Новый Мир ( № 7 2005)
Шрифт:
“<…> ЕС все больше и больше напоминает лабораторию для создания принципиально новой общности, в которую планируется слить не только европейские этносы, но и миллионы выходцев из Африки и Азии. <…> Не сразу, конечно, но по прошествии определенного времени в Европе возникнет весьма любопытное государство, которое своего национального лица иметь не будет, хотя и будет себя позиционировать именно как Европа, наследующая традиции романо-германской цивилизации. На территории этого государства будет проживать не новая нация, а общность, преодолевшая национальные рамки и фактически ликвидировавшая их. В принципе, ее можно назвать сверхнацией. <…> Как это ни покажется кому-то странным, но нынешнее общество имеет очень неплохие шансы фашизироваться. Ведь исторический фашизм тоже весьма неплохо относился к идее Единой Европы, причем в мозговых центрах СС даже разрабатывались проекты создания конфедеративного государства. <…> По сути, фашизм двигал Европу не назад, как это считают многие наивные прогрессисты, а именно вперед. Даже слишком вперед. Речь шла о создании совершенно нового человека, который имел бы мало общего с европейцем времен Традиции или Модерна. Можно даже сказать, что речь шла не столько о человеке, сколько о преодолении человека. <…> Очевидно, что вот именно эта „сверхчеловеческая” беспредельность приводила и поныне приводит людей в такой ужас при одном только слове „фашизм”.
См. также: Александр Елисеев, “Кто развязал „Большой террор”? О подлинных инициаторах политических репрессий 1937 — 1938 годов” — “Наш современник”, 2005, № 3 <http://nashsovr.aihs.net>.
Андрей Ефремов. Эволюция представлений о грехе в детской литературе. — “Москва”, 2005, № 3.
“Потрясает в этой сцене [из „Черной курицы…” Погорельского] именно несопоставимая с нынешним обыденным сознанием мера возмездия за то, что министр Чернушка с не растраченным еще изяществом XVIII века назвал нескромностью. Бессрочное душевное сокрушение Алеши пугает и томит современного читателя. Но — во-первых, именно так и становится ясен живший в русской детской литературе до определенного времени признак греха — невозможность для героев, даже сказочных, отпустить друг другу содеянное. Это не в их власти. А во-вторых, стоит понять, что способность к искреннему душевному сокрушению в представлении живших в России до ХХ века — несомненная милость. „Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит””.
“Жизнь и смерть во власти языка…” Задавал вопросы и записал беседу Василий Попов (Москва). — “День и ночь”, Красноярск, 2005, № 1-2, январь — февраль <http://www.krasdin.ru>.
Говорит Александр Мирзаян: “Действительно, все идеи, которые я озвучиваю, сводятся к языку. А песня — это путь к тому, что мы называем языком. „Жизнь и смерть — во власти языка, и любящие его вкушают от плодов его”. (Книга притчей Соломоновых, 18: 23). Эту мысль не цитируют ни лингвисты, ни филологи, ни философы. Наши славянофилы и философы, занимавшиеся языком (Булгаков, Трубецкой, Соловьев, Бердяев, Франк), — почему-то тоже, а ведь эта мысль, на мой взгляд, центральная, это откровение, данное Соломону Господом. Тут же (18: 2) говорится: „От плода уст человека наполняется чрево его; произведением уст своих он насыщается”. <…> М. Хайдеггер: „Сущность человека вырастает из языка, а мышление есть поэзия”. Ровно к тому же пришла и современная биология. Мы как бы вырастаем из языка. Структура восприятия и мышления у человека — это структура языка, то есть мы воспринимаем мир через определенные фильтры, сквозь языковую картину. Каков язык, таков и наш мир. Л. Витгенштейн, знаменитый матлогик и философ 20 века, сказал: „Границы моего языка — границы моего мира”. Я продолжаю мысль дальше: возможности моего языка — это возможности моего мышления и соответственно моего развития. А значит — развития нации, цивилизации. <…> В Евангелии сказано: „И Слово плоть бысть и вселися в ны” — „И Слово стало плотью и вселилось в нас”. В Евангелии речь идет о Христе, но это также относится и к каждому из нас. Теперь это уже и факт биологии. Дж. Тёрнер и Э. Поппель (Техасский биологический университет и Мюнхенский медико-биологический центр) написали совместную работу о том, что структуры восприятия и мышления — это структуры языка, а поэтический язык является системным языком мозга. То есть чем больше поэзии в нашей голове, тем более системно и продуктивно он работает. Вот вам простая вещь. Бродский говорит, что каждое стихотворение, даже каждая рифма заканчивается семантическим, смысловым взрывом. Нечто аналогичное проследили и биологи: в капилляры закачивалось специальное светящееся вещество, и когда рождалась рифма или в метафоре разворачивался какой-то большой смысловой потенциал, огромные участки мозга сигнализировали об этом. Становится понятно, почему, как утверждал Хайдеггер, мышление есть поэзия; эта поэзия структурирует мозг и заставляет его, по свидетельствам биологов, работать в совершенно новом режиме и в областях, которые другими способами не задействуются. Получается, что поэзия — самый мощный включатель и активизатор мозга”.
См. также: “Артхаус, как и любая поэзия, занимается — в основном — исследованием границ и возможностей языка. Эта постоянная разведка недр нужна сапиенсам не меньше, чем разведка нефти. Поскольку способность человека мыслить возникает именно из языка, а не наоборот”, — пишет Владимир Мирзоев (“Артхаус, в котором живет Микки-Маус” — “Искусство кино”, 2004, № 11 <http://www.kinoart.ru> ).
См. также: “Бродский боготворил язык, обожествлял его, считал, что язык движет поэтом. Я спорю с ним, потому что считаю: язык все-таки не Бог, а великий инструмент, которым пользуется душа. Но в каком-то смысле он имел все основания так считать. Язык действительно иногда почти самостоятельно осуществляет свой выбор”, — говорит Александр Кушнер в беседе с Риммой Храмцовой (“Литература”, 2005, № 7, 1 — 15 апреля <http://lit.1september.ru> ).
Николай Журавлев. Гений в неграх Родины. Неужели и “Они сражались за Родину” писал не Шолохов? — “Новая газета”, 2005, № 22, 28 марта.
“Когда в статье „Они писали за Шолохова” („Новая газета”, № 44, 23 июня 2003 г.) я воспроизвел версию литературоведа Зеева Бар-Селлы о том, что настоящим автором романа „Они сражались за Родину” был Андрей Платонов, то, кроме абстрактного возмущения, мне постоянно задавали два вопроса. Первый: как мог Платонов быть негром? Второй: как можно скрыть неповторимый стиль Платонова? А почему Платонов не мог быть негром?..”
Ср.: “Кроме голословного тезиса о том, что Платонов был „негром”, писавшим за Шолохова „Они сражались за Родину”, Н. Журавлев осчастливил шолоховедение только одним фундаментальным открытием: „Оба любили выпить””, — иронизирует Вадим Баранов (“Не надо обижать негров…” — “Литературная газета”, 2005, № 15, 13 — 19 апреля <http://www.lgz.ru> ).
Михаил Золотоносов. Новые приключения неуловимых. — “Искусство кино”, 2004, № 11.
“С социологической точки зрения успех этих романов — а Лукьяненко чемпион продаж — симптоматичен. Концепция романов состоит в том, что жизнь людей ничтожна и неинтересна ни по мотивам, ни по процессу, ни по результатам, а подлинно интересное происходит только в воображаемом мистическом мире, в котором обитают всемогущие Иные. Читатели с этим согласны, внимание к реальному человеку утрачено, увлекательнее читать не про „реальную жизнь”, а сказки. Причем, что очень важно, сказки нехитрые, но глобальные, позволяющие к тому же добывать фиктивную компенсацию за унижения и оскорбления, полученные в реальной жизни. Наконец, повальная вера в сглаз, порчу, чакры, энергетическую чистку, приворот, магию и магов делает романы Лукьяненко и вовсе „реалистическими””.
Игорь Золотусский. “Герои русской литературы — ее создатели”. Беседу вел Савва Ямщиков. — “Завтра”, 2005, № 14.
“Не стану рассказывать всю свою биографию. Просто хочу сказать, что, казалось бы, обиды, нанесенные мне государством, как я считал, в детстве, должны были привести меня в стан непримиримых, озлобленных, мстящих. Именно поэтому мне очень близок Гамлет — тема мести, может быть, одна из главных в этой великой трагедии. С другой стороны, мне близок Монте-Кристо, который мстит тем, кто запрятал его в замок Иф, и делает это даже не прикасаясь к своим врагам, уничтожая одного за другим. То есть, конечно, в моей детской душе накипала месть по отношению к тем, кто отправил моих родителей за решетку <…>. И надо сказать, моя юность проходила под знаком такой нетерпимости, может быть, суровости по отношению ко всему, что меня окружало. <…> Вспоминаю спектакль „Гамлет”, который поставил Андрей Тарковский в Театре Ленинского комсомола. Я знаю, Савва, что вы близки были с Тарковским, консультировали его фильм. И, я думаю, вам это будет понятно. Поверьте, финал спектакля совершенно поразил меня. Потому что в финале, где гора трупов, Гамлет, его играл Солоницын, встает и подает руку матери, тоже убитой. И рука матери тянется к нему. Он подает руку Лаэрту, подает руку королю, и Розенкранцу, и Гильденстерну. И они все встают и со смущенными, опущенными глазами стоят перед зрителями. Их воскресило прощение. Потому что, когда Призрак говорит Гамлету: „Прощай, прощай! И помни обо мне”, это звучит как „До свидания. Мы расстаемся”. Но в русском языке слово „прощай” имеет еще одно значение — прости. В тот момент, когда, казалось бы, интеллигенция была особенно ожесточена против власти, Тарковский поставил спектакль, который оканчивается вот таким прощением. Это было созвучно мне”.
См. также: Александр Солженицын, “„Его цель — показывать прекрасное”. Слово при вручении Литературной премии Игорю Золотусскому” — “Литературная газета”, 2005, № 16, 20 — 26 апреля <http://www.lgz.ru> ); в этом же номере “Литературной газеты” напечатано ответное слово Игоря Золотусского (“Испытание духа”) при вручении ему Литературной премии Александра Солженицына 14 апреля 2005 года; речи о лауреате, произнесенные Валентином Непомнящим и Людмилой Сараскиной, см.: “Литературная газета”, 2005, № 17, 27 апреля — 3 мая.
См. также: “Премией Солженицына отмечен Игорь Золотусский. <…> Вообще-то критические опусы о Гоголе писали современники классика — Шевырев, Полевой, Белинский, Константин Аксаков... Золотусский занимался иным делом — историко-филологическим. Соизмерим ли его вклад в эту область знаний с тем, что совершил первый лауреат премии Солженицына академик Владимир Топоров? Не знаю, раньше как-то не приходило в голову такое сравнение. Что до критики, то на сей счет лучше всех высказался сам Золотусский — лет тридцать назад, когда был одним из самых заметных в СССР критиков. Цитирую по памяти (сильно тогда впечатлился): мол, если молчит N, это ничего не значит; если молчит Игорь Виноградов (в ту пору полуопальный), его молчание значит больше, чем болтовня (писанина) иных-прочих. Видимо, поэтому Золотусский ничего не говорил о писателях 90-х и нашего десятилетия. <…> Понятно, что, наградив Золотусского, жюри премии Солженицына тем самым признало верность его тезиса о „золотом молчании”. То есть о том, что критиком должно считать того, кто не хочет (не может, не находит разумным) писать о живой литературе — полагает ее не спорной, а мертвой. Заодно жюри объяснило тем, кто публично рассуждает о словесности, поддерживая одних писателей и оспаривая других, что всех их (в широком диапазоне от Капитолины Кокшёневой до Натальи Ивановой, от Владимира Новикова до Владимира Бондаренко) в культуре нет. Равно как их подопечных. Спасибо, конечно, но все-таки хочется спросить: почему? И жаль будет, если кто-то усмотрит в моем вопросе желание принизить давние незаурядные работы Игоря Золотусского”, — пишет Андрей Немзер (“Четыре „почему?”” — “Время новостей”, 2005, № 66, 18 апреля <http://www.vremya.ru> ).
См. также: “Литературная премия Александра Солженицына (напомним еще раз) — лишь одна из программ фонда. Средства Солженицынского фонда базируются на гонорарах за все, начиная с 1974 года, издания книги „Архипелаг ГУЛАГ”. Из этих средств фонд помогает тысячам бывших лагерников по всей России: их казенные, государственные пенсии — такие же нищенские, как у ветеранов. (Помню, когда-то меня поразило, что у Солженицынского фонда есть особая расходная статья: „Зубы”. Происхождение и суть ее никому объяснять не надо.) И еще одна статья расходов Солженицынского фонда последних лет — снабжение книгами обнищавших библиотек российской провинции. В 2004 году фондом отправлено в города и веси 60 тысяч томов”, — пишет Елена Дьякова (“Гоголь на улице Радищева. Вручена Солженицынская премия 2005 года” — “Новая газета”, 2005, № 29, 21 апреля <http://www.novayagazeta.ru> ).