Новая реальность

Они прошли главную улицу города — Ленина — из конца в конец, ныряя в переулки и дворы. На краю города стояли КПП, вокруг которых напряженно гудели огромные пронизывающие ночь прожекторы. За последним рядом домов чернела и выла непроницаемая тундра. Они не говорили об этом, но оба знали, что если человека просто вытолкнуть туда, в метель, и заставить немного пройти, он вскоре вряд ли найдет путь назад: город мерцал слабо, а следы заметались в течение нескольких минут.

Вернувшись обессиленными, они вошли в Олесину комнату и улеглись на большую просторную кровать. На ней было вполне достаточно места, чтобы двое взрослых лежали порознь, не касаясь друг друга, но, когда он немного отдохнул, Андрей перевернулся и обнял ее в темноте. Олеся дышала тихо, чуть слышно, и он стал бродить по ее телу, распаляясь от того, что наслаждается ею как добычей. Он заставил ее дыхание стать частым, прерывистым, умоляющим, и потом вцепился в нее поцелуем, и она ответила ему: сначала вяло, как бы нехотя, а потом — он чувствовал, как меняется ее поцелуй — с согласием. Он чувствовал, что ей стыдно и неприятно и что они оба наслаждаются отвращением к тому, что делают. В коридоре шумела коммунальная сутолока: хозяева и эвакуированная семья смотрели хоккейный матч, кто-то готовил еду, ребенок занимался на пианино.

Выйдя снова на мороз, Андрей почему-то подумал, что скоро исчезнет и Олеся, и ничего, кроме ее картины и этой вспышки сумасбродной любви, от нее не останется. Точно так же в один прекрасный день придется исчезнуть и ему, и от него тоже не останется ничего, кроме размытых воспоминаний о женщинах, с которыми он когда-либо бывал.

На Новый год, как и договаривались, они встретились с Сергеем перед монументальным зданием управления по информированию граждан и ревизии гражданской активности. У каждого было несколько пакетов: салаты, фрукты, овощи, холодец, блины и, конечно, выпивка.

— Ну, здравствуй! — радостно воскликнул Сергей.

— Привет!

— Наконец-то. Ух, сейчас отметим!

— А тебе не надо будет работать? — на всякий случай уточнил Андрей.

— Ну-у, я тут еще никогда не дежурил на Новый год, но, думаю, ничего не приплывет. Ну и потом, на праздник дисциплина всегда чуть падает, это нормально.

Управление показалось Андрею таким же пустым, как и в день, когда они приходили с Петром. Пожилой охранник поздравил их с праздником и предупредил, что в одиннадцать уйдет домой, а ключ от здания отдаст Сергею, и им надо будет запереться изнутри.

Сергей бодро принялся разливать водку, и, несмотря на вялое сопротивление Андрея, они начали пить уже в десять вечера.

— А что тянуть? — удивлялся чиновник. — Страна огромная: уже некоторые закончили праздновать и легли отсыпаться, а мы только начинаем!

— Ну да.

— Тебе приходило в голову, насколько она большая!?

— Нет. Чем дольше я здесь, тем хуже чувствую масштаб.

— Масштаб чего?

— Мира.

— Ну, за мир и выпьем.

И они выпили. Пожевав закуски, Сергей сказал:

— Это для вас, горожан-хипстеров, размеры ничего не значат, а ты полетай с мое из конца в конец страны — поймешь, что это такое. А еще лучше съезди.

Андрей меланхолично кивнул.

— Эй, да ты без новогоднего настроения совсем!

— Да, пожалуй.

Андрей поднял на него слегка помутневший взгляд. Они еще выпили, и он понял, что все перед глазами плывет.

— Э, так дело не пойдет, — сказал Сергей огорченно, — эдак ты еще до Президента уснешь.

Они вышли на мороз и покурили «Северных». Андрей немного пришел в себя и почувствовал веселость, которая, как ему казалось, под огромным давлением все это время тайно копилась, а теперь рвалась наружу, и алкоголь пробивал ей дорогу. Следующую рюмку они уже выпили по его инициативе.

— Виски, оказывается, очень тоскливый напиток, — сказал он, — после него чувствую себя таким тяжелым и грустным.

— Это потому, что он весь паленый, — Сергей засмеялся. — Слушай, ладно, скажи мне другое: у тебя получилось с его женой?

— С женой?

— Ну, с женой Петра. Ты же для этого на него наговорил, ну, признайся!

— Э-э, я бы не хотел об этом…

— Да давай, ладно тебе! У меня же есть чуйка на это! Я тогда сразу тебя раскусил и поправил. Но оказалось, что ты все равно угадал! Вот это я называю чутье! Ты на него наговорил, но… оказался прав! Это в нашем деле самое важное! Чувствовать даже поверх своих мыслей!

— Этого я уже не понимаю.

— Так получилось с ней или нет?

— Получилось.

— О-о, — Сергей с уважением похлопал его по плечу, — и сколько раз?

— Один раз.

— Один, — задумчиво повторил чиновник. — Ну, все равно молодец! Выпьем за чутье и за твой один раз!

Андрей выпил. Он немного насторожился — не пытается ли новый друг подвести его под статью.

— А что с ним случилось, с Петей? — спросил он.

— Этого я не знаю. И никто тебе не скажет, даже те, кто знает.

— А кто знает?

Сергей пожал плечами.

— Те, кому положено, — он засмеялся. — Да ты не беспокойся. Не думаю, что он найдется. Сам понимаешь, время неспокойное, назад в городок его никто не пустит, даже если он придет!

Внутренне похолодев, Андрей почему-то рассмеялся, и они снова выпили. После этого он потерял счет рюмкам и тостам и перестал следить за нитью разговора. Редкие фразы и предложения, бывало, выплывали над общим шумом речи: например, он запомнил, что Сергей стал смеяться все громче и как будто отчаяннее, хлопал его по плечу (потом и по обоим плечам) и держался за живот. Во время смеха его рот широко раскрывался, он скалил зубы, закрывал глаза и походил немного на обезьяну. Андрей запомнил, что несколько раз чиновник повторил одну и ту же мысль: «Конечно, надо тебе к нам!.. ценный кадр мог бы выйти… вот после праздников…».

Потом они перестали выходить на улицу и курили уже прямо в кабинете, и время понеслось еще быстрее, не разрываемое сменой декораций. В какой-то момент их начал перекрикивать телевизор: из голубого экрана пели и поздравляли артисты, которых Андрей в основном помнил еще из детства. Было очень странно смотреть, как их идеальные лица улыбаются и смеются, лишенные морщин и изъянов, притом что почти каждый находится на сцене уже третий — четвертый десяток лет. Андрей коснулся собственного лица — утомленного, распаренного водкой, потерявшего здоровый цвет из-за постоянной темноты и работы за компьютером.

Они слушали поздравления: механические, заученные еще при прошлом режиме — Андрей понял, что уже миллион раз их слышал и что никто не вкладывает в них ни капли смысла. Поздравления перемежались песнями, танцами, фейерверками. Пока происходящее на экране было достаточно сдержанным, спокойным, потому что все поглядывали на часы и ждали появления хозяина праздника, и все знали, что именно после его речи веселье начнет по-настоящему набирать обороты… Однако и то, что Андрей видел сейчас, мало укладывалось в его картину мира. Он мог принимать это в Москве — столице огней, вечных плясок семь дней в неделю (веселую вечеринку можно было найти или закатить самому и в девять утра понедельника, и в полночь пятницы) — но здесь, за полярным кругом, ему казалось, что он смотрит на пляшущих инопланетян.

Картинка на экране была самым ярким, что он видел за много месяцев. А столько беззаботно танцующих людей и того дольше: с тех пор, как непрестанно стали говорить об угрозе и с тревогой посматривать на запад и озираться на восток, людям все неспокойнее плясалось из-за предчувствия войны, и хотя танцы не прекратились полностью — из них будто улетучилась беззаботность мирной жизни. А еще столы ломились от еды и напитков, и Андрей впервые с переезда вспомнил, что когда-то любил ходить в дорогие рестораны, пить эксклюзивный алкоголь, надевать модную одежду.