Новая реальность

— Телевизор? — удивился Андрей. — У меня и…

Он хотел было сказать, что и дома не было телевизора, но вспомнил, что дома имелся компьютер, телефон, газеты со всего мира — в общем, все нужное, чтобы получать информацию и развлечения, — и поэтому сказал:

— Да, хочу.

— Славно. Я тебе передам. А что ты на Новый год делаешь?

— На Новый год? А он скоро?

Сергей рассмеялся.

— Ну посмотри на календарь.

Повернув голову, Андрей увидел, что было двадцать второе декабря. Уже с завтра полярная ночь по секунде будет таять, подумал он, пока не превратится в свою противоположность и всюду не воцарится день. Впрочем, в наступление лета было сложно поверить.

— Ничего не делаю, — он пожал плечами.

— Тогда приходи ко мне. Я тут буду на дежурстве. Хоть посидим пообщаемся, — сказал Сергей. — выпьем, телек посмотрим.

— А зачем тебе дежурить? — удивился Андрей. — Что может случиться?

— Им виднее.

Сергей благодушно улыбнулся, показывая, что говорит о таких силах, которые не стоит обсуждать или комментировать, и Андрей тоже натянул бесцветную улыбку. На следующий день в его комнате появился телевизор.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. НОВЫЙ ГОД

Накануне Нового года он получил новое письмо от Лены. Она написала:

«Привет, Андрей.

Будем считать, что я получила ответы на свои вопросы. Я постаралась вы­ждать немного, чтобы сразу не писать.

Скоро будет Новый год. Я решила тоже поехать куда-нибудь, чтобы не быть одной. Поеду к брату. Не знаю, буду ли возвращаться. Москва пустеет. Это, наверное, похоже на сорок первый год. Только вот… Не знаю, что «только вот». Извини, пустая голова. Я поняла, что боюсь.

Теперь мне ничего особенно не хочется, только поехать к тебе. Но в ваш городок сейчас не попасть — он, говорят, забит до отказа. Да я и не знаю, там ли ты. Вдруг я пишу в пустоту. Мне кажется, что ты ничего не сделал из того, что я просила… Извини, я не хотела об этом, но я ничего не почувствовала, никаких твоих мыслей… Это так странно: неужели и правда там, куда я пишу, нет моего Андрея, а только все засыпано снегом и дует ветер? Кто тогда это прочитает? А вдруг никто?.. Ужас. Если тебя нет, то, получается, и меня нет. Вроде как в «Ежике», помнишь? Я никогда не понимала особо, что там происходит, пока сама не угодила в этот туман. Интересно, ты знаешь, что у нас творится? У тебя там вообще есть новости?

Ты в курсе, что мы продолжаем со всеми ссориться и рвать отношения? По телеку они скажут тебе, что «дипломаты работают» и бла-бла-бла, но на самом деле я только и слышу, что очередная страна закрыла нам въезд или ввела ограничения против каких-то чиновников. Я помню, когда это все началось, все посмеивались, потом стали злиться и кричать, что с Россией так нельзя и мы всем покажем. А потом наступил какой-то надлом, и всем стало наплевать, что там происходит. Никто уже никуда не может поехать — так и чего это обсуждать?

Мой брат, к которому я собираюсь ехать (это тот брат, который в Курске), помню, в те времена, когда все началось, кричал мне по телефону, что я ничего не понимаю, что все будет круто, что мы скоро увидим процветание и что к нам обратно будут проситься бывшие республики… Потом он стал как-то меньше об этом, я думала, из-за того, что родилась дочь у них. Но сейчас он вообще не говорит на эту тему. Я пробовала спросить, но он просто замолкает. Мне даже слегка страшновато — что это в голове человека, который просто молчит, когда слышит вопрос? Напишу тебе, как доберусь, расскажу, что он из себя представляет.

Хотя прочитаешь ли ты? Я все представляю себе эту снежную пустыню, которую мы смотрели на фотографиях, когда ты уговаривал меня поехать. Мне казалось это таким бредом. Я была так зла на тебя. А ты, наверное, был зол на меня. Конечно, я тебя подвела. Мне теперь странно это понимать. Неужели действительно возможно, что мы никогда не увидимся? Я не верила даже в тот день… Интересно, ты бы стал со мной разговаривать после того, как я не пришла к поезду? Я вдруг поняла тогда, что хочу запомнить тебя смеющимся, улыбающимся, свободным… А не хмурым на перроне (и не говори, что ты был не хмурый!). Я поняла, что эти полчаса или час, которые у нас будут, ничего не поменяют, не сделают… И в общем вот. Не приехала. Потом узнала, что ни Лешка, ни Игорь не приехали. Ты, наверное, страшно обиделся на всех нас. Ладно, я просто закончу на этом. Прости.

Слушай, ты все-таки думай обо мне, ладно? Я думаю о тебе часто. Чувствуешь ли ты это? Давай будем думать о том, как увидимся, хорошо? Мы не можем не повидаться еще хоть раз. Если у нас будет еще хотя бы одна встреча, я буду говорить без умолку, пока не скажу все-все-все. Звучит как угроза, да? (Смайлик.) Странно, я пишу это, и мне смешно, но хочется плакать.

Все, хватит. Поеду куплю билет. Надо быть не одной в Новый год, а то начинается депрессия. Надеюсь, ты тоже там не один, и у тебя есть друзья.

Мы встретимся. И море будет омывать наши ноги. Представила это сейчас… На море встретимся, хорошо?

Обнимаю.

Лена».

Андрей нахмурился, когда закончил чтение. Он действительно не пытался больше вернуться мыслями в Москву, боясь, что снова окажется немым и не сумеет сказать ни слова. Он закрыл глаза: ему представилось то огромное расстояние, которое их разделяло, и что оттуда, из далекой точки на темной, беспросветной карте России, бьет одинокий луч света, протянутый лично к нему. Это Лена изо всех сил пытается дотянуться до него, сама не зная, зачем им обоим это надо.

В темноте, звенящей одиночеством (у которого на самом деле нет ни звука, ни запаха, ни цвета, но, тем не менее, оно способно казаться звоном), он пробовал нащупать путь к ней, но огромные снежные преграды вставали: волна за волной, каждая следующая — выше предыдущей. И он выбился из сил, прорезая их, и так и застрял где-то посередине. Из оцепенения его вывел бодрый голос диктора в новом шоу, которое началось в девять утра.

Он открыл глаза. Была суббота, оставалось работать еще пару дней, потом наступали праздники. Здесь не чувствовалось такой суеты, как в Москве. Собственно, если бы не напоминания его нового приятеля, он бы постоянно забывал о Новом годе. Андрей встал и, покачиваясь, сделал два шага до стола (накануне он крепко выпил в одиночестве и еще не полностью протрезвел). На столе лежал галстук серо-голубого цвета, который он собирался подарить своему товарищу-чиновнику. Рядом он положил письмо. Тоскливое желание ответить теребило краешек его души, но беспомощность клонила в сон.

— Лена, ну что я могу сказать. Здесь нормально. Есть дешевый алкоголь и «Северные», — пробормотал он, укладываясь обратно в койку. Он улегся без одежды: трубы были раскаленные. — Еще тут тепло. Надеюсь, дома тоже, — добавил он и повернулся к телевизору.

Ток-шоу заменило его мысли, и Андрей остекленевшими глазами смотрел на красавчика-ведущего и его гостей. Даже не верилось, что где-то в Москве они записывали эту передачу: добрых четыре часа напряженной работы, куча гримеров, операторов, сценаристов, помощников… В городке такая яркая картинка смотрелась как фантастический привет с другой планеты — тут, наверное, и не собрать столько ярких цветов, сколько поместилось на экране. Андрей, насытившись картинкой и пустой болтовней о предмете, который он даже не запомнил, уснул и проснулся после трех часов. Царила все та же ночь.