Новый Мир ( № 12 2010)

Страшное, мрачное, эсхатологическое будущее служит даже более мощным источником психологической релаксации и разрядки, чем страшное, мрачное, но безвозвратно ушедшее прошлое. Прелесть того же Ктулху во многом заключается в том, что Древний-то он Древний и погребен в подводных руинах, но когда-нибудь из вод все-таки восстанет. Психологический, компенсаторный смысл такого феномена попробуем разобрать в следующей колонке, а заодно коснемся подробнее странного направления современной фантастики — «Умирающая Земля», родоначальником которого и стал роман Ходжсона.

Станислав Лем в своем сборнике эссе «Мой взгляд на литературу» писал о литературной бесплодности социальных утопий — если общество идеально, то конфликта, движущего сюжет, взять неоткуда, — и о привлекательности антиутопий, в которых автору есть где разгуляться. «Ночная Земля» представляет собой в этом смысле очень удачный гибрид — абсолютно утопический, идеальный мир внутри Пирамиды окружен противоборствующим ему Хаосом, и каждый юный пассионарий, выйдя наружу, может испытать на прочность себя и окружающий мир (их к этому тщательно готовят, но никоим образом не препятствуют). Хаос, таким образом, у Ходжсона стал тем, чем для позднейших утопий стал Космос — с одной поправкой: Хаос, в отличие от равнодушного Космоса, наполнен иррациональным Злом и враждебен человеку. Как ни странно, это обнадеживает — абсолютное Зло предполагает наличие такого же абсолютного Добра, а значит, выход в иной, тонкий план, которого позднейшие утопии/антиутопии лишены.

Кстати, замечу, что постапокалипсис — иная разновидность антиутопий, отнесенная, в отличие от направления «Умирающая Земля», в недалекое будущее, безжалостно расправляющееся с современным человечеством, сейчас тоже в моде (последний из нашумеших — роман американца, лауреата Пулитцеровской премии Кормака Маккарти «Дорога»). Романы эти могут быть брутальны, чрезмерно натуралистичны, чернушны и так далее, они могут быть, в конце концов, банальны, но никогда не бывают ироничны. Постмодернистские игры здесь не приветствуются: именно здесь, на посыпанных пеплом площадях постапокалипсиса, массовому сознанию отведено место для переживания «гибели всерьез». Здесь вечные ценности подвергаются сомнению, ревизуются, но, умирая, всегда возрождаются. Иначе это не постапокалипсис, а какая-то ерунда.

Мистические умонастроения рубежа XIX — XX веков очень легко впоследствии поддавались ироническому переосмыслению и были в этом смысле очень уязвимы, но сами по себе ироничными не были. Именно поэтому они оказались так востребованы на рубеже следующих двух столетий — будучи вынесены в область, где можно безопасно предаваться релаксационному переживанию ужаса, хрупкости окружающего нас мироустройства и непостижимости зла. Область эта — масс­культура, разветвленные, пересекающиеся, продолжающиеся и часто анонимные миры-проекты, где будущее смыкается с прошлым, авторство размывается, мир раз за разом уничтожается и раз за разом возрождается из пепла, герои ведут себя как идиоты, девы — как идиотки, но над ними никто не смеется. Ни автор. Ни читатель.

Книги

Василий Аксенов.

Ленд-лизовские. Lend-leasing. М., “Эксмо”, 2010, 256 стр., 25 000 экз.

Последний — неоконченный — автобиографический роман Василия Аксенова, в котором он обращается к годам своей юности.

Самира Асадова. Сказки бабушки Тымнеквыной. М., “Издательский и культурный центр „Детство. Отрочество. Юность””, 2010, 64 стр. Тираж не указан.

Авторская запись чукотских сказок и легенд, услышанных в детстве от бабушки. Билингва — чукотский и русский языки.

Регина Бондаренко. Дожди и зерна. М., “Российский писатель”, 2010, 112 стр., 500 экз.

Книга стихов молодой московской поэтессы с предисловием Николая Дорошенко — “Хочется верить странному слову: / „Здесь — ничего для тебя чужого — / Ни боли, / Ни были, / Ни пыли, / Ни соли, / Ни хлеба, / Ни меда, / Ни сада, / Ни ветра…” // Жизнь моя! / Свет мой / Как ты найдешь меня здесь и всюду, / Если я имя свое забуду?”

Юрий Буйда. Третье сердце. М., “Эксмо”, 2010, 192 стр., 3000 экз.

Романы “Третье сердце” и “Дон Домино”.

Анна Голубкова. Адище города. Стихи. СПб.; М., “Акт”, 63 стр. Тираж не указан.

Новая книга поэта, прозаика, а также руководителя проекта “Абзац” (и редактора-составителя одноименного альманаха) Анны Голубковой, на этот раз — книга стихотворений (до этого были книги прозы: “Школа жизни”, Тверь, 2004; “Типа о любви”,

М., 2009). “В метро девочка / с выпученными глазами, / несколько раз / подведенными черной тушью. / Наверно, ей нравится быть похожей на / медленную / глубоководную / рыбу, / еле ворочающую / плавниками / глубоко, под водой, там, где нет солнца”; “Есть лица, похожие / на старую, / побелевшую по швам / одежду./

Иногда кажется, / что кроме этой / одежды и / однообразной мимики / ничего больше нет”.

Борис Евсеев. Евстигней. М., “Время”, 2010, 576 стр., 10 000 экз.

Жизнеописание одного из основоположников отечественной классической музыки, реформатора русского музыкального театра второй половины ХVIII века Евстигнея Фомина.

Илья Крупник. Время жалеть. Сочинения разных лет. М., “Этерна”, 2010, 400 стр., 1000 экз.

Книга-пунктир, попытка представить творчество Ильи Крупника за полвека, от дебютной повести “Снежный заряд”, как бы вполне реалистичной, воспринимавшейся тогдашней читающей публикой прозой оттепельной — 60-х годов — “Юности”, затем, когда писатель созрел как художник и начал писать странную, скажем так, не вполне реалистическую прозу (повесть “Угар”, 1980), он уже был давно и прочно непечатаемым писателем; второе его рождение для широкого читателя произошло в конце 80-х — в книгу эту, кроме названных выше, вошли повести и рассказы, написанные во второй половине 2000-х годов: “Жизнь Губана”, “Город Делфт”, “Время жалеть”, “Наискосок”, “Помогите!”, “Отойди от зла…”. “У Ильи Крупника очень часто реальное перетекает в ирреальное. Только вопрос, где реальное, а где нереальное у этого писателя, который стремится найти шифры и прочтение человеческого бытия” (Э. Брагинская).

Николай Крыщук. Кругами рая. Роман. М., “Время”, 2010, 496 стр., 2000 экз.

Более известный в качестве критика и литературоведа Николай Крыщук — как романист (и сразу же — лауреат: “Студенческий Букер” 2009).

“Роман „Кругами рая” можно назвать и лирическим, и философским, и гротесковым, но прежде всего это семейная история профессора филологии, его жены-художницы и их сына, преуспевающего интернет-журналиста” (от издателя).

“Роман интригует читателя своей филологической подоплекой — провоцирует, заставляет угадывать. Его художественная ткань насквозь пропитана интеллектуальной игрой, литературно-философскими реминисценциями, увлекательными стилистическими „ходами”. Читать его нужно неспешно, смакуя” (Константин Азадовский).

Победитель змея. Из северорусских сказок. 15 сказок в записи А. И. Никифорова. Вступительная статья А. В. Козьмина. М., ОГИ, 2009, 160 стр., 800 экз.