Новый Мир ( № 11 2009)

Бедный Лулу, они его все достали: Елена больше не хотела быть рабой у обедневшей Марианны, а хотела быть законной женой; Андрей больше не хотел быть племянником, а хотел быть законным сыном; Марианна не хотела слышать ни о какой законности… А он хотел только одного — чтобы его оставили в покое и дали возможность заниматься тем единственным, что он любил и что умел, — рисовать.

В результате он уехал с Еленой и сыном в Висбаден, где, судя по всему, не был счастлив. Он тосковал по Марианне, которая столько лет была ему и матерью, и нянькой, и, как бы сейчас сказали, спонсором. Он писал ей, она не отвечала. Зная, что она нищенствует, посылал деньги, она швыряла их ему назад… Она не простила измены, хотя много лет мирилась с присутствием Елены и Андрея. Но, женившись на Елене, он перешел некую грань условности, хотя клялся, что делает это только ради сына и что в их отношениях ничего не переменится. Она его не простила; они больше никогда не виделись. Марианна прожила в Асконе еще много лет и, освободившись от опеки над Явленским, написала свои лучшие работы, которые собраны в ее галерее в этом маленьком городке.

О жизни Марианны в Асконе написана прекрасная книга немецкой писательницей Барбарой Краузе — “Синяя птица в моей руке” (“Der blaue Vogel auf meiner Hand”), мне нет необходимости ее пересказывать. Только несколько слов. В своих “Lettres a un Inconnu” Марианна называла этот период, когда, чтобы заработать на жизнь, ей приходилось заниматься распространением лекарств, а чтобы согреть жилье — собирать в лесу хворост, самым счастливым в жизни. Она очень много работала, была любима всей Асконой, имела титул не баронессы фон Веревкин, как в мюнхенские времена, а — Асконской бабушки. На ее похороны в феврале 1938 года пришла вся Аскона, и с похорон шли рядом русский священник и протестантский пастырь.

Черный всадник не пощадил никого. Август Маке был убит в первые месяцы войны. Франц Марк пал в 1916 году в битве за Верден от рук тех самых французов, искусством которых он так восхищался. Остальных судьба разбросала по миру.

Кандинский и Мюнтер жили осенью 1914 года в Швейцарии, в Мариенхалле, а зимой 1915 года Кандинский вернулся в Россию. Они встретились еще раз в Стокгольме в 1916 году, где у него была выставка, и расстались навсегда.

В послереволюционной России Кандинский был окружен почестями, он занимал важные посты: член Наркомпроса РСФСР, профессор СВОМАС, ИНХУК… Но эти величественные и малопонятные аббревиатуры не смогли удержать его в стране, и в 1921 году он с молодой прелестной женой, профессорской дочкой Ниной Андреевской, приехал в Веймар, в “Баухауз”, куда его пригласили преподавать. Он больше никогда не видел свой Русский дом в Мюрнау.

Габриэла, поняв, что Василий для нее потерян, вернулась в Мюрнау, где пережила и приход нацистов, и организованную ими в Мюнхене в 1937 году издевательскую выставку, названную “Дегенеративное искусство” (“Entartete Kunst”), где были собраны работы почти всех мастеров, не соответствовавших эстетике Третьего рейха: Кандинского, Марка, Кокошки, Кирхнера, Барлоха, Шагала… Туда попала и знаменитая картина Марка “Башня синих коней” — олицетворение гордости и могущества личности. И ее эти идиоты посчитали “дегенеративным искусством”. Правда, через какое-то время картина бесследно исчезла с выставки — говорили, что офицеры, воевавшие вместе с Марком, настояли на ее изъятии... Габриэла пережила и Вторую мировую войну — нищету, голод… Она пережила Кандинского, Явленского, Веревкину… Она стала свидетельницей своего растущего успеха, своего признания как замечательной художницы… Она не вышла замуж, но у нее был друг — тонкий и умный искусствовед Иоханнес Эйхнер, который стал, по сути, первым исследователем совместного творчества Кандинского и Мюнтер. Последние годы они жили вместе и похоронены в одной могиле… она пережила и его. Она была мудрая женщина, и хотя обида на Кандинского за то, что тот ее бросил, не прошла, она всегда отдавала должное его таланту художника.

Черный всадник преследовал Синего и после Первой мировой войны: жена Августа Маке Элизабет через несколько лет после гибели мужа вышла замуж за его друга; в 1939 году нацисты замучили его в концлагере; семнадцатилетний сын ее и Августа умер от скарлатины… Недавно я прочел в Интернете, на сайте родственника Кандинского, составившего генеалогическое древо его семьи, что бандиты проникли в виллу под Парижем, где жила уже 90-летняя Нина Кандинская, убили ее, ограбили весь дом, только не тронули висевших на стенах картин, не понимая, какую ценность они представляют.

Почти никто из основных членов группы не оставил потомства: ребенок Кандинского умер в детском возрасте, ни у Мюнтер, ни у Веревкиной, ни у супругов Марк детей не было. Но из того же Интернета я узнал, что в Швейцарии, в Локарно, что на Лаго-Маджоре, живут две внучки Алексея Георгиевича Явленского.

Судьба наследия Кандинского и Мюнтер в каком-то смысле соответствует их взглядам на жизнь и искусство. Кандинский видел мир как нечто непостоянное, иллюзорное, все время меняющее формы и краски, абстрагированное, не закрепленное в какой-то точке времени и пространства. Мюнтер тоже запечатлевала свой мир в виде красок и форм, абстрагируясь от реалистических деталей. Но мир этот значительно более статичен, предметы в нем всегда узнаваемы, привязаны к определенному времени и месту, и местом этим часто является маленький городок в Южной Баварии — Мюрнау.

Кандинского знают все, его картины в лучших галереях мира, и тем не менее нет ни одного места, где имя его было бы сфокусировано. В России нет ни одной постоянной экспозиции его картин, места, связанные с его жизнью, почти нигде не отмечены, разве что в Москве в Долгом переулке (улица Бурденко) на доме № 8/1 висит доска, свидетельствующая о том, что здесь с 1915 по 1921 год жил Василий Кандинский… В Мюнхене на доме 36 по Айнмиллерштрасcе, где он и Мюнтер жили так долго, нет вообще никакой доски. Ничего не знаю ни про судьбу его дома под Парижем, ни про его могилу… Будут силы — съезжу, разузнаю.

Мюнтер не так знаменита, как Кандинский, хотя в Германии ее называют великой немецкой художницей, но в ее доме в Мюрнау сфокусировано все, что связано с творчеством не только ее самой, но и всего “Синего всадника”. Вот они, краски окружающего ландшафта; вот он, маленький городок с разноцветными домиками и горбатыми улочками; вот колокольня церкви Святого Николая; вот два дуба у дома, который сейчас уже никто не называет Русским, но — Мюнтерхауз, как его когда-то окрестил Иоханнес Эйхнер, — его знают все.

Несколько лет тому назад мы с приятелем заехали на автомобиле в Мюрнау, про который я уже к тому времени кое-что прочел. По дороге — мы ехали с австрийского горнолыжного курорта Мейерхофен в Мюнхен — я рассказывал приятелю про “Синего всадника”, про дом, в котором жили Мюнтер и Кандинский, и про всякое другое, что успел узнать

Дорога при подъезде к Мюрнау шла в низине мимо Мюрнауских болот, и вдоль нее росли старые березы. Я подумал, что, может быть, они были для Василия Васильевича одной из примет России, которая делала более домашней Южную Баварию. Мы остановились на бензоколонке при въезде в город, и тут приятель задал мне вопрос, на который я не смог ответить: а что сохранилось из всего, о чем я рассказывал? Есть ли вообще какие-нибудь памятники жизни здесь Кандинского?

Мы решили заехать в городскую справочную, но все же, уходя из маленького кафе на бензоколонке, я решил на всякий случай спросить на своем ломаном немецком буфетчицу — не знает ли она что-нибудь о русском художнике, который когда-то здесь жил? Каково же было мое изумление, когда женщина, не задумываясь, спросила: “Мюнтерхауз?” И объяснила, как туда проехать (кстати, мы находились совсем рядом)… Его знают все.

Габриэла похоронена на кладбище при церкви Святого Николая, на высоком месте, с которого хорошо видны ее дом, весь городок и мерцающие на горизонте Альпы. И когда с этого места смотришь на бывший Русский дом, то с дистанции времени отвлекаешься от трагических судеб многих работавших здесь художников и начинаешь думать, что действительно когда-то над этим местом, а может быть, и над всем миром пролетал Синий всадник.

О Пушкине, Клейсте и недописанном «Дубровском»

Белый Александр Андреевич — литературовед, критик. Родился в Одессе в 1940 году. По профессии химик, кандидат химических наук. В 1988 году вошел в состав Пушкинской комиссии при Институте мировой литературы РАН. Автор исследований и критических статей, посвященных русской классической литературе, а также современной рок-поэзии. Статьи публиковались в ежегоднике «Московский пушкинист», журналах «Вопросы литературы», «Нева» и других изданиях. В 1995 году вышла книга «Я понять тебя хочу» (М., «Индрик»). В «Новом мире» публикуется впервые. Живет в Москве.