Новый Мир - Золото небесных королей

Полтески сняли, у кого были, плащи, чтоб не цепляли за ветви, скатали, приторочили к седлам. Бросили в траву копья, луки, стрелы, бесполезные среди деревьев, сложили в торбы бронзовые браслеты с рунами, ожерелья, бляхи с изображением чудищ земли, воздуха и воды, сняли полукруглые шлемы, железные шапки, мешающие свободному движению, вытащили из за пазух обереги, вывесили их поверх панцирей, кольчуг, рубах. Вольга выехал вперёд, обернулся:

– Начало и конец тянут к нам руки, тлен младше духа.

Затем полтески, все четыре с лишним десятка, не помышляя вытягивать мечи и ножи, разъехались вправо и влево, образовав два ряда, имея между собой расстояние в пять шесть шагов. Приготовили палицы, топорки, кистени, метательные ножи, пластины, измазав их ядовитой кашицей.

Застыли.

Оря хотел идти дальше к засеке, но отчего то остался. Встал шагах в тридцати позади. Ожидание было кратким. Среди белых в чёрную крапину стволов один за другим стали появляться всадники. За одним следовали трое, за тремя десяток, за десятком стена. Наконец полтесков увидели.

– Ышбара халлыг ынан?

И сразу после этого по лесу разнеслось:

– Йохдан! Йохдан!

Несколько стрел стукнули в древесину неподалеку. Авары устремились вперёд так скоро, как только позволяли стволы деревьев.

– Коршуг!
– крикнул Вольга и тоже тронул вперёд коня.

– Рысь! Рысь!
– одобряюще крикнул Оря Стреблянин, укрывшись за стволом поваленной старостью и гнилью берёзы. Ему стало зябко в своей волчьей шкуре, а глазам захотелось зажмуриться, так, как если бы прямо над головой начало падать громадное подрубленное дерево...

Полтески ринулись вслед за Вольгой и тут же рассыпались во все стороны, как брошенная горсть гороха. Через мгновение они смешались с аварами, и началось то, что сами полтески называли 'кусанием тумана', а бурундеи и дедичи 'древним воинским приёмом полтесков' и что Оря сам никогда не видел, но слышал от волхов. Никогда и никому не поверил бы Оря Стреблянин, что можно на всём скаку развернуть коня, ухватившись за ствол дерева плетью, выпадать из седла, одной ногой лишь оставаясь в стремени, почти касаясь волосами травы, укрываться под брюхом коня, соскакивать на землю, бежать рядом, цепляясь за гриву, и снова вскакивать в седло, и всё это среди изощрённого врага и частокола берёзовых стволов, ни на миг не останавливаясь, раскидывая по сторонам жалящие ножи и ядовитые пластины, свистя кистенями, орудуя палицами накоротке, так что замаха было и не увидать.

Полтески не вступали в поединки, они носились как ласточки среди взлетающей гусиной стаи. Били, метя в лошадей, и преуспевали в этом. Некоторое время авары пытались стрелять из луков, кидать арканы, старались окружить Вольгу, угадав в нём главного, стремились вытеснить страшного врага вправо, где угадывалась прогалина, открытое место, там, где стрелы не попадали бесполезно в стволы, втыкаясь и вскользь, отлетая произвольно, настигая своих, где петли арканов не висли б на сучьях, не сшибались друг с другом лошади, спинами вдавливая в траву своих всадников, где можно было, наконец, применить десятикратное своё преимущество.

Однако полтески уходили в другую сторону, всё дальше в лес, оставив пространство, где началась сшибка, где катались по траве, хромали раненые кони, избиваемые плетьми и ногами своих взбешённых седоков. Часть аваров, лишённая лошадей, пыталась пешими участвовать в борьбе, но была размётана, перекалечена своими и чужими. Другие более благоразумно сбились в кучу среди лошадиных трупов и, постепенно остывая, стали гикать, орать и даже смеяться, как если бы они были на состязании батуров за право носить ханский бунчук. Удивительное отсутствие убитых с обеих сторон, странный вид и повадки врага были бы похожи на увеселительную кутерьму, если бы не волчьи ямы с самострелами и потеря многих лошадей. После того как аварам удалось оттеснить, отогнать полтесков на несколько сот шагов, они заметно утомились от бесплодного ожесточения. Авары начали устало вываливаться из хоровода, отъезжать, накапливаться справа и слева от полтесков.

Наконец полтески, без какого либо сигнала от Вольги, сбились в плотную массу и, всё так же молча, проломились через аваров.

Те не успели сплотиться на их пути, и лишь ярые одиночки сделали попытку сразиться, но были отбиты. Полтески своё дело сделали. Авары были остановлены. Погони не было.

Сделав большой крюк, вспугнув по пути небольшой аварский дозор, полтески вышли к проходу, проделанному в засеке Стововом, и нашли там Орю с пятью стреблянами. Посадили их за спины. У полтесков было четверо раненых, из них Кун был очень плох. Его везли поперёк седла, и опечаленный Вольга часто наклонялся к нему, слушая просьбы о том, чтобы не дали захиреть детям, не обделили их долей добычи от похода, вернули матери её оберег и передали, что серебро зарыто в козлятне, там, куда через продух в кровле падает луч солнца на закате, в канун Кигоча.

Куна схоронили в ветвях старой берёзы, завернув в дерюгу привязав к стволу так чтоб ни лисица, ни всадник копьём не смогли достать его. Окропили снадобьем, пугающим птиц, привязали рядом еду, оружие, оставив руки свободными, на случай если дух Куна, получив новое имя от Владыки Коршуга, решит вскоре вернуться в новое тело. Испросив прощения у мёртвого за то, что нет времени искать все заговоры, спеть всё необходимое, поклявшись исполнить последнюю волю, а по возвращении сжечь на жертвеннике перед каменным Коршугом прядь его волос, полтески двинулись по следу Стовова и к полудню нагнали его у глубокого оврага, через который он только начал переводить по гати лошадей. По дну оврага шелестел крохотный ручеёк, обгладывая мох с валунов и упавших веток. Виднелась небольшая запруда, образованная оползнем и намытым сором, в которой на карачках ползали трое стреблян, нашаривая то ли раков, то ли обронённый нож. Склоны оврага были укрыты плотными зарослями хвоща и крапивы, вперемешку с кустами волчьей ягоды. Несколько осин своей унылой серо зелёной корой нарушали радостную торжественность белоснежной стены берёзового леса. Полуденное солнце напористо било, пользуясь отсутствием облаков, в траву и ручей, уворачиваясь от колыханий листвы. На другом берегу, поодаль, стоял лось великан, с едва отросшими с весны рогами, и глядел в сторону необычного шума.

На своё счастье, он исчез раньше, чем на ту сторону поднялись Стовов и Рагдай с Крепом. Несколько стреблян, по указанию Стовова, тут же двинулись дальше 'выведывать лес', а сам князь уселся на краю оврага, хмуро наблюдая, как бурундеи освобождают от тюков вьючных лошадей, дедичи тянут вниз рыжую корову, а та упирается и норовит зацепить рогом Ломоноса. Вверх и вниз сновали стребляне, таская валежник и укладывая его на склонах так, чтоб валежины цеплялись друг за друга, за камни, за вбитые в каменистую глину колышки.

Дедичи и бурундеи, с великими предосторожностями, свели несколько коней и начали подъём, двигаясь вдоль ручья, постепенно поднимаясь. Животные старательно переставляли скользящие копыта, почти касаясь боками склона: трещал сухой наст, сыпались камешки, хлопали поводья, дёргающие удила, ругались мечники.

К Стовову поднялись Тороп с Семиком, обсуждая рассказ Ори о сшибке полтесков с аварами у засеки.

– Этих полтесков не понять, - говорил Семик, - то бросают в зиму свои дома, оттого что рядом бродит медведь, то вызываются под стрелы. Дикий народ, клянусь Велесом.

– Думаю, Семик, привирает Оря, - задумчиво возразил Тороп.
– Видно, просто аварам хвост показали из кустов и проводили за собой, пока не притомились. Да и не пошли б авары к засеке, они ж степные. Чего им в глухомани искать.

– Может, встанем тут, обед сварим?
– спросил Семик, обращаясь к князю.

– Сварим, если округа чиста, - угрюмо ответил Стовов.
– Ты, Тороп, можешь объяснить, отчего это мы тут в войну не нашу ввязались. Теперь вот врагов себе нажили, аваров...