Новый Мир ( № 1 2012)

Приходит шофер, является Нилка. Работа на честность закончена. Михалыч заканчивает смену на два часа раньше нас. Перед уходом он выставляет банки с бормотухой в укромину за штабелями пустой тары, где у грузчиков оборудована распивочная. Машин уже почти нет, и начальство сквозь пальцы смотрит на густое благоухание, идущее от работяг.

Откуда-то появляются наши сменщики, которые будут работать завтра. Они уже знают, что сегодня была работа на честность. Им наливают по стакашку. Появляются всевозможные потертые личности, что вечно суетятся вокруг винных магазинов. Этих обычно гонят, хотя иной раз и им перепадает. К девяти вечера, когда универсам закрывается, половина бригады уже не в силах переодеться и уходит домой в рабочей одежде. Все довольны, настроение благостное. Мы сегодня работали честно.

И никто не знает, что пройдет совсем немного времени, грянет горбачевско-лигачевская борьба с алкоголизмом, и ни о какой честности применительно к бормотухе речи больше не будет.

Молочные страсти

В советское время немало можно было услышать диковинных и попросту фантастических рассказов о том, что хранится в недрах универсамов за плотно запертыми дверями. Полуголодное население помещало туда “колбасы всех сортов и даже такую колбасу, которой нет в продаже”. Эх, разговорчики!.. За два года я успел побывать во всех самых опечатанных холодильниках и кладовых. Не было там колбасы твердого копчения, не было пастилы (а в Москве, сам видел, пастила имелась в свободной продаже!), не водились шоколадные деды-морозы, которые привозились в подарок детям тоже исключительно из Москвы.

Конечно, какое-то количество дефицита в магазине имелось. В отделе обслуживания ветеранов всегда была красная икра в пятидесятиграммовых баночках (черной я не видывал), колбаса полукопченая, колбасный фарш под названием “Завтрак туриста”, индийский чай “Три слона”, растворимый кофе отечественного производства, сгущенное молоко с сахаром и без оного. Вот вроде бы и весь список недефицитных дефицитов.

Простые работники универсама к этим сокровищам допущены не были и сгущенное молоко получали только в составе праздничных наборов перед Первым мая и Седьмым ноября. Привилегии их были невелики. Они могли, высыпав в глубокую тележку пять-шесть пакетов картошки, выбрать оттуда самую лучшую, а остальную расфасовать заново и отправить в зал простым покупателям. Всегда можно было подойти к мяснику и попросить отрубить нужный кусок мяса с минимумом костей или вовсе без оных. А еще можно было купить творог.

Машина с кисломолочными продуктами приходила с утра, часиков в девять-десять. Это была одна из первых машин, и с самого открытия магазина ее ожидали терпеливые бабушки. Наиболее шустрые приходили чуть не за час до открытия универсама, приносили с собой складные стульчики. Случалось, машина задерживалась, тогда очередь начинала создавать трудности для работы. Две разнокалиберные очереди — жаждущих пива и желающих творога и кефира — кипели в магазине, не смешиваясь и не давая прохода обычным покупателям. Если вдруг пиво приходило раньше молочного фургона, бабушки разживались пивными ящиками и рассаживались на них. И те же самые вопросы к грузчикам:

— Не пришла еще?

Молочный фургон въезжает во двор, и каким-то образом это немедленно становится известно в зале. Плотная группа тех, кто явился еще до открытия, выстраивается возле мясного отдела. Именно здесь будут давать творог.

Творог в пачках по двести пятьдесят грамм уложен в пластиковые контейнеры, в каждом по сорок восемь пачек. Обычно привозят по четыре контейнера. Сорок восемь килограмм творога на район с населением десять тысяч человек. Чуть меньше, чем пять грамм творога на нос. Неудивительно, что старухи ждут его, явившись ни свет ни заря, и не желают выходить из магазина, несмотря на все увещевания.

Два ящика, половина всего привоза, немедленно отставляются в сторону — это для своих. Остальное выделенная фасовщица выдает покупательницам: по две пачки в руки. Когда-то творог вывозили в зал и ставили рядом с молочным холодильником. По мере того как он превращался в дефицит, сначала его раздавала молочная женщина, чтобы старухи, рвущие пачки друг у друга из рук, не перепортили весь товар, а потом, когда в зале начали случаться драки из-за творога, его уже не вывозили в зал, а выдавали через окошечко мясного отдела.

Все потому, что мне за сорок,

И много пройдено дорог,

Что нужен мне твор о г и тв о рог,

А также тв о рог и твор о г…

Творог — диетический продукт, нужен он не только пожилым людям, но и детям и больным. А привозили его по пять грамм на человека, а если вычесть то, что разбирали работники универсама, то и по три грамма не выходило. Неудивительно, что старухи, многие из которых помнили блокаду, загодя занимали очередь, а потом готовы были биться смертным боем за пару мокрых пачек. Не приведи господь мне еще когда-нибудь увидать драку немощных старух из-за пачки творога.

Изредка случалось, что привозилось не четыре, а восемь или даже десять ящиков с творогом. Тогда творог доставался и тем, кто не дежурил с самого открытия. Совсем уже редко на машине оказывалась пара пластиковых контейнеров с маленькими пачечками сладкого детского творога. Его выдавали, тоже по две пачки, в качестве дополнения тем, кто пришел первыми. Такая же судьба постигала и глазированные сырки по одиннадцать копеек, которые появлялись не чаще, чем раз в месяц. Удивительным образом и детский творог, и глазированные сырки либо не привозились вообще, либо в количестве двух ящиков, чтобы один можно было отставить под прилавок, но и покупателям хоть что-то, но досталось бы.

Пока вокруг мясного отдела кипели творожные страсти, грузчики вывозили в зал продукты не столь дефицитные. Молоко в пол-литровых бутылках приезжало на отдельной машине и было всегда в достатке, а с творожного фургона выгружались сливки и кисломолочные продукты. Сметана в двухсотграммовых баночках под желтыми станиолевыми крышками; банки эти стояли в сетчатых ящиках из гнутого стального прутка. Руки это убоище портило ужасно, и я сохранил о сметане самые дурные воспоминания. Весь остальной товар шел в пол-литровых стеклянных бутылках, расфасованных по пластиковым ящикам. Сейчас такую бутылку не вдруг и найдешь, а тогда они были самой распространенной тарой, и за магазином у нас был специальный пункт приема молочных бутылок.

Содержимое бутылок различалось по цвету станиолевых крышечек. У молока они были белыми, у кефира — зелеными. Обезжиренный кефир отличался бело-зелеными полосками, молоко пятипроцентной жирности — белая крышка с одной красной полосой. Ацидофилин закрывался синей крышкой, простокваша — желтой, как у сметаны, ряженка — с желто-белой полоской. У сливок крышка была ярко-красной. Сливки были девятипроцентной жирности. По идее, начиная с девятипроцентной жирности, сливки должны сбиваться, но они не сбивались никогда, и хозяйки, желавшие печь торты со взбитыми сливками, прибегали ко всяческим хитростям, добавляя яичный белок или желатин, чтобы довести разбавленные сливки до требований ГОСТа.

Однажды, дело было в 1986 году, нам привезли совершенно небывалый товар. В молочной машине вместо привычных ящиков стояли контейнеры на колесах, наподобие картофельных, но новенькие и чистые. А в этих контейнерах были установлены прямоугольные пакеты с молоком. По универсаму поползло удивительное слово “пюрпак” (у нас почему-то говорили “тюрпак”). И покупатели, и работники торговли принялись хватать это восхитительное новшество. Ах, какое молоко было в пюрпаках! Натуральное, вкусное, неразбавленное! На Пискаревском молокозаводе заработала новая линия по фасовке молока.