Новобранцы
Шрифт:
– Я тоже могу сказать по-чеченски, - проговорил Хамид.
– Ты с дневальным так общаешься, да?
– спросил его Рижий.
– Он понимает?
– Когда я пьяный, я даже с офицерами разговариваю по-чеченски, - заявил Хамид.
– И они понимают?
– спросил Рижий.
– Научились.
– А сейчас вариант бухнуть?
– спросил Бесик.
– А воздух есть?
– Скинемся, - сказал Бесик.
– Да?
– поинтересовался он у остальных.
– Тут цены как - нормальные?
– Нормальные, - сказал Хамид.
– Только кто пойдет?
– Ты, - сразу сказал Бесик.
– Мы ж здесь ниче не
– Я не пойду, - отрезал Хамид.
– Почему?
– спросил Бесик с невинным видом.
Хамид промолчал.
– Ему впадлу, - вслух предположил Руха и, судя по всему, угадал.
– Омае (Здесь: тогда... (Осет.)) пусть дневальный сгоняет, - предложил Бесик.
– Или еще кто...
– Хочешь, чтоб меня посадили?
– усмехнулся Хамид.
– А че такого?
– Там их или ограбят, или украдут. При мне одного даже убили.
– Срочника - убили?
– переспросил Суплекс.
– Да, - сказал Хамид.
– Пошел в банк получать перевод, а на обратном пути - зарезали...
Мы снова примолкли, а Хамид продолжал:
– Я потом на опознание с ротным ездил. У него знаете, че в карманах лежало? Фантики от конфет. Ему за три дня до этого посылка пришла, он ее заныкал и хавал потихоньку. А чтоб фантики не видели, совал их себе в карман. Потом выбрасывал. Так и умер с фантиками.
К обеду явился в дупель пьяный Али и сообщил, что сегодня в столовую нас не пустят.
– Почему?
– возмущенно спросил Бесик.
– Потому что мы не поставлены на довольствие, - ответил Али.
– И потому, что нас не хотят ставить на довольствие.
Потом он поманил за собой двоих парней посговорчивей, и вскоре они принесли три картонных коробки, в которых оказались сухпаи. Нам выделили пятнадцать пачек, чтобы протянули до завтрашнего утра. Помимо каши двух видов и тушенки, в сухпаях обнаружились отвратительные галеты, которые никто не ел. Про плавленый сыр с паштетом молчу - они исчезли сразу и навсегда. И так как дисциплины у нас не существовало в принципе, после первого же приема пищи намусорили мы порядочно, и то, что надобно было растянуть до утра, мы оприходовали за час.
Появился товарищ майор, оглядел кучи мусора, среди которых мы валялись, и сказал с какой-то обреченностью:
– Вы не вы, если не насвинячите...
– Товарищ майор, разрешите обратиться?
– подал голос Бесик.
– Обращайся.
– А вон тому караульному патроны хотя бы выдают?
Майор покосился в указанном направлении и ответил:
– Выдают.
– Боевые?
– Боевые.
– А он имеет право стрелять?
– Да.
– А в майора?
Поднялся хохот. Товарищ майор сдержанно усмехнулся - как-никак шутка была удачная, - потом подозвал обедавшего с нами Али, сказал ему что-то вполголоса и, не прощаясь, ушел к воротам КПП. В город, надо полагать. Обернувшись, Али сообщил, что мы только что профукали возможность ночевать сегодня под крышей. Все были донельзя сыты, поэтому новость эту восприняли как авиакатастрофу где-нибудь в Таиланде.
Время тянулось очень медленно. Валяться просто так быстро надоело. От нечего делать самые шалые разбрелись по части в поисках приключений. Другие решили поприкалывать солдатиков Хамида. Третьи принялись знакомиться с офицерскими дочками. Четвертые боролись. Выглядело это даже для нас самих неестественно. Мимо
строем, в ногу, шагали подпоясанные, приглаженные, постриженные военнослужащие. Те, кто шли в одиночку, обязательно отдавали каждому встречному офицеру воинское приветствие. Мы же - небритые, обросшие, в майках, с подвернутыми штанинами, в тапках, без носков, говорили не по-русски, орали, хохотали и, в шутку шугая, кидались на солдатиков.Несколько раз повторялась одна и та же забавная сценка. Кто-нибудь поджидал на углу спортплощадки одинокого солдатика и, остановив, вежливенько так спрашивал: "Боец, прикурить есть?" И как только хмуренький солдатик протягивал раскрытую пачку, от нашего лежбища доносился крик: "Кто не хафтанет, тот чмо!" Солдатик либо улепетывал со всех ног, либо сжимался, точно его и в самом деле собирались ударить.
Вскоре все без исключения солдатики-одиночки обходили наше лежбище стороной. Если мимо шел строй в столовую, в него летели камешки. Высшим пилотажем считалось попасть по козырьку чьего-нибудь головного убора. Если проходил офицер, пусть даже в двадцати метрах от нас, надо было хором заорать: "Здр-равия желаем!", желательно - с акцентом.
И вот когда весь этот цирк, никак на службу не похожий, уже нас самих стал утомлять, к лежбищу подошли двое товарищей офицеров, каждый - с парой больших звезд на погонах. "По?дполы", - шепнул всезнайка.
– Ага, - пророкотал подпол, который был повыше.
– Вот они, наши дикари.
– Мы не дикари, - немедля возразил Бесик вялым сытым голосом.
– А вам не говорили, что надо хотя бы вставать, когда подходит старший по званию?
– осведомился подпол, который был пониже.
– А мы не с этой части, - проговорил Бесик, едва сдержав зевок.
– Все равно, с какой вы части, товарищи военно...
– начал было подпол пониже, и тут подпол повыше с презрением рявкнул:
– Встать!
Мы подчинились. Те, кто был помельче, сделали это проворно. Остальные вставали не спеша, намеренно показывая свое к офицерам отношение.
– Вам тут, у нас, как я вижу, не нравится?
– проговорил подпол повыше.
– Ну так, может, для знакомства дадите мне десяток кэ-мэ вокруг части?
– Правильно, - по-лакейски согласился подпол пониже.
– Не понимается через голову - поймётся через ноги.
– Не надо, товарищи подполковники, - просительно сказал Бесик, вставший последним.
– Жарко. И воды нам так и не дали.
– Ты, я вижу, говорить любишь?
– произнес подпол повыше.
– Где ваш начальник?
– Маегъа. (Не знаю. (Осет.))
– Чего?
– Не знаю, говорю.
– Ну так и говори! А то мявкаешь что-то... Как с ним связаться?
– С кем?
– С начальником, мля!
– Он не давал нам своего номера.
– Тогда на кого он вас оставил?
– Нас не надо ни на кого оставлять.
– Ну-ка, сынок, подойди, - сказал подпол, недобро усмехаясь. Было видно, как он медленно, наслаждаясь самим процессом, сатанеет.
– Ты что такой разговорчивый, у?
– с холодной любезностью спросил он у Бесика, положив ладонь ему на шею. Бесик смотрел прямо ему в глаза и не моргал.
– Я спрашиваю, почему ты такой разговорчивый?
– Я - не разговорчивый, - проговорил Бесик с застывшей улыбкой.
– Неразговорчивые молчат, - ласково заметил подпол.
– Я - не разговорчивый, - повторил Бесик.