Новый Мир ( № 7 2009)

Похвальной лист следующего, 1915-го года выглядит несколько скромнее. На нем начертаны суровые слова, которые позже возьмут на вооружение советские агитаторы: “Все для войны” — слева и “Все для победы”— справа.

К 15-му году Лёна Леонов всерьез увлечен литературой. Посещает литературные кружки, пишет не только стихи, но и прозу. Друзья его старых, детских забав — по кулачным боям и посещениям иллюзиона “Наполеон”— уходят в прошлое. Теперь у него новый товарищ — Наум Михайлович Белинкий. Прозвище друга — Немка. Кто-то назвал его так из числа гимназистов, и прижилось. Немка разделяет интерес Лёны к поэзии.

За год, вспоминал Наум Михайлович, они перечитали Бальмонта, Брюсова, Белого, Сологуба — кстати, мрачные стихи последнего Леонов будет любить всю жизнь…

Лёна посылает первые свои поэтические опыты отцу, и в том же 1915-м Максим Леонович отзывается трогательным и бесхитростным стихотворением “Заветы сыну”: “В своих стихах будь чист, как светлая росинка,/ Как гордого орла полет, — высок душой, / Забитого нуждой и в жизни сиротинку / Благословляй в твоей поэзии святой. / Бичуй порок и зло, клейми неправду злую, / Обиженным судьбой защитой будь в стихах, / Не забывай вовек страну свою родную, / Неси свет знания туда, где правит мрак…”

4 июля 1915 года в газете “Северное утро” впервые опубликовано стихотворение Леонида — называется оно “Вечером”. Леонов никогда не отсчитывал начало своей литературной деятельности с этого дня, что неудивительно: стихи его той поры были совершенно беспомощными: “Люблю я вечером смотреть, / Как солнце за гору уходит, / Как пташки песнь свою заводят, / И станет темный лес гореть / Светила яркого лучами… / Как тихо сделается вкруг, / Как станет пахнуть сразу, вдруг / Прекрасным воздухом, цветами…” и т. д.

Но даже в этом, совсем еще детском стихотворении неожиданно возникает та нота, что будет сопровождать прозу Леонова целую жизнь: “Вдруг скрылось солнце — с ним краса… / Пора домой, уже роса… / И на душе так грустно станет, / Как будто гневны небеса / И солнце снова не проглянет”.

“Гневны небеса” — вот ведь что! “И солнце снова не проглянет…” Отсюда уже различим путь к финальным строкам “Пирамиды”, где снопы искр летят к “отемневшему небу”, то есть к тем самым гневным небесам без солнца.

В следующем номере “Северного утра”, от 5 июля, вышло еще одно стихотворение Леонова — “Родине”. Оно о войне.

“Ты не покинута в своих стремленьях славных. / Святая Русь! Ведь гордо, как всегда, / Восстали грозные спокойно-величавы / В защиту матери герои-сыновья…”

И здесь возникла вторая главная, пожизненная тема Леонова: светлая земля Русь, ее печали и устремления, ее красивые люди.

Черты Родины, уже в первых стихах упомянутые юным Лёной, — и спокойствие ее, и гордость, и величавость — проявятся в полную силу

в его “Взятии Великошумска”, в “Русском лесе”…

И кажется, можно догадаться, когда впервые две эти главные, неразрывные, больные темы болезненно сошлись для Лёны Леонова.

Это была осень 1914 года. В Москву пришли известия о катастрофе, случившейся со 2-й русской армией, возглавляемой генералом Александром Васильевичем Самсоновым. В течение всего пяти дней два корпуса армии понесли страшные потери: до 30 000 убитых и раненых и 92 тысячи пленных. Самсонов покончил жизнь самоубийством.

Вскоре начался призыв работников второго разряда на войну. “Пошли,— вспоминал Леонид Леонов, — мужики ростом под дверь, с могучими руками, громадные, русые, с голубыми глазами, с бородами <…>. А я был мальчишкой пятнадцати лет, закрылся в уборной во дворе и плакал”.

…И больше почти ни одного известия о том, что Леонид Леонов плакал когда-либо, не сохранилось.

А слезы его были от жуткого прозрения, что эти живые, высокие, сильные люди окажутся скоро кровавым мясом, а еще точнее — “молодятиной”, скормленной войне. Именно этим точным словом — “молодятина” — охарактеризует призывников Первой мировой Леонов в романе “Барсуки”.

А от страшной этой “молодятины” совсем недалеко до еще более жуткого определения Леонова, что он дал людям, — “человечина”.

Человечина — то, что останется от венца творения, когда небеса окончательно прогневаются и солнца больше не будет над теми, кто не хочет жить и сжигает свою землю.

Так два наивных, юных стихотворения Леонида Леонова вместили тайный знак всего его пути.

Глава вторая

Гимназия. Революция

1. “По шести стихотворений в день…”

С 1915 года шестнадцатилетний Леонид Леонов подрабатывает корректором в газете. Появляются деньги, чтобы съездить к отцу, и с этого года он проводит каникулы в Архангельске. Заводит там новые знакомства, посещает местные театры, которых в городе было немало.

Газета, в которой редакторствует отец Лёны, выходит ежедневно, на четырех полосах. “Северное утро” старается рассказать читателю сразу и обо всем: от последних событий в стране и ходе войны в Европе до местных, архангельских казусов.

С Максимом Леоновичем сотрудничает Филипп Шкулев, которого в 1913 году тоже выслали в Архангельск. Он пишет иногда ура-патриотические стихи (“А ведь русские идут стеной / и бряцают щетиной стальной”), иногда сатирические, иногда — весьма энергичные фельетоны.

Одновременно Максим Леонов и Филипп Шкулев выпускают сатирический журнал “Северное жало”.

Существующий порядок вещей Максим Леонович не принимает, как и прежде, о чем можно судить по его новым стихам: “Верить можно и должно, / Но когда же это солнце / Нам свободой заблестит? / Иль уже не суждено / В наше тусклое оконце / Солнцу яркому светить”.

Или еще более радикальное в журнале “Северное жало”: “Задушена свобода, / Задушена печать./ Забитому народу / Приказано молчать. / Не пусты казематы, / И тюрьмы все полны. / Сидят, тоской объяты, / В них лучшие сыны. / Расстреляны герои, / Повешены борцы, / И властвуют повсюду / Шпики и подлецы!”

После этого стихотворения журнал закрыли, а оставшиеся номера изъяли из продажи.

В 15-м году Лёна еще находится под поэтическим влиянием отца. Пишет очень много, “иногда — по шести стихотворений в день”, как сам говорил.