не брать в расчёт загадку Кадминых, то мне на это совершенно плевать!

Странная старуха и её глаза-гвозди так пробили мне мозг, что я вообще перестал понимать, что мне теперь делать, как дальше жить...

"...Тебя не отправят в лечебницу, потому что ты успел уже стать драконом". Брухова она тоже называла драконом. Почему, что это значит?

"Атакованные" и уже "бесы" - вот и все термины, которые использовали ловчие для обозначения людей с погасшей искрой, других названий у нас не водилось - размышлял я уже вечером, после службы, бесцельно шатаясь по дорожкам Цодуза. Так откуда же старуха взяла этих "драконов"?! Загадка...

Ребята звали меня в город, сходить куда-нибудь развлечься, но я отказался, сославшись на занятость, на что Лёха медленно кивнул с видом полного понимания, - подумал, что у меня свидание с Зиной. Но Зина сегодня была в лечебнице на дежурстве, так что я просто гулял, радуясь уединению и возможности спокойно поразмыслить. На глаза снова попадались незаметные раньше погрешности в отделке домов, примитивность клумб, безвкусица анонсов новых фильмов, но я не задерживал на всём этом внимание, погружённый в мысли о вещах, куда более важных, чем оформление Цодуза.

"Твой околист больше не может сам зажечь искры...
– сказала "ворона".
– ...Это ты зажёг её, свою искру! Ты, а не твой околист!"

"О Боже, ну и бред! Человек не способен сам зажигать искру - даже малые дети знают, что происходит это исключительно по воле Господа!"

"Околист - вместилище для Божьей искры, как тело - для души, он - наша связь с Богом, подаренная создателем во время Второго пришествия. Почти полтора века назад случился Армагеддон, во время которого умерли все, кто служил дьяволу, а оставшиеся в живых истинные сыны Божьи получили в дар новый орган. По форме он похож на листок дерева, а по сути своей - око, неусыпно следящее за нашим духовным состоянием, чтобы больше не допустить столько зла в человеческий мир. Раньше, до Армагеддона, бесы могли безнаказанно подчинять себе людей, наполнять души их чёрным мраком, заставляя служить дьяволу. А теперь, благодаря околисту - дару Господнему, ни один бес не может незаметно проникнуть в человека и овладеть им - околист всегда стоит на страже и сразу же подаёт сигнал об атаке..." - вспоминал я строки из школьного учебника по мироустройству, пока не обнаружил, что ноги принесли меня к храму.

Остановившись, я посмотрел на часы - время было уже позднее. Интересно, есть ли ещё в храме хоть кто-то? Перекрестившись, я открыл дверь. Священнослужитель стоял прямо напротив двери, словно ждал меня.

– Здравствуйте, батюшка.

– Добрый вечер, сын мой, проходи, не стой на пороге!

Сделав несколько торопливых шагов внутрь, я замер, глядя на изображение Господа, раздающего искры сынам своим.

– Вот хотел спросить...

– Слушаю тебя, - певуче произнёс батюшка.

– В прошлое воскресенье, на Единении...
– я замялся и умолк, наверное, на целую минуту, и всё это время церковник терпеливо ожидал, когда я соберусь с мыслями.
– Моя искра загорелась не сразу, - наконец выдал я.

Батюшка кивнул, продолжая молча, но доброжелательно на меня смотреть. Я тоже таращился на него и ждал.

– Вопрос, - напомнил батюшка.- Ты собирался меня о чём-то спросить.

– А-а... ну... я хотел спросить, что мне теперь делать? Что значит эта задержка?

– А сам ты как думаешь?

– Я не понимаю, потому и пришёл. Вдруг это атака?

– Ты же ловчий, - отметил батюшка, глядя на мою форму.
– Ты лучше других знаешь, что делается с человеком во время атаки. С тобой происходит такое?

– Такое?.. Нет.

– А что происходит?
– батюшка говорил спокойно и доброжелательно, его светло-голубые глаза смотрели мне в лицо, они были чисты и прозрачны, как прохладная вода.
– Что ты чувствуешь?

Мне показалось, что за этими глазами ничего нет - ни искреннего тепла, ни настоящего понимания.

– О чём думаешь?
– взгляд священника стал острее и внимательнее.

"Чёрта с два!
– вдруг осознал я.
– Чёрта с два я скажу тебе, батюшка, что на самом деле чувствую и о чём думаю!.. и прости меня, Господи, за чертыхания в храме Твоём!"

– О чём ты думаешь?
– настойчиво повторил церковник, он чуть прищурился - прозрачная голубая вода превратилась в лёд.

– О том, что околист - это ведь орган, правильно?
– я постарался изобразить напряжённую работу мысли.

– Да, - согласился батюшка.

– И как любой орган, он может среагировать на стресс. Не потому что меня атаковал бес и случилась беда с искрой Божьей, а просто из-за несовершенства физического тела, - враньё изливалось из меня легко и свободно, строилось в историю, обрастая деталями, я говорил и сам удивлялся звучавшей в моём голосе искренности.
– У нас недавно погиб звеньевой, понимаете? А я - первый кандидат на его место. Я долго к этому шёл, готовился и очень хочу стать звеньевым, но в то же самое время сильно беспокоюсь, справлюсь ли с новой должностью, нервничаю, ну, вот и сплоховал малость, возможно из-за подсознательного желания уйти от ответственности. Так что я думаю, это пройдёт. Уверен, что уже на следующем Единении всё будет нормально.

– Уверен?
– удивился священнослужитель.

– Уверен! Спасибо вам, батюшка, что помогли мне понять себя.

Я глубоко поклонился.

Церковник склонил голову в ответ:

– Рад, что сумел помочь тебе, сын мой, - он снова стал говорить певуче, как в самом начале нашей беседы.

В моём кармане зазвонил телефон.

– Извините, батюшка, мне надо идти! Ещё раз спасибо, - я перекрестился, глядя на образа, быстро поклонился и вышел на улицу.

Телефон всё это время продолжал звонить. Это оказалась Зина.

– Привет, дорогая!

– Стёпка, ты не поверишь!
– проглотив приветствие, выпалила она.
– Я просто не могу удержаться, я должна рассказать тебе прямо сейчас!
– Зина понизила голос: звонки по личным телефонам в рабочее время не приветствовались.

– Что случилось?

– Да та бесноватая старуха! Ну, что ты сегодня арестовал, помнишь?

– Ну да, а что?

– Она... нет, ну это что-то невероятное! Её околист, он вообще...
– Зина задохнулась.

– Что вообще? Отвалился, что ли?
– рассмеялся я.

– Можно сказать и так, - неожиданно выдала Зина, заставив меня подавиться собственным смехом.

– То есть как?!
– сердце подпрыгнуло к горлу.

– То есть он мёртв, Стёпа, представляешь?! Сожжён! И у неё вообще нет искры! Её околист мёртв уже много-много лет!

– Господи... как? Разве такое возможно?

– Я тоже думала невозможно, да и все думали, но как видишь...

– Подожди, Зин, я не понимаю: если околист - мёртв, то как же она сама-то жива?! Он же с мозгом - одно целое?