Новый Мир ( № 7 2009)
Шрифт:
Глава седьмая
Леонов и Сталин
1. “Леонов может отвечать…”
Они познакомились в 1931 году у Горького.
Леонов хотел встретиться со Сталиным чуть раньше и даже написал совместно с Всеволодом Ивановым в начале 31-го года письмо вождю: “Нам очень хотелось бы получить возможность повидать Вас и поговорить по поводу современной советской литературы. Ваши высказывания по целому ряду вопросов, связанных с экономикой промышленности, сельского хозяйства и пр., внесли огромную ясность в разрешение многих сложнейших проблем нашего строительства.
Два самых крупных “попутчика” из молодого поколения явно хотели разобраться в вопросах дальнейших взаимоотношений со своими недругами из РАППа, но тогда вождь не откликнулся. Выдержал паузу.
А тут Алексей Максимович позвонил и сказал Леонову:
— Тебя хочет видеть Сталин.
Леонов к 31-му году — глава правления Всероссийского Союза писателей (послужившего прообразом Союза советских писателей, который еще не создан), член редколлегии журнала “Красная новь” (с февраля по сентябрь 32-го) и еще и “Нового мира” (наряду с Фадеевым и упомянутым Ивановым). Вячеслав Полонский бросает вскользь о Леонове в своем дневнике по этому поводу: “Очень он доволен: в некотором роде власть. Тихонько, смирненько — он двигается и преуспевает”.
“Соть” воспринимается как один из самых актуальных романов современности и тиражируется постоянно: только в 31-м году выходят сразу три издания романа.
Леонов — твердо в первой пятерке советских писателей, наряду с Фадеевым, Шолоховым, Ивановым и Алексеем Толстым. И над ними— Алексей Максимович.
И вот он у Горького.
— Ступайте в библиотеку, посмотрите новые приобретения, — посоветовал Горький Леониду Максимовичу.
Минут двадцать пробыл Леонов в библиотеке и вышел, услышав оживленные голоса Горького и Сталина.
— Знакомьтесь, — говорит Горький.
Сталин невысокий, в военном френче. Черный. Леонов потом удивится по поводу того, что у Солженицына — Сталин рыжий. “Все правдоподобно о неизвестном”, — мягко и точно поиронизирует Леонов по этому поводу.
Прошли за стол.
На первой же встрече Леонов сказал то, что считал сказать обязательным.
На вопрос Сталина: “Что нового в литературе?” — ответил: “Товарищ Сталин… Если вам когда-нибудь потребуется кричать на нас и топать ногами, делайте это сами. А не поручайте злым людям, которые совершают это с двойным умыслом”.
— Зачем кричать? — ответил Сталин с характерным акцентом. — Зачем топать?
Леонов, конечно же, имел в виду РАПП.
И РАПП действительно скоро разгонят. Леонов многие годы верил, что его разговор в первую встречу со Сталиным повлиял на ликвидацию ассоциации пролетарских писателей, измотавших все нервы “попутчикам”. Едва ли Сталин сделал это по просьбе Леонова. Но услышал и его; и его тоже.
Впоследствии Леонов еще трижды попадал на встречи со Сталиным у Горького.
Однажды, за обедом, вождь заметил вслух:
— А Леонов хитрит?
— Как хитрит, товарищ Сталин? — спросил Леонов.
— А водку не пьет.
Леонов никогда не отличался ни любовью к алкоголю, ни выносливостью в его употреблении; а тут еще и Сталин — как вообще возможно пить!
В те дни Леонов как раз работал над романом “Скутаревский”, на свою работу и сослался:
— Пишу роман. Завтра буду делать трудную главу.
(Он писал сцену охоты на лису в “Скутаревском”.)
— Понимаю, понимаю, — сказал Сталин, выдержал паузу и добавил:— “Унтиловск”?
Леонов не сразу понял, о чем идет речь. Позже вспомнилась ему частушка из “Унтиловска”: “Во рту сухо, в теле дрожь”. Над леоновским волнением иронизировал Сталин. Косвенно, кстати, подтверждая, что спектакль он все-таки видел и запрещен “Унтиловск” был не без его участия.
Окончание частушки, к слову, было такое: “Где же правда? Всюду ложь!”
Леонов пожал плечами, надеясь, что сейчас внимание переключится на иную тему, но тут вдруг встал в полный рост присутствовавший на обеде зампредседателя ОГПУ Генрих Ягода и поинтересовался:
— Скажите, Леонов, зачем вам нужна гегемония в литературе?
Было от чего похолодеть.
Леонов нашелся тогда: взъерошил волосы и сыграл под дурака:
— Какая гегемония? Я хочу, чтоб мне на голову не срали. А то сползает на глаза, я бумаги не вижу…
Ягода захохотал, довольный ответом.
К вечеру развеселились настолько, что стали петь. Горький похвалил музыкальные таланты Леонова — гости, естественно, сразу затребовали от него песни. Тот отнекивался как мог, сослался на отсутствие музыкального инструмента. Дело дошло до того, что кого-то из охраны послали к Леонову домой, в Большой Кисловский. Дверь человеку в форме открыла напугавшаяся Татьяна Михайловна— она к тому же была беременна вторым ребенком; у нее попросили мандолину для Леонида Максимовича.
Исполнение песен, — к сожалению, не знаем каких, — прошло успешно; и вообще, тогда все закончилось хорошо.
Одна из самых важных их встреч случится годом позже, в 32-м. О ней Леонов будет вспоминать часто, всю жизнь.
Вновь обед у Горького, за столом — сам Алексей Максимович, Сталин, Ворошилов, Бухарин…
По обыкновению Леонов садится подальше от больших людей; слушает, сам говорит мало.
Все, кроме Леонова, выпивают, шумят.
Ворошилов вовлекает писателя в разговор, шепотом спрашивает, что нового в литературе.
Леонов называет недавно вышедшую книгу Всеволода Иванова “Путешествие в страну, которой нет”.
Сталин, неожиданно прекратив ту беседу, что вел на другом конце стола, вдруг громко спрашивает:
— А что, Иванов совсем исписался?
Леонов попал в затруднительное положение — оттого что ответ был заключен в самой формулировке вопроса: что-что, а формулировать, замешивая иронию с провокацией, Сталин хорошо умел.