Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Дженни покачала головой и рассмеялась.

– Ты чудила.

Она видела, что он относится к типу, совершенно ей не известному. Он был удивлен и не особенно польщен тем, что его сочли смешным. Она видела: каковы бы ни были его конечные цели, сейчас он ничего от нее не хочет. Дженни Делаханти быстро усваивала уроки; она позволила себе стать нежной, серьезной и безмятежной, как ночь, и, когда катила с Джейкобом по мосту Куинсборо в город, едва не задремала у него на плече.

II

На следующий день Джейкоб позвонил Билли Фаррелли.

– Мне нужно с тобой увидеться. Я нашел одну девушку и хочу, чтобы ты на нее взглянул.

– Черт возьми! Ты сегодня уже третий.

– Это другие третьи, а я первый такой.

– Ладно. Если у нее белая кожа, пусть играет главную роль в картине, которую я начну снимать в пятницу.

– А если без шуток: согласен ее попробовать?

– Я не шучу. Говорю тебе: пусть играет главную роль. Эти мерзкие актрисы у меня вот где сидят. В следующем месяце я собираюсь на Тихоокеанское побережье. Да я лучше пошел бы служить на побегушках у Констанс Талмедж, чем иметь под началом этих юных… – В его голосе прозвучала типично ирландская нота отвращения. – Правда, приводи ее, Джейк. Я ее посмотрю.

Через четыре дня, когда миссис Чойнски в сопровождении двоих помощников шерифа отправилась в Оберн, чтобы провести там весь остаток жизни, Джейкоб повез Дженни через мост на Лонг-Айленд, в «Асторию».

– Тебе нужно будет взять новое имя, – сказал он, – и помни: у тебя нет никакой сестры.

– Я думала об этом. Подумала и об имени: Тутси Дефо.

– Ужас, – засмеялся Джейкоб, – просто ужас.

– Если ты такой умный, придумай сам.

– Как насчет Дженни… Дженни… ну давай же… Дженни Принс?

– Хорошо, это красиво.

Дженни Принс взошла по ступеням киностудии «Феймос плейерз», и Билли Фаррелли, в приступе ирландской мизантропии, назло себе и своей профессии, взял ее на одну из трех главных ролей в картине.

– Все они друг друга стоят, – сказал он Джейкобу. – Черт! Сегодня подберешь ее в канаве, а завтра она уже требует, чтобы ей подавали еду на золоте. Ей-богу, лучше служить на побегушках у Констанс Талмедж, чем иметь под началом гарем вот этих.

– Девушка тебе понравилась?

– Вполне ничего. У нее хороший профиль. Но только все они друг друга стоят.

Джейкоб купил Дженни Принс вечернее платье за сто восемьдесят долларов и в тот же вечер повел ее в «Лидо». Он был доволен собой и взволнован. Оба много смеялись и чувствовали себя счастливыми.

– Можешь поверить, что ты теперь киноактриса? – спросил Джейкоб.

– Может быть, уже завтра меня погонят взашей. Слишком легко все прошло.

– Нет, не в этом дело. Тут помогла… психология. На Билли Фаррелли напало такое настроение. С ним бывает.

– Мне он понравился.

– Он замечательный, – согласился Джейкоб. Однако эти слова напомнили ему о том, что он уже не единственный мужчина, содействующий ее успеху. – Он буйный ирландец, за ним глаз да глаз нужен.

– Я знаю. Когда кто-то хочет за тобой ухлестнуть, это сразу видно.

– Что?

– Я не о том, красавчик, что он хотел за мной ухлестнуть. Но вид у него, если понимаешь, эдакий. – Ее прекрасное лицо исказила многозначительная ухмылка. – Он своего не упустит, это сегодня было заметно.

Они распили бутылку газированного и очень хмельного виноградного сока.

К их столику подошел метрдотель.

– Это мисс Дженни Принс, – сказал Джейкоб. – Она часто будет сюда заглядывать, Лоренцо: только что она подписала крупный контракт с киностудией «Феймос плейерз». Уделяйте ей все возможное внимание.

Когда Лоренцо удалился, Дженни проговорила:

– В жизни не видела таких красивых глаз, как у тебя. – Она старалась, как могла, выказать благодарность. Лицо ее было серьезным и печальным. – Честно, – повторила она, – в жизни таких не видела. Любая девушка обзавидуется.

Джейкоб рассмеялся, однако был растроган. Он легонько тронул ее руку.

– Будь умницей. Не жалей сил, и я стану тобой гордиться… и приятно будет когда-никогда встретиться.

– Мне всегда с тобой приятно. – Глаза Дженни смотрели прямо в его глаза – впились в них. Голос звучал ясно и невыразительно. – Честно, я не шучу насчет твоих глаз. Вечно тебе чудится, будто я подшучиваю. Я хочу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал.

– Да ладно тебе, ничего я такого не сделал. Просто увидел твое лицо и… не смог оторваться, что, по-моему, вполне естественно.

Появились артисты, и Дженни перевела на них жадный взгляд.

Она была такой юной… никогда еще Джейкоб не ощущал юность столь живо. До сегодняшнего дня он и себя причислял к молодым.

Потом, в темной пещере такси, благоухая духами, которые ей купил сегодня Джейкоб, Дженни придвинулась, прильнула к нему.

Он поцеловал ее, но без удовольствия. В ее глазах, губах не промелькнуло даже намека на страсть, дыхание чуть отдавало шампанским. Она прижималась тесней и тесней. Он взял ее руки и положил ей на колени. Ее ребяческая безоглядность отпугнула его.

– Ты мне в дочери годишься, – сказал он.

– Ты не такой старый.

Она обиженно отодвинулась.

– Что с тобой? Я тебе не нравлюсь?

– Зря я позволил тебе выпить столько шампанского.

– Почему? Мне и раньше случалось выпивать. У меня крепкая голова.

– Как тебе не стыдно? Услышу, что ты прикладываешься к спиртному – получишь на орехи.

– Да что ты так раскипятился?

– О чем ты только думаешь? Хочешь, чтобы твое имя трепали на всех углах все торговцы содовой?

– А, замолчи!

Секунду они ехали молча. Потом ее пальцы скользнули в его ладонь.

– Мне никто никогда так сильно не нравился. Что же тут поделаешь?

– Малютка Дженни. – Он снова приобнял ее за плечи.

Помедлив, он опять попробовал ее поцеловать, и вновь его обдало холодом: поцелуй ее дышал невинностью, глаза в миг сближения смотрели поверх его плеча, в темноту ночи, в темноту мира. Ей неизвестно пока, что роскошь – это нечто таящееся в сердце; когда она это поймет и растворится во вселенской страсти, он сможет взять ее, не опасаясь раскаяться.