Новый Мир ( № 10 2010)
Шрифт:
— Нам нужно решить, как действовать. Не знаю, что вы планировали, когда шли на Воробьевку. Но все пошло не так, как вы думали, и это уже всем ясно. Вас ищут.
Бух перебил:
— Мэри, а кто вырыл нижний подвал? Почему ты ничего не говорила о нем?
Он на мгновение опередил Гриштоферсона, у того этот вопрос тоже был на кончике языка.
— Старая история. Я и сама о подвале почти забыла. Дед в финскую войну что-то предчувствовал и вырыл. Чтобы от бомбежек прятаться. Рыл долго. Ему сосед помогал. Помнишь, я тебе показывала фотографию — около
Мэри закурила.
— На Автозаводе теперь живет. Никто, кроме него, о подвале не знает. Дед был опытный печник, сделал все по уму, с отводом вентиляции. По идее, там можно жить автономно, дышать есть чем. Да что вентиляция,
он даже специальный закуток сделал — уборную. Канализации, конечно, нет, но яма под дырой довольно большая. С детства помню. Лазила туда.
Все прониклись уважением к Мэриному деду.
— В сорок втором они в подвале и спасались. На Славянку тогда несколько бомб упало. От дома Романыча руины, кстати, остались. Потому он в наш дом и переехал в итоге.
— Ты шепни, если есть еще какие-то тайны, — вклинился Бух. —
С Брюхом-то все о’кей?
Все повернулись к Гриштоферсону. Хирург уже вколол себе укол, аналогичный тому, что он сделал раненому, и на бреющем полете подходил к кондиции. Ресницы его склеились. Неестественно щурясь, он обернулся к Буху:
— Вам на медицинском языке или простом?
— Простом, — было общее мнение.
— Дела обстоят лучше, чем могли бы быть! Рана затянется. Но ногу потом надо расхаживать, иначе хромота. Долгая послеоперационная реабилитация.
Раздался звонок. Все посмотрели на часы. Первая мысль — опять гэбисты. Началась суета. Однако за дверью послышался голосок Алюни.
Вбежала, прыгая на одной ноге — сняла только левый сапог:
— Где он? — но сама увидела, присела на кровать, обняла. Брюх наконец уснул.
Потом посмотрела на всех рысиным взглядом. Вперилась в Гиштоферсона:
— Нога… Это серьезно?
Гриштоферсон, прикемаривший было, вскинул голову:
— Что? Серьезно? Нет-нет, все хиппово! Пуля снайперски попала. Лучше не попадешь, даже если захочешь. Ногу, девочка моя, надо будет разрабатывать. Ходить, ходить, ходить. С палочкой, с веточкой, с клюшечкой. В обнимочку, в облипочку. Да хоть как. Но ходить! Но только не сейчас. Пока — покой. Я скажу, когда надо будет начинать разрабатывать.
Алюня чуть-чуть успокоилась, а то, когда вбежала, лицо с лица было стерто. Обращаясь к хронопам, сказала:
— Я все разузнала. Про участие остальных хронопов они ничего не знают. В розыске только Брюх и я. Мы…
— Разве тебя отец не отмажет? По-семейному? — поинтересовался Нюх. Остальные закивали.
— Ему бы сейчас самому защититься. На него самого так катят…
— А что на него есть? Не он же ключ дал…
— Чекист должен быть безукоризненным, как там… с горячим сердцем и…
— …и крутыми яйцами, — закончил Нюх.
Усмехнулись печально. Вздохнули. Мэри взяла инициативу в свои руки:
— Пора ложиться. Значит, так — внизу стелю только двоим. —
К Алюне: — Под подвалом есть еще один подвал, там вы с Брюхом пока и будете жить. Тайник надежный. Завтра разберемся — что дальше.
И Мэри пошла в спальню за старыми матрасами и одеялами. Хронопы стали помогать. Из сарая она принесла огромного размера обогреватель. Какие-то умельцы обернули кудрявой медной проволокой тонкостенную бетонную трубу диаметром полметра. Эта штукенция, наверное, могла за два часа растопить все полярные льды.
Брюх вышел из забытья.
— Алюня! — обрадовался он. Они поцеловались.
Оба почувствовали, что поцелуй получился другим. Не таким, как раньше. Сердца влюбленных упали, словно на качелях, летящих вниз по параболе. Губы приятно щипало.
Мэри с Бухом перетащили обогреватель в нижний подвал, проверили — работает ли, а когда вылезли из чрева, отправили туда Брюха и Алюню. Хронопы устроили братское спальное место в большой комнате. Заняли позы столовых ложек. Дух заканючил, ему хотелось в подвал.
— Я бы там крыс половил. Представляю, какие там водятся! С бобра величиной… Морда — во!
Мэри рассудила как старшая возрастом:
— Я не против. Но вот Алюне с Брюхом в эту ночь лучше побыть одним. И нет там никаких крыс. Все давно переловлены. Спи.
Спускаться с раненой ногой по двум лестницам было напряжно
Спускаться с раненой ногой по двум лестницам было напряжно, но Брюха вело сладкое чувство. В эти мгновения он бы поручился за то, что в полной мере ощущает, как эндорфины разослали своих агентов влияния по всем-всем клеточкам тела и всей честной компанией заживляют отверстие в его ноге. В голове крутился рисованный мультик, где кровяные тельца вооружились иголками с ниткой и зашивают рану. Хотя возможно, это опиаты действовали.
Мэри смастерила для влюбленных настоящую перину. Легли и провалились. Брюху это напомнило детство, хотя свои детские воспоминания он не слишком любил. Оттуда вспоминалось нехорошее: крики, замки, запреты, стыд. Прочь все это.
Темнота была настоящая, они будто оказались без глаз. Тигр шепнул рыси на ушко:
— Ты разделась? Давай сюда.
И она прижалась рыжей грудкой к его полосатому телу. Полоски шли вдоль, от головы к хвосту. Беловато-кремовые и коричневато-глиняные.
С подтеками, словно рисовали гуашью по мокрому ватману. Нет глаз, а тактильность на что? Тигр кожей почувствовал близость женщины и длинным языком вылизал ее всю, свое сокровище. Интимное оказалось соленым, влажным. Судорога прошла по телу зверя. Сглотнул. Язык онемел.
Грудки были меньше, чем могло поместиться в когтистых ладонях.
И тревожить их приходилось осторожно, чтобы не уколоть электрическим током когтей. Рысь взяла в свою лапу его знамя. Даже в темноте было ясно, что оно нестерпимо алого цвета.