Новый Мир ( № 9 2007)

— И все?

— С этим все, но, пока осторожно выходил из сна, стараясь его не упустить, вспомнил, как тридцать с лишним лет назад, весной, только что поженившись, мы с Таней решили на недельку съездить в Крым, взяли с собой Юру и поехали.

— А какая связь?

— Просто вспомнилось. Был конец мая, облачно, море холодное, сначала мы по наводке знакомых остановились в Гурзуфе, но пляж оказался странно тесным, мы перебрались в Ялту и там поселились в городе, в многоэтажном доме далеко от берега.

Вообще все было не как всегда на юге. Сезон еще не начинался, было безлюдно, мы по-хемингуэевски перекочевывали из одного кафе в другое, в одном завтракали, в другом пили кофе, в третьем ели мороженое — и вдруг встретили знакомых филологов, но не сверстников, а старших коллег, Виктора Давыдовича Левина и Эткинда. Они понимающе присоединились к нашей фиесте, и час-полтора мы провели одной компанией.

Я раньше не видел их вместе, но они держались как добрые знакомые. Обоим было под шестьдесят, Левину (сейчас посмотрел) на три года больше, чем Эткинду. Оба были красивы, хотя по-разному, Виктор Давыдович — небольшого роста, лысоватый, очень изящный, я бы сказал — миниатюрный, а Ефим Григорьевич — высокий, немного косолапый, с головой на крепкой, наклоненной вперед и вбок шее.

Эткинд был в Ялте один, а Левин — с женой, которая появилась несколько позже, к концу нашего совместного времяпровождения, и на прогулке общаться с ней выпало Тане. Четверо мужчин шли впереди, обсуждая филологические темы, а Таня и Любовь Ильинична, решительного вида женщина с высокой черной прической и огромным носом, замыкали шествие, тоже оживленно беседуя, надо полагать, о чем-то женском.

Наших умных разговоров не помню. Возможно, помнит Юра, который с детства читал биографии академиков, чтобы стать как они, а мои рассказы (“НРЗБ”) в дальнейшем ругал за то, что я описываю всякую сексуальную ерунду, хотя мы знали столько великих людей, вот про них бы и писал.

А о чем шла речь у дам, вернее, что, не давая себя перебить, говорила Любовь Ильинична, мы узнали, как только остались втроем.

— В гостях я сразу иду в уборную. Там все видишь. Я считаю, что унитаз — лицо хозяйки! Лицо хозяйки — унитаз!!

Свою мысль она повторяла на разные лады все время, что шла с Таней, и с тех пор, вспоминая ее лицо, я слышу эти слова. (А их с Виктором Давыдовичем семейный портрет в интерьере неизменно рисуется мне в духе концов­ки бабелевского “Короля”, как ни противопоказана избранной теме цитация.)

На следующий день мы поехали в Мисхор, где десятью годами ранее, тоже весной, были мы с Юрой. Но прогулка не задалась. Таня кривилась, глядя на море, которого, оказалось, не любит даже издали, а Юре в глаз попал сок какого-то ядовитого растения, глаз слезился, он тер его, становилось все больнее, и было не ясно, что делать. Мы зашли в знакомый ресторанчик на открытом воздухе, с большими разноцветными плитами вместо пола, но офи­циант страшно тянул даже с накрыванием на стол, и Юра острил сквозь слезы:

— Он приносит буквально в час по чайной ложке! Алик, этот человек буквально убивает меня!!.

Больше ничего интересного не помню. Да, однажды на шоссе мимо нас проходила группа негров, я понял, что это сомалийцы, на ходу вставил что-то к месту, и они долго ошарашенно вертели головами.

Купаться было нельзя, иногда накрапывало, вернее, мы оказывались внутри полных влаги облаков, медленно проплывавших по склонам, но потом опять выходило солнце, кругом цвело иудино дерево, и все было именно так, как было. Глубокие мысли покойных старших товарищей можно прочесть в их книгах, а как они ступали и говорили, как лицо соотносится с унитазом, чего ждать от приморской флоры, крымских официантов и собственной жены, наконец, как летать, не имея крыльев, — согласись, это и есть правда жизни.

1 Букв . : нулевой ступени (франц.).

2 Правда, как сообщает Ю. Г. Цивьян, «в нашем холодном Чикаго американцы сауну полюбили». Не знаю, не знаю. В одном старом анекдоте Рабинович умудрялся продавать холодильники на Таймыре: «Они у меня в них греются», — объяснял он. И вообще, как говорилось в другом, уже американском, лингвистическом, но все равно еврейском анекдоте: «„У меня есть данные (data), опровергающие вашу теорию!” — „А-а, данные-шманные (data-shmata), мне нравится моя теория!”»

3 Правда, как сообщает молодой отец Боря Вольфсон, «мода на пеленки вернулась — продаются специальные смирительные рубашки для новорожденных, никак на психику ребенка не влияющие (по последним данным той же самой псевдонауки, которая раньше пеленки ругала). Как возвращение пеленки связано с безусловным крещендо за последние 15 лет феномена американца, застывшего перед экраном телевизора или компьютера (тут именно отсутствие движения играет принципиальную роль, воспринимаясь как символ смерти), предоставим, — пишет Боря, — судить Жижеку».

Жижек-Шмижек, мне нравится моя теория!

4 М. А. Зенкевича (1886 — 1973).

5Давид Исаевич Шейнис.

6Рассказ в модном ныне жанре «72 слова».

7Л. А. Мазель (1907 — 2000), музыковед, профессор, доктор наук.

8Поезжайте аккуратно! (англ.)

9 Букв .: Хорошего вам [дня]! ( англ .)

10 Have a good day! («Хорошего вам дня!»), а тем более Good day! («Хорошего дня!») звучит уже холодновато, как просьба освободить помещение.

11 Букв . : «иметь безопасную поездку/полет».

12Удачно сказанное, крылатое выражение (лат.).

13 Букв .: «Лети аккуратно», то есть «Безопасного полета!» (англ.).

14Безопасный секс (англ.) в здоровом теле (лат.) превыше всего (нем.) .

15 Речь не о сексе, а о власти (англ.).

16О чем угодно (англ.).

17Номер, после которого выступать трудно (англ.).

18 Футон — матрац (англ.).