Новик

Он и раньше подозревал, что с Андреем что-то не так. Как и с Марфой. Другие они. Чужие. Вроде и по-нашему говорят и ликом понятны, но чужие. Как будто иноземцы далекие. Теперь же выходило… - Ты только молчи. Понимаешь? Просто молчи. И никому не рассказывай.

– Батя…

– Они хорошие. Если бы не они – нам бы голодать.

– Но они же нелюди!

– Это не так… тебе просто показалось.

– Батя!

– Скажешь кому – и мы снова окажемся на улице. И снова будет лебеду да крапиву есть. Хочешь?

– Но отец Афанасий…

– А что отец Афанасий? Они крест носят и причастие принимают. Люди они. Дивные, но люди. Молчи! Никому не говори то, что сказал мне. Понял меня?

– Понял, батя.

– И не подсматривай больше за ними. А то бог знает, что тебе еще померещиться.

– Но он сказал это! Я слышал!

– Он на нашем языке это сказал?

– Нет.

– Вот! Ты тот язык не ведаешь, оттого и глупости всякие чудятся.

– Но…

– Хочешь нас всех сгубить?

– Нет… прости, батя.

– Вот. То-то же. Лучше иди еще угля мне принеси. Дел много, а ты непонятно где шляешься.

Сын споро убежал, а Илья напряженно уставился ему в след. Сзади же подошла его супруга и осторожно обняла за плечи.

– Может вернемся в Тулу?

– Ты с ума спятила?

– Так может сыну не почудилось? Марфа то, когда с матерью браниться, то чуть не рычит. А Андрей, видел, как он озверел тогда? Зенки кровью налились. Ей-ей бросится и растерзает. Да еще и Устинка болтал, что Андрей хотел с волколаком договориться. Сказывал, будто они одной крови.

– Волки заботятся о своей стае, - чуть подумав ответил жене Илья. – Пока они нас считают в своей стаи – мы в безопасности. Поэтому не болтай. И за сыном приглядывай. Поняла?

– Ты уверен?

– Уверен.

[1] Среднепольский язык – вариант польского языка, бытовавшего в XVI-XVIII веках.

[2] Среднефранцузский язык – вариант французского языка, бытовавшего между 1340 и 1611 годами.

Часть 1. Глава 6

Глава 6

29 июня, Москва, кремль

Иван свет Васильевич сидел за небольшим столиком, на котором лежала книга. Разместившись у настежь распахнутого окна. Чтобы и воздух свежий, и света больше. И читал, водя небольшой резной палочкой по строкам. Медленно, едва заметно шевеля губами, словно бы пытаясь вокализировать текст. Но, воздерживаясь от этого…

Его детство было очень непростым. Отец умер, когда ему стукнуло всего три годика. Очень скоро у руля встала его мама. Однако ее регентство не продлилось и четырех лет. Отравили. Бояре не хотели, чтобы ими правили Глинские. То есть, те, кто равен им по статусу. Так что остался он в свои неполные семь лет круглой сиротой под присмотром ряда аристократов, не сильно жаждущих, прямо скажем, его воцарения и успешного правления.

Сначала они держали в черном теле, ограничивая даже питание, не говоря уже про образование. Потом всячески старались отвлечь его от процесса познания, стремясь «утопить» в развлечениях самого разного характера. Дабы он не дай Бог не оказался достаточно подготовлен для самостоятельного правления и оставался марионеткой в их руках.

Так что, на престол Иван Васильевич вступил, умея едва-едва читать-писать-считать. И, как окружающие говорили, ему более и не требовалось. Ведь есть помощники. Но он сам так не думал. И столкнувшись с реальными проблемами государственного управления, начал учиться. Как мог. Прежде всего – читать все, что под руку попадется. К сожалению, в силу обстоятельств, попадались прежде всего книги духовного содержания, которые не сильно помогали Ивану Васильевичу развиться в нужном для правителя ключе. Но даже их чтение было намного лучше, чем ничего. Во всяком случае, к 1553 году он уже настолько продвинулся в чтение, что начал мало-мало читать тексты про себя и знал наизусть многие фрагменты Святого писания и Святого предания…

– Государь, - тихо произнес вошедший слуга, глубоко поклонившись.

Царь мельком глянул на него и ответил:

– Зови.

После чего положил палочку на книгу и потер руками лицо.

Минуту спустя к царю в помещение вошло трое человек. Которые тут же заломили шапки и поклонились.

– Рассказывайте.

– Государь, - осторожно начал первый докладчик, - интерес митрополита не связан с Сильвестром и князем Григорием Ивановичем. Они все сами по себе.

– И Сильвестр, - заметил второй докладчик, - просто интересовался.

– Добре. Тогда давайте по порядку. Какой интерес у Макария?

– Андрейка сын Прохора сначала откуда-то достал ляпис-лазури с гривенку. Да не камня, а краски. Говорят – наследство отца, которое тот хранил на черный день. Из числа трофеев. А потом удумал лампу добрую.
– произнес первый докладчик, кивнул на ту, что стояла у царя на столике, - Вот эту. И печь, что греть греет, а дым на улицу сразу отводит.

– Он из мастеровых?

– Он сын поместного дворянина.

Поместные дворяне были епархией царя и интерес митрополита к столь головастому пареньку из поместных вызвал в Иоанне Васильевиче некоторое раздражение. Как и то, что лампу ему презентовали как божью благодать, полученную через церковь, а не как выдумку царева слуги.

Царь нервно дернул подбородком, словно поправляя одежду, но промолчал.

– Макарий ему заплатил?

– И да, и нет.

– Как это?

– Сначала Андрейка краски принес чуть и попытался ее продать через местного купца. Дабы на вырученные деньги зиму прожить. Его же отец умер минувшим летом, обороняя Тулу от татар. Сказывают, славный был воин. И погиб в бою от стрелы, сразив нескольких супостатов. Кони его пали. Доспех и многое другое досталось татарам. А поместье оказалось опустошено. Поэтому жить ему было не с чего. Мать же умерла еще раньше, отчего паренек остался круглой сиротой без средств к существованию. Но сразу же вмешалась церковь. И оставшуюся краску парня вынудили частью продать, а частью подарить ей.

– ЧТО?!

– Четыре десятых доли гривенки церковь у него купила за бросовую цену. Остальное он церкви вкладом отдал.

– Хотя эта цена была выше, чем та, что дал купец. – добавил третий докладчик.

– Но не сильно, - поправил второй докладчик.

– А что с лампой и печью?

– Он их пожертвовал церкви.

– Безвозмездно? – спросил, поиграв желваками царь.

– Митрополит выделил ему сто рублей, хотя, как нам удалось выяснить, просил он сотую долю от выручки. Местный тульский священник удумал вместо денег подарил ему шесть меринов со сбруей. Прилюдно. Дескать, от Матери-церкви. Макарий одобрил, когда узнал.

– Они обошлись ему в сто рублей?

– В семьдесят два и тридцать семь копеек.

– Андрей сумел верстаться? – после долгой паузы спросил Иоанн Васильевич.

– Да. Выехал сам на коне в кольчуге с мисюркой, луком, саблей. щитом и копьем. А с ним два холопа выехало, так же одвуконь, с копьями да щитами. Но их ему засчитали только кошевыми, так как вместо кованной брони тегиляй на них был.

– Тоже митрополита дела?

– Нет, - ответил первый докладчик. – Это уже воевода.