Новый Мир (№ 1 2010)

переполненная бочка;

забытые проступают лица.

И слушаю пророчества

неприкаянной птицы.

Вечером на даче

Последняя истаяла синева —

между светом и тьмой не осталось границ.

Знобко поскрипывают дерева

голосами ночных птиц.

Не спит, не дремлет — притаился лес,

раскинув незримые свои космы.

Мне кажется, я один, и не только здесь —

во всём необъятном космосе.

Но если так,

то я свободен от уймы счетов

после долгого загульного пира.

А их тяжесть перевешивает страх

одиночества сирого.

Я почувствовал — почва уходит из под ног,

рвутся корни,

пережил пьянящее ощущение невесомости.

И тут вспомнил — у меня щенок некормленый.

Представил его мордочку, тоскливые глаза.

И пошлёндал к дому.

Под родным небом

Клин журавлиный курлычет,

ребёнок обписавшийся

кричит в коляске.

Мне близки людские привычки,

знаком хулиган распоясавшийся.

Здесь я родился, вырос,

столкнулся впервые с обманом.

Отсюда по-тихому выбрался

и тихо вернулся к своим баранам…

Об этом столько уж писано —

пошло талдычить стократ.

Но дети по-прежнему писаются

и журавли летят.

Наша надежда

Сижу у окна.

За стеклом осень.

И ещё страна,

которая подаёт и просит.

На расстоянии виднее, как мы шли

от рублей к башлям,

как нба ветер бросали несметные суммы.

И рвали на груди рубашку,

где надо бы было подумать.

Нашенской власти завсегда не хватало

прозорливцев,

умеющих мозговать, а не скакать галопом.

Им и нынче трудно пробиться

сквозь ряды льстецов и холопов.

…За окном облетающее золото империи.

Зима чувствуется.

Нас спасти может разве только чудо.

И я в него верю.

Нежданное

Время сдвинулось, ветры ли спятили,

чувства и боль оголя,

поблескивает речка в памяти.

И пахнут тополя.

Как радость, притаённая

на день чёрный,

забытая и выпорхнувшая невзначай,

смеётся задиристо девчонка.

И прыгает в воду крича:

“Выручай!”

Помню, в ту пору

призыв игривый сильно меня смутил.

А вскоре

наши навсегда разминулись пути.

И вот необычайно чётко,

точно прояснило после затяжных

дождей,

заливается смехом озорная девчонка.

И кружит голову дурман тополей.

Слушая русскую песню

Слушаю песню русскую,

где дорога, столбы верстовые.

И с грустью кукушки

перекликаются часовые…

В памяти ожили таёжные

полустанки,

команда конвоя: “Живей телись!”

И доверительный рассказ цыганки,

тешивший меня всю жизнь.

Был ли в этапах, обитал на свалке,

другую терпел беду,

я верил в предсказанье гадалки,

как в заветную свою звезду.

Ветра холодные дунули

иль извела нужда,

я разочаровался в посулах ведуньи.

А вернее, устал ждать.

…Чего — неизвестно —

мятущаяся искала душа.

А песня —

она и не смолкала в моих ушах.

Обострённость

С годами становлюсь сентиментальным —

трогают всякие пустяки: