Новый Мир (№ 4 2007)

Из всей прессы я чаще всего читаю два издания: “Юго-Восточный курьер” и “Мое Люблино”. Функция у обеих газет — публиковать документы, которые издают учредители. У “Курьера” это префектура, а у “Люблина” — управа и муниципалитет.

Точнее, “Курьер” — это не одна газета, а две: первую и вторую полосу занимает префектура, а третью и четвертую — ГУВД. Читать в “Курьере” по большому счету нечего: заглавный материал традиционно посвящен воспеванию исключительных деловых и личных качеств нашего градоначальника и префекта Зотова. В июне первополосный материал назывался “Непостижимый этот запах, доступный пониманью пчел”. Без тени юмора. Заметка, кстати, была посвящена городской выставке цветов, но вовсе не пчеловодству.

А вот “Мое Люблино” читать даже полезно. Там на первых полосах, конечно, тоже присутствует надоевший еще в “Курьере” префект Зотов, но первые полосы можно и пропустить. Зато в апреле на четвертой полосе напечатали отчет об исполнении бюджета — чтение захватывающее, особенно если сопоставлять цифры с окружающей действительностью.

Но чем дальше от первой полосы, тем ближе к реальности: на седьмой-восьмой я обнаружила список кандидатов в присяжные. Всего их шестьсот тридцать один человек. Среди кандидатов восемь Ивановых, четверо Лебедевых, одна Пичугина и один Панюшкин.

В мае ничего такого существенного в “Люблине” не печатали, ну кроме небольшой заметки о том, что в управе района Люблино создана комиссия по делам об административных правонарушениях. Комиссия будет заниматься шумом, мусором, гаражами и старушками у метро.

Кстати, отчет о выставке цветов в “Моем Люблине” был задвинут на пятую полосу и сопровожден пояснениями, где именно лучше всего покупать семена и саженцы. А про пчел там и вовсе не упоминали.

Ну, в общем, моему пониманию доступны послания в “Моем Люблине”, а послания Федеральному собранию пусть уж лучше специально обученные авторы разъясняют.

Драка

— Ссука, нет, ты, сука, ответишь, тварь, падла, сука, сука, сука…

Малюсенький милиционер, ну совсем шкет, не доросший до метра шестидесяти, лез с кулаками на двухметрового амбала. Мужик явно был взямши, поэтому стоял полуприкрыв глаза и пошатываясь.

— Мразь, вас ненавидят, ненавидят вас не зря, своих же…

Мужику надоело стоять стоймя, он подошел к школьному забору и облокотился на него. Изредка мужик делал вялые попытки отмахнуться от маленького милиционера, который норовил подпрыгнуть повыше и достать своим кулачком то ли ухо, то ли нос противника.

— Нет, ты скажи, за что ты Серегу? Что тебе Серега наш сделал? Ты что, б… рваная, ты ж не знаешь Серегу!

На этих словах милиционерчику удалось-таки дотянуться до кончика носа мужика. Удар получился легким, но крайне болезненным. Мужик открыл глаза, схватил малыша за грудки и впечатал в киоск мороженого. Тот глухо стукнулся о стенку, сполз, потер ушибленное плечо и снова пошел в атаку:

— Аааааа, ты так, да? Так, да? Так? И тебя все ненавидят, потому что ты сука. Сука, крыса. Тварь! Тебя кончить надо, понял? Чтобы не осталось тебя…

Малыш дошел до противника, но в этот момент враг как-то неловко повернулся и почти нечаянно задел его своей граблищей. Милиционерчик потерял равновесие и упал на асфальт, причем так неудачно, что расшиб себе лоб.

— Ты дерешься, сука, ну дерись, я тебя достану.

Мужику надоело стоять около школьного забора, он сделал несколько шагов в сторону Краснодарской улицы, но о чем-то задумался и на некоторое время застыл в обнимку со светофором. Маленький милиционер ползком двигался к нему.

— Да я тебя сам засажу, никто тебе передач носить не будет. Да, не будет носить, о тебе, тварь, все забудут! Сережку любят все, он быстро выйдет, а ты будь проклят, слышишь, тварь, проклят будешь, мразь! Тварюга.

Милиционерчик дополз до мужика, попытался подняться, используя в качестве опоры штаны противника. Мужик отмахивался медленными и плавными движениями. В результате малышу попало еще и по носу.

— Тварь ты, тварь, мразь, — тявкал малыш, размазывая по своему кукольному личику кровь.

— Двести восемьдесят шестая и подделка документов, — неожиданно подал голос мужик. Развернулся и, пошатываясь, как сонный медведь, пошел к метро. Там, на противоположной стороне Краснодарской улицы, в серой пятиэтажке находится здание Управления собственной безопасности линейных отделов милиции на метрополитене.

Невольничий рынок

Что делать, когда унитаз внезапно дает течь и это все льется на голову несчастной тете Капе? Что делать, когда восьмидесятилетняя Капа в предынфарктном состоянии взбирается на второй этаж и скулит у тебя под дверью, что ее потолок пришел в негодность? Что делать, если ты понимаешь, что шансов нет и ремонт в квартире Капы таки придется делать? Правильно. Ты идешь на невольничий рынок.

На восточной окраине нашего района есть специальное место — “Люблинское поле”. Вообще-то это строительный рынок — огромная территория размером с небольшой средневековый город: дворец — торговый комплекс, дома и домики — павильоны, лачуги — какие-то, что ли, гаражи, в которых торгуют сантехнической мелочью. Под стенами этого города в любое время года стоят люди. В руках у людей таблички: “Сантех, электр, плитка. Недорого”, “Обои, маляр, окна”, “Стекление балконов”, “Газ. и эл. плиты, бытовая техника”. Это рабочие, их можно нанимать для ремонта квартир.

Июльский зной не давал возможности сосредоточиться. Я шла мимо сидящих на корточках людей, заглядывала им в глаза и заискивающе спрашивала: “Мне бы унитаз починить и потолок покрасить, а?” Как правило, на меня не реагировали — жара лишала сил, люди старались экономить на словах и не объяснять, что мои потребности слишком малы, чтобы на них можно было прилично заработать, а плестись за такой мелочью, пусть и недалеко, никому неохота. Уже совсем отчаявшись, я обнаружила во втором ряду маленькую женщину с табличкой “маляр”, кинулась к ней со всех ног и закричала: “Вы свободны?” Женщина оказалась свободна.

Потом мы долго шли сначала ко мне домой, чтобы оценить масштаб работ и составить список покупок, потом обратно на рынок, чтобы все это купить. Маленькую женщину звали Татьяна, она удивительно ходила: крохотными тяжелыми шажками, чуть вперевалочку, но очень размеренно и быстро — я едва поспевала за ней.

Плюс тридцать пять, а у нее в руках теплая куртка.

— Там у меня в кармане документы, если вдруг машина переедет или милиционеры заберут. Только вы не думайте, я россиянка. Ставропольский край, знаете? Там у рынка молдаване стоят, ну и меня иногда вместе с ними, отпускают потом, конечно, и берут меньше.