Новый Мир ( № 6 2011)

Здесь, в небесной Агарте, или в небесном Асгарде, что, в общем, одно и то же, нет ни времени, ни пространства, но есть возможность, а значит, есть надежда.

Дорога под проносящимися мимо машинами раскатывалась, как раскатывается под рукой медсестры ослепительный белоснежный бинт, однако сзади каждая волочила за собой долгий кровавый след. Темнота зализывала его, пока он не исчезал совсем.

Я и сам не заметил, как вышел на перекресток двух шумных улиц.

Я поднял голову. Табличка “Улица Вейнбаума” была припорошена снегом. В доме напротив все окна были темными, но одно светилось теплым желтым светом, и там, в этом окне, я видел люстру со множеством хрустальных подвесок, движущиеся тени, двоящиеся, отражающиеся в зеркальной стене: поднятые руки, гладкие блестящие головы, выпрямленные спинки, иногда — балетную, круто выгнутую стопу.

Надеюсь, мама девочки, которая выбрала для себя некрасивое имя Рапунцель, запишет ее в этот класс. Девочки, которые занимаются балетом, вырастают красивыми.

Я встал под козырьком какого-то магазина, где молчаливые манекены в витринах наблюдали за мелко семенящими прохожими печально и снисходительно, вытащил мобилу и, прикрывая ее ладонью от случайного снега, отыскал нужный номер.

— Я ждал вашего звонка, — сказал Иван Боржович Цыдыпов.

Хребет Цаган-Шибэту похож на спящего дракона, который…

Вместе с эхом

Алейников Владимир Дмитриевич родился в 1946 году в Перми. Детство провел на Украине, в Кривом Роге. Окончил МГУ. Основатель поэтического содружества СМОГ. В советские годы стихи поэта на родине не печатались. Автор многих стихотворных книг и сборников мемуарно-художественной прозы. Живет в Москве и в Коктебеле.

Пользуясь случаем, поздравляем В. Д. Алейникова с юбилеем.

* *

 *

В просветлённой своей глубине

Затаясь и смущаясь,

Вырываясь — и где-то извне

Раздвоясь и вращаясь,

Возвратясь и сомкнувшись в кольцо,

Эта музыка снова,

Разрыдавшись, не прячет лицо

От ненастья ночного,

Но с готовностью радуясь вновь,

Что везде она дома,

И вторгаясь в усталую кровь,

Как-то странно знакома.

* *

 *

На том я издавна в глуши моей стою,

Что душу в нбепогоди дней оберегает,

Недуги разума со мной перемогает,

Чутьём угадывает истину свою.

На то мне Господом, наверно, и дана

В юдоли зримая тропа моя степная,

Чтоб жил затворником, порой припоминая,

Чем сердцу дороги былые времена.

Речною влагою, стекающей с весла,

С морскою пеною в пространстве закипело

Всё то, что встарь ещё о чём-то не допело,

Упало звёздами, чтоб сила возросла,

Всплеснуло крыльями, открыло слух мне вновь,

Дало дыхание свободное и зренье,

Земное чаянье, небесное горенье,

И речь воскресшую, и веру, и любовь.

* *

 *

Вслед за словом, за звуком, за взглядом,

С этим светом, встающим с утра,

С этим садом, — а что с этим садом? —

С ним давно побрататься пора, —

Прямо в бездну, за тонкую стенку,

Прямо в невидаль, в топкую мглу,

Где, сдувая молочную пенку,

Настроенье сидит на полу,

В ненасытную эту воронку,

Где ненастье глядит в зеркала,

Вместе с эхом — за веком вдогонку,

Прямо в осень — была не была!

* *

 *

Уже ржавеющей листвы

Цветные символы ероша,

Проходит ветер, — так и вы

По грани молви и молвы

Пройдёте в блеске синевы, —

А там позёмка да пороша

Засыплют, в сумерках шурша,

Вчерашний рай, где было мало

Чего-то вам — но где, бывало,

Как встарь на вас ни уповала,

На гребне бреда и развала

Внимала времени душа.

* *

 *

Минувшей сладости не выпить и глотка

В разрухе нынешней, чьи шорохи сухие

Трухою сыплются сквозь возгласы глухие

Стихии, чуемой со вздоха, с шепотка.