Новичкам везет

Разбираться приходилось во многом – тут и равновесие, и сила тяжести, и инерция. Мысли о физике мешались с размышлениями о собственном теле – Сара пошла в рост, все в ней изменялось, перестраивалось, ступни увеличились, ноги стали длиннее, и с каждой переменой менялось что-то внутри.

Отец объяснил, почему у некоторых моделей треугольное основание – так получается прочнее, хотя скорость и снижается. Сделаешь конструкцию поизящней, она потеряет плавучесть. С грязью вообще ничего не поделаешь, против грязи есть только одно средство – терпение.

Сара унаследовала от матери практический ум и сразу же сказала, что человек сам по себе, без этих всяких железок и деревяшек, огромных искусственных цветов и звериных голов из папье-маше, наверно, обгонит всех остальных.

– Ну, конечно, – согласился отец. – Только так неинтересно.

Сара и Генри умоляли, чтобы их взяли на гонки. Мама боялась, что они еще слишком малы, но папа решительно объявил, что придется ей поехать с ними и самой за всем приглядеть. В конце августа все четверо устроились в пикапе – багажник забит снаряжением и палаткой, а сзади длинный прицеп – и вперед по берегу Тихого океана, где мимо пляжей, где через леса.

По дороге мама рассказывала им всякие истории про здешние места. Сначала она просто читала вслух из путеводителя, но на какой-то заправке книжка таинственным образом исчезла, и чем дальше они отъезжали от дома, тем причудливей становились мамины истории. В рассказы вплетались иные миры, с гномами и троллями, живущими в дуплах огромных, древних деревьев, миры, где из земли после дождя вырастали не только цветы. По вечерам они ставили палатку, и отец, который дома почти никогда не готовил, кашеварил у костра. Он мастерски жарил колбаски. Жир стекал в огонь, горящие ветки выбрасывали столпы искр и шипели. Маршмеллоу на глазах покрывались ровным загаром, зажмешь их между двух печенюшек, шоколадная глазурь подтаивает от жара – вкуснота. После ужина при свете походной лампы в палатке начиналась игра в карты. Генри все время придерживал семерки, ему особенно нравилась эта цифра. Потом все вместе устраивались на ночь, и посапывание спящих перекликалось с тихими шорохами снаружи: мелкие зверушки пробирались через подлесок и шуршали во мху под деревьями.

На третий вечер они добрались до старого порта, построенного еще в Викторианскую эпоху. Удивительно даже – дальше как будто ничего нет. Дойдя до городка, дорога просто-напросто уперлась в воду. Высокие, важные, искусно изукрашенные кирпичные дома на главной улице словно застыли во времени. Появись сейчас старинный экипаж, превратись асфальтовая дорога в булыжную мостовую прямо под шинами их автомобиля, Сара бы и глазом не моргнула. Того и гляди, из бара, через двери с цветными стеклышками повалят пьяные матросы. Прямо как на съемочной площадке. Впечатление усиливалось костюмами прохожих. Чего тут только не было – от викторианских турнюров и цилиндров до свободных балахонов-варенок с разводами всех цветов радуги. Мимо прошла троица – Страшила, Железный Дровосек и Трусливый Лев. Они заметили Сару и бросились к ней, умоляя стать их Элли. Но отец объяснил, что у них задуман семейный наряд, и без нее не обойтись. Он, правда, наотрез отказался рассказывать детям про их костюмы – ничего, потерпите до начала завтрашней гонки.

Наутро – их первая гонка вот-вот начнется – отец разбудил детей спозаранку. Протянул обоим белые лабораторные халаты. У самого – дико растрепанные волосы, а на носу гигантские очки в черной оправе.

– Готовы? Безумные ученые, вперед!

Сара и Генри не переставали улыбаться – полный восторг. Все вместе они вытащили из прицепа их конструкцию, полюбовались удлиненным, стильным капотом, подчеркивающим гениальную минималистичность велосипедной рамы с несколькими сиденьями. Над рамой развевались белые полотнища, соревнуясь по красоте с замысловатыми деревянными ножками – как у кузнечика, – на них настоял Генри. Они подкатили свое творение к старту, рядом оказались гигантская фиолетовая птица, причудливой формы экипаж с механическими лошадками, помесь велосипеда с элегантно-ребристым металлическим ежом и желтенький пучеглазый аэроплан – вылитая божья коровка.

– Эксцентричнее некуда, – заметила мама, но Сару эти слова не обманули – в голосе скрывалась добрая улыбка. Еще вчера она углядела, как родители держались за руки, думая, что их никто не видит.

– Все готовы?

Тубы изрыгнули забавный звук, запищали клоунские дудки.

– Отлично, но прежде чем…

Неумелая барабанная дробь вызвала громкие смешки.

– Какой у нас девиз? – прокричал распорядитель гонок.

Толпа что-то неразборчиво проревела в ответ.

– Что они говорят? – спросила Сара отца, и тот улыбнулся:

– Они говорят: «Взрослым надо веселиться, чтобы детям захотелось вырасти».

Десять лет кряду каждое лето было до отказа заполнено отвертками и гаечными ключами, велосипедными и лодочными деталями. Сара и Генри мечтали о полетах и заплывах и летели наперегонки под горку в машинах, смахивающих на бабочек, или на велосипедах, похожих на маленькие лодочки, плывущие по воздуху.

Десять лет кряду каждую зиму они ждали той минуты, когда отец посмотрит на них горящими глазами, скажет: «У меня идея», – и все закрутится снова.

Будущего мужа Сара встретила в колледже, в первый же год. Они оба занимались в классе художественной фотографии и были напарниками в лаборатории. Дэну просто понадобился еще один факультатив, но сразу стало понятно: он умеет поймать момент. Фотографии Дэна притягивали, заставляли погрузиться в историю, запечатленную на фотобумаге.

Дэн потом говорил, что у него с самого начала была фора – куча времени наедине с Сарой в темной комнате со стойким запахом фотореактивов и неяркой красной лампой. Но фора ему была не нужна. Сара влюбилась в него сразу, в ту минуту, когда увидала эти пальцы, нежно вытягивающие проявленную пленку из металлического бачка. Пальцы бережно касаются ребер негатива, лицо горит ожиданием: поскорее бы увидеть, что же все-таки появится на фотографии. Всегда заранее знаешь, что будет на снимке, считают фотографы, но Дэн с этим не согласен. Половина удовольствия в неожиданности – кто знает, что ты там такого наснимал, какая катавасия попала на пленку.

Когда Дэн, несмотря на все уговоры преподавателя, понял, что фотография все-таки хобби, а не профессия, и решил специализироваться на архитектуре, чтобы было чем кормить Сару и будущих деток, она с облегчением спряталась у него под крылом: он такой практичный. Они поженились, как только окончили колледж.

С самого начала Саре хотелось поскорее завести ребенка, хотелось быть с Дэном, желание влекло ее, как могучая река, глубокая и чувственная. Особенно в середине цикла. В начале и в конце цикла она превращалась в тонкий, невесомый листок бумаги, того и гляди унесет ветром. Потом ее снова подхватывал поток, и она ныряла в него с размаху. Дэн был под боком, проведешь легонько кончиком языка по выступающим лопаткам, коснешься пальцами длинных, мускулистых ног. Доктор Джекил и миссис Гормон, смеялся Дэн, но был совсем не против окунуться в этот стремительный поток. Щедрая, могущественная, точно знающая, чего она хочет, – именно такой он ее любил.

С огромным трудом им удалось удержаться от деторождения и дождаться, пока Дэн окончит архитектурную школу. Теперь можно позволить себе что-нибудь пошикарнее однокомнатной квартирки и побитого «Фольксвагена».

Саре понравилось состояние беременности, тайна ожидания. Кто там внутри, что отпечатается на фотографии? Они с Дэном ходили в кино и читали титры в поисках имени для ребенка. Дэн писал понравившиеся имена на кусочках бумаги и в шутку выкладывал их на Сарин огромный живот – подходят ли. В выходные они красили комнату для ребенка, по вечерам собирали детскую кроватку. Сара снова и снова влюблялась в руки мужа – как он держит малярную кисть или отвертку, как кладет ладонь ей на поясницу – и все без малейшего усилия.

Большинство беременных, как известно, предпочитают пресное острому, но ей, наоборот, безумно хотелось всего пряного и пикантного. Кинза и кумин, жгучий красный перец, рыбий жир, настоянный на паприке, и самый что ни на есть острый соус из Нового Орлеана: поешь, и сразу прошибает пот. Она рылась в пряностях, выискивая что-нибудь новенькое, а непрерывно растущий живот плыл впереди носовой фигурой корабля, открывающего новые земли. Дэн улыбался ей во время ужина, но она вскоре заметила, что на работу он с собой берет что-нибудь совсем из другой оперы – банан да йогурт. И таблетки от изжоги. Оба вздохнули с облегчением, когда родился Тайлер и доктор велел прекратить баловаться пряностями – а то у ребенка будут колики. Теперь все вокруг было белое – молоко, пеленки, облака.