Новый Мир ( № 1 2012)
Шрифт:
Операция по изъятию бананов была проведена безукоризненно. Как именно бананы были конвертированы в свободную валюту, я не знаю, но вернулся Леха-Андрей довольно быстро; добежать до “Сосновского” за это время было бы невозможно.
Но с тех пор не дает мне покоя одна не мысль даже, а ощущение. В свое время мне довелось видеть, что бывает с человеком, когда на него падает большой груз. И с Витьком вполне могло бы случиться почти то же самое. Неужели он не понимал, чем рискует? И ради чего? Не знаю, сколько ловкая пара сумела выручить за похищенные бананы, но вряд ли это были слишком большие деньги.
Особенно
Морячок
Леше Моряку лет около пятидесяти, а быть может — и меньше, возраст у людей нашей профессии определяется с трудом. Взяли его на место ушедшего Сани Трамвайщика. Редкое дело, Саню не уволили, он действительно ушел сам. Решил бросить пьянку и вернуться в трампарк, сначала сцепщиком, а там, глядишь, и снова вагоновожатым. Подшился, отработал положенные две недели и уволился. На его место через пару дней пришел Леша Моряк.
Грузчики нечасто и неохотно рассказывают, кем они были в прошлой жизни. Но Леша не таков. Первым делом он представился:
— Мичман. На подлодке служил, на атомной. Сейчас в отставке, нашего брата в сорок пять на пенсию отправляют. Пенсия большая, все тип-топ, только я так не могу. Мне дома у телевизора киснуть неинтересно. Вот и пошел к вам, подразмяться…
Мужики кивают: в грузчики по каким только причинам народ не попадает.
— Я пенсию жене отдаю, пусть тратит, а это себе, на пиво. Это мое, она и не спрашивает, сколько мне тут платить будут.
Мужики кивают: это хорошо, когда жена не спрашивает…
— Я весь свет объездил, две кругосветки за плечами…
Мужики кивают.
Раньше наши беседы были обстоятельно неторопливы. Вспоминали, кому где и что досталось выпить на халяву, какая случалась пруха или непруха, как начальство, бывало, привязывалось к людям и портило жизнь. Теперь разговоров нет, есть Лешин монолог.
— Глубина сорок метров, вроде бы и небольшая, а попробуй выплыви. И вода холодная, Баренцево море — это тебе не Карибы. Меня командир первым послал. Ты, говорит, мелкий, ты в торпедном аппарате не застрянешь. Главное, выплыви, а там уже подберут…
Но и у Лешки основная тема не как плавал и тонул, а что и где довелось выпить. Про блудливых адмиральских жен, которые требуют у мужа самых статных моряков якобы для выполнения работы по дому, а на самом деле для постельных утех, про всякого рода самодуров с большими звездами на погонах. Героем всех рассказов неизменно был сам Леша.
— Этого адмирала весь флот знал. Он, как в запой уйдет, останавливает первого встречного моряка и заставляет с ним по ресторанам ходить. А меня в поезд с собой взял, и мы всю неделю из вагона-ресторана не вылазили. Во Владивосток приехали, он говорит: “Молодец, мичман, свободен!” — а я отвечаю: “Товарищ адмирал, мне на службу надо возвращаться, а у меня ни денег, ни документов”. — “Где служишь?” — спрашивает. — “В Северодвинске!” А мы с ним во Владивостоке! В общем, привел он меня в штаб флота, и мне там документы проездные выдали, командировочные и справку, что я выполнял особое задание командования.
Мужики кивают. Лишь однажды я наклонился к Сане Хромому Глазу, который, пока не спился, плавал на рыболовецких судах, и тихо сказал:
— Вроде бы я эту историю прежде слыхал…
— И я слыхал.
— А вот еще… — Леша Морячок неостановим.
Грузчики начинают работу в семь утра, за час до открытия универсама. Работа простая и привычная: убрать из зала опустевшие контейнера и поддоны, вывезти во двор ящики, прикатить фасовщицам потребное количество масла, сыра и вареной колбасы, приволочь из морозильника на оттайку десяток говяжьих полутуш. Еще нужно зарядить на работу лоточника и сочную женщину (так называют продавщицу, которая неподалеку от касс торгует соками в разлив). Рыбница тоже ждет на рыбную оттайку брикеты хека и минтая… Короче, с утра прохлаждаться некогда.
Но в этот день все пошло наперекосяк. Едва бригада появилась из раздевалки, ее встретил радостный вопль Нилки:
— Ой, вы поглядите на нашего моряка! Ну-ка расскажи, где ты плавал, в каком стакане. Ведь я думала, он и вправду на флоте служил, пенсию хорошую имеет, а вчера в отделе кадров его трудовую поглядела. Всю жизнь грузчиком по разным магазинам, вот ведь брехун!
Нилка хохотала, как умеют только громогласные хохлушки, — звонко, неудержимо. И ничуть ее не смущало, что никто веселья не поддерживает, грузчики смотрят мрачно и неприязненно.
Бурно отреагировал только сам Леша. Лицо его скривилось, казалось, он сейчас заплачет, но вместо этого он закричал что-то бессвязное о том, что Нилка не имеет права, что он будет жаловаться… Побежал наверх, в отдел кадров, где еще никого не было (кадровики и бухгалтеры начинали работу в девять). Тем не менее Лешка где-то разжился листом бумаги и тут же написал заявление об уходе, которое и вручил Нилке.
— Вот еще!.. — отреагировала нимало не смущенная Нилка. — Сначала две недели отработай, а потом — проваливай!
Нилка — молодая баба яркой внешности, бездетная офицерская жена. Муж ее из прапоров к сорока годам дослужился до лейтенантов. Полное Нилкино имя — Нинель. В качестве цербера, стоящего у задних дверей универсама, она была идеальна. Вот и все, что я о ней знаю, а больше там и знать нечего. Человеческие чувства для эстакадницы — излишняя роскошь.
Перекуры в этот день проходили в угрюмом молчании. Лешка сидел в сторонке, сопел, насторожено ждал насмешек. Грузчики молчали.
Подвальщик Боря, выбравшийся посидеть в компании, попробовал было отпустить в Лешкин адрес пошлую шутку, но грузчики не отреагировали, лишь Толик Рецидивист спросил как бы между прочим:
— У тебя челюсть нормально зажила?
Боря все понял и быстро скрылся в своей норе.
Когда работаешь через день, две недели пролетают как одна. К этому сроку Леша забыл о написанном заявлении, а Нилка, понимая, что у нее и впрямь могут быть неприятности, хода бумаге не дала. И наконец настал момент, когда неспешный разговор ни о чем был прерван Лешиной скороговоркой: