Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
Дженни покачала головой и рассмеялась.
– Ты чудила.
Она видела, что он относится к типу, совершенно ей не известному. Он был удивлен и не особенно польщен тем, что его сочли смешным. Она видела: каковы бы ни были его конечные цели, сейчас он ничего от нее не хочет. Дженни Делаханти быстро усваивала уроки; она позволила себе стать нежной, серьезной и безмятежной, как ночь, и, когда катила с Джейкобом по мосту Куинсборо в город, едва не задремала у него на плече.
II
На следующий
– Мне нужно с тобой увидеться. Я нашел одну девушку и хочу, чтобы ты на нее взглянул.
– Черт возьми! Ты сегодня уже третий.
– Это другие третьи, а я первый такой.
– Ладно. Если у нее белая кожа, пусть играет главную роль в картине, которую я начну снимать в пятницу.
– А если без шуток: согласен ее попробовать?
– Я не шучу. Говорю тебе: пусть играет главную роль. Эти мерзкие актрисы у меня вот где сидят. В следующем месяце я собираюсь на Тихоокеанское побережье. Да я лучше пошел бы служить на побегушках у Констанс Талмедж, чем иметь под началом этих юных… – В его голосе прозвучала типично ирландская нота отвращения. – Правда, приводи ее, Джейк. Я ее посмотрю.
Через четыре дня, когда миссис Чойнски в сопровождении двоих помощников шерифа отправилась в Оберн, чтобы провести там весь остаток жизни, Джейкоб повез Дженни через мост на Лонг-Айленд, в «Асторию».
– Тебе нужно будет взять новое имя, – сказал он, – и помни: у тебя нет никакой сестры.
– Я думала об этом. Подумала и об имени: Тутси Дефо.
– Ужас, – засмеялся Джейкоб, – просто ужас.
– Если ты такой умный, придумай сам.
– Как насчет Дженни… Дженни… ну давай же… Дженни Принс?
– Хорошо, это красиво.
Дженни Принс взошла по ступеням киностудии «Феймос плейерз», и Билли Фаррелли, в приступе ирландской мизантропии, назло себе и своей профессии, взял ее на одну из трех главных ролей в картине.
– Все они друг друга стоят, – сказал он Джейкобу. – Черт! Сегодня подберешь ее в канаве, а завтра она уже требует, чтобы ей подавали еду на золоте. Ей-богу, лучше служить на побегушках у Констанс Талмедж, чем иметь под началом гарем вот этих.
– Девушка тебе понравилась?
– Вполне ничего. У нее хороший профиль. Но только все они друг друга стоят.
Джейкоб купил Дженни Принс вечернее платье за сто восемьдесят долларов и в тот же вечер повел ее в «Лидо». Он был доволен собой и взволнован. Оба много смеялись и чувствовали себя счастливыми.
– Можешь поверить, что ты теперь киноактриса? – спросил Джейкоб.
– Может быть, уже завтра меня погонят взашей. Слишком легко все прошло.
– Нет, не в этом дело. Тут помогла… психология. На Билли Фаррелли напало такое настроение. С ним бывает.
– Мне он понравился.
– Он замечательный, – согласился Джейкоб. Однако эти слова напомнили ему о том, что он уже не единственный мужчина, содействующий ее успеху. – Он буйный ирландец, за ним глаз да глаз нужен.
– Я знаю. Когда кто-то хочет за тобой ухлестнуть, это сразу видно.
– Что?
– Я не о том, красавчик, что он хотел за мной ухлестнуть. Но
вид у него, если понимаешь, эдакий. – Ее прекрасное лицо исказила многозначительная ухмылка. – Он своего не упустит, это сегодня было заметно.Они распили бутылку газированного и очень хмельного виноградного сока.
К их столику подошел метрдотель.
– Это мисс Дженни Принс, – сказал Джейкоб. – Она часто будет сюда заглядывать, Лоренцо: только что она подписала крупный контракт с киностудией «Феймос плейерз». Уделяйте ей все возможное внимание.
Когда Лоренцо удалился, Дженни проговорила:
– В жизни не видела таких красивых глаз, как у тебя. – Она старалась, как могла, выказать благодарность. Лицо ее было серьезным и печальным. – Честно, – повторила она, – в жизни таких не видела. Любая девушка обзавидуется.
Джейкоб рассмеялся, однако был растроган. Он легонько тронул ее руку.
– Будь умницей. Не жалей сил, и я стану тобой гордиться… и приятно будет когда-никогда встретиться.
– Мне всегда с тобой приятно. – Глаза Дженни смотрели прямо в его глаза – впились в них. Голос звучал ясно и невыразительно. – Честно, я не шучу насчет твоих глаз. Вечно тебе чудится, будто я подшучиваю. Я хочу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал.
– Да ладно тебе, ничего я такого не сделал. Просто увидел твое лицо и… не смог оторваться, что, по-моему, вполне естественно.
Появились артисты, и Дженни перевела на них жадный взгляд.
Она была такой юной… никогда еще Джейкоб не ощущал юность столь живо. До сегодняшнего дня он и себя причислял к молодым.
Потом, в темной пещере такси, благоухая духами, которые ей купил сегодня Джейкоб, Дженни придвинулась, прильнула к нему.
Он поцеловал ее, но без удовольствия. В ее глазах, губах не промелькнуло даже намека на страсть, дыхание чуть отдавало шампанским. Она прижималась тесней и тесней. Он взял ее руки и положил ей на колени. Ее ребяческая безоглядность отпугнула его.
– Ты мне в дочери годишься, – сказал он.
– Ты не такой старый.
Она обиженно отодвинулась.
– Что с тобой? Я тебе не нравлюсь?
– Зря я позволил тебе выпить столько шампанского.
– Почему? Мне и раньше случалось выпивать. У меня крепкая голова.
– Как тебе не стыдно? Услышу, что ты прикладываешься к спиртному – получишь на орехи.
– Да что ты так раскипятился?
– О чем ты только думаешь? Хочешь, чтобы твое имя трепали на всех углах все торговцы содовой?
– А, замолчи!
Секунду они ехали молча. Потом ее пальцы скользнули в его ладонь.
– Мне никто никогда так сильно не нравился. Что же тут поделаешь?
– Малютка Дженни. – Он снова приобнял ее за плечи.
Помедлив, он опять попробовал ее поцеловать, и вновь его обдало холодом: поцелуй ее дышал невинностью, глаза в миг сближения смотрели поверх его плеча, в темноту ночи, в темноту мира. Ей неизвестно пока, что роскошь – это нечто таящееся в сердце; когда она это поймет и растворится во вселенской страсти, он сможет взять ее, не опасаясь раскаяться.