Новые горизонты

— А свои стальные собираетесь делать?

— Конечно. В прошлом году я построил первый в России Бессемеровский аппарат, в этом построю второй, в два раза больший, а через год, если поможешь, мартен поставлю. Вот тогда и пойдёт сталь рекой. И домна твоя мне тут ой как нужна будет.

— Сделаем.

Создание новых рельсов — процесс настолько захватывающий, что у меня от печального настроения, навеянного кладбищем, довольно быстро не осталось и следа. Сначала в пудлинговой печи растапливают чугун, потом его прямо в печи начинают перемешивать длинными железными штангами. Во время этого процесса на штангу налипают сгустки железа, преобразовавшегося из чугуна, и образуют тестоподобную крицу-ком. Это тяжёлая работа, воистину для настоящих силачей: штанга десять кило весит да крица налипшая килограмм под сорок-пятьдесят.

Скопившуюся крицу вынимают из печи, соскабливают со штанги и на железной тачке везут к паровому молоту. Молот начинает прессовать крицу — сначала слегка, далее всё сильнее и под конец уже дубасит по ней в полную силу, да так, что после каждого удара шлак в виде огненных брызг разлетается во все стороны. Затем ещё не остывшую крицу прокатывают сквозь вальцы, и таким образом получается плитка довольно жёсткого получугуна-полужелеза.

Дальнейший её путь зависит от того, для чего она нужна: если для производства стали или более мягкого железа, то процесс плавления повторяется, но уже в другой пудлинговой печи; если для производства рельсов, то плитку просто везут к сварочной печи. И вот возле неё встречаются уже все компоненты будущего рельса. Там они складываются один на другой, и создаётся, как говорит Николай Иванович, пакет: сверху — плитка стали, внутри — плитки мягкого железа, внизу — плитки железа большей твердости.

Собранный пакет кладётся в сварочную печь и накаливается. Потом, уже раскалённый, он прокатывается сквозь нажимные вальцы, нагревается вторично и, наконец, прокатывается сквозь черновые и беловые вальцы, из которых выходит уже настоящим рельсом. Рельс этот ещё в раскалённом виде подставляют под круглую пилу, и она, визжа и рассыпая искры, опиливает его с двух концов в требуемый размер. Сразу же в нём пробиваются дыры под связующее крепление, и рельс готов.

— Александр, обрати внимание на ловкость моих мастеровых. Нынче за границей кое-кто пытается мой опыт повторять. Но они пакеты проволокой связывают, мои же рабочие считают, что это замедляет работу, а потому приноровились без всякой связки вчетвером сажать в печь эти пакеты, весом, кстати, по восемнадцать пудов (288 килограмм). После этого делают ещё более сложную операцию — передвигают пакет в печи с места на место так, чтобы он не рассыпался и чтобы железные и стальные полосы, составляющие его, не сдвинулись со своих мест.

— Да, впечатляет.

— О да! — Николай Иванович с улыбкой покивал. — А теперь пройдём в тигельный цех, который я готов предоставить тебе в аренду.

Тут оказалось, в аренду мне хотят отдать не весь завод, а лишь его часть — тигельный цех, но... в аренду бесплатную. Видать, я чего-то в прошлый раз недопонял. Ой да ладно, упало в руки так упало, будем считать это новогодним подарком.

Цех меня поначалу не впечатлил — маленький он, однако. Не представляю, как я его использовать стану. Конечно, можно всё переоборудовать. Вот только под какое производство? Здание кирпичное, небольшое, но хорошее, сразу видно, очень прочное. И, что немаловажно, потолки в нём высокие, есть где разгуляться с установкой подвесного оборудования, если таковое понадобится. Стоит печь для тигельной плавки на четыре тигля, но пространство позволяет расширить печку и до десяти тиглей.

Путилов похвастался, что сконструированные им печные горны плавят сталь на коксе в три раза быстрее, чем на древесном угле. Это интересно, надо будет поподробнее расспросить о них, глядишь, и нам в Красноярске такие наработки пригодятся. И хоть уголёк у нас плохой, но вдруг экономия какая-никакая да выйдет. Из дальнейшего разговора выяснилось, что опытовый завод Николаю Ивановичу как экспериментальная площадка уже не нужен, сейчас все мысли заводовладельца занимает его главное детище — Путиловский завод. Там все его мечты и чаяния. Там основная работа. Там он отныне проводит все свои эксперименты.

Как результат, тигельная плавка на "Аркадии" остановлена. Может, организовать здесь выплавку специальных сталей и редких сплавов? Мне качественная сталь позарез нужна — на стволы для револьверов, на ответственные детали станков, на инструмент, на некоторые виды проволоки (например, для изготовления пружин), причём сталь с определёнными свойствами в каждом конкретном случае. Опять же патронную латунь тут удобно варить.

А что? Во всём этом есть смысл. Так-так-так, а железо из передельных печей отлично подойдёт для трубного проката, да и саму прокатку труб стоит запустить. М-м... не. Места маловато. А вот если пристроить ещё один цех (пространство позволяет, и Николай Иванович не против), то в нём можно устроить крупномасштабную прокатку проволоки и труб разного диаметра, а металл на это брать с "Аркадии". В итоге будет у меня этакий компактный центр новых технологий, защиту и охрану которого нетрудно организовать по всем правилам. Часть рабочих живёт в бараке, расположенном на заводской территории, своих красноярских архаровцев я могу поселить туда же. Подновим кирпичный забор, окружающий всё это хозяйство, в помощь бизонам наймём ещё охранников и сделаем из предприятия супер-пупер-конфетку.

Новые планы так взбодрили, что я начал носиться по территории, засовывая свой нос во все более-менее значимые места, на ходу прикидывая, где и что стану менять. Даже по бараку прошёлся, выясняя, как работники живут. Николай Иванович следовал за мной по пятам и был явно доволен моим интересом, а когда я высказал ему свои планы по переобустройству, он их полностью поддержал. Ну, значит, так тому и быть. Мы обсудили все вопросы по взаимодействию с руководством "Аркадии" и отправились дальше — на Путиловский.

Ну, что сказать? Не поразил меня петербургский металлургический гигант. Совсем не поразил. Даже немного огорчил. Ожидал я чего-то большего, а тут... мать твою... С одной стороны, завод, конечно, немаленький, как-никак две тысячи рабочих трудится, а с другой... оборудование в цехах довольно примитивное: опять те же пудлинговые и сварные печи, опять тот же рельсовый прокат, плюс проковка котельного и прочего железа. Несколько вагранок стоят. Рядом махонький бессемеровский конвертер, всего на семьдесят пять пудов металла (1200 килограмм). Что интересно, Путилов его построил сам, без какой-либо помощи западных инженеров, вдобавок через месяц обещает достроить второй, в два раза больше. Эх... конвертер — это по нынешним временам, безусловно, круть несусветная, в России ничего подобного ещё нет, но вот остальное...

Вообще, Путилов, начав отстраивать заново этот завод, совершил, можно сказать, эпический подвиг, который в той моей жизни смогли повторить лишь в Великую Отечественную войну, причём с чрезвычайным напряжением всех сил государства. В такое трудно поверить, но Николай Иванович умудрился за каких-то восемь дней организовать новое, прекрасно действующее предприятие практически на голом месте. А началось всё с паники на Николаевской железной дороге. В декабре одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года в среднерусской полосе ударили сильные морозы и на всех железных дорогах империи рельсы стали выходить из строя. Закупленные в большинстве своём в Англии и рассчитанные на европейский климат, они в русские холода просто лопались при любой нагрузке. Запасы для ремонта в мастерских таяли с чудовищной скоростью. Железнодорожное сообщение Москва — Санкт-Петербург грозило встать долгой зимой намертво, а доставить новые рельсы быстро не получалось.

На выручку пришел Путилов. Попросил у министра путей сообщения завод в долг и пообещал в кратчайшие сроки освоить на нём рельсовый прокат. Второго января Николай Иванович получил от правительства заказ на рельсы, двенадцатого января казна выдала ему в аренду полуразвалившийся, давно не работающий Огарёвский железоделательный завод, и уже двадцатого января он запустил на нём прокатку рельсов до пяти тысяч пудов в сутки (80 тонн).

Если честно, я, наверно, не смог бы такое совершить, несмотря на все мои знания и опыт. Авральные работы не мой конёк, я привык всё тщательно и заранее планировать. Блин, да мне даже не представить объём и напряжённость этих работ! На морозе, прямо под открытым небом (ведь крыши и стены в цехах на Огарёвском заводе к тому моменту почти везде уже развалились) на старые заводские фундаменты рабочие устанавливали станки, складывали печи и с ходу приступали к работе. Одновременно с этим строители возводили над головами работников огромные дуги, изготовленные из старых рельсов. Тут же обшивали их досками и покрывали толем. Когда от работы печей стал прогреваться пол, от него повалил такой густой пар, что первые дни в цехах на расстоянии метра не было видно ни людей, ни машин. Короче, жуть, а не работа. Но рельсы завод выдавал исправно.

Почти так же зимой одна тысяча девятьсот сорок первого — сорок второго года в СССР станут строить эвакуированные в глубокий тыл заводы.

Рабочих, по словам Путилова, набирали так: "Кинули клич по губерниям — ехать свободному народу по железным дорогам и на почтовых. Через несколько дней приехало до тысячи пятисот человек. Сделали расписание — кому быть вальцовщиком, кому пудлинговщиком, кому идти к молоту, кому — к прессу. Из Тулы привезли литейщиков. Опытные мастеровые с других путиловских заводов на ходу обучали новичков". Так всё и закрутилось.