Новый мир. № 1, 2004
Шрифт:
В этот момент он разглядел на песке следы. Свежие следы широченных гусениц военного тягача. И потом, подумал Шварц нервно, предчувствуя новый и неожиданный поворот дела, этот парень в гимнастерке — откуда он здесь взялся-то все-таки?
Он обошел ближайшие кусты и сразу нашел пилотку, ремень и припрятанные под кустом сапоги. Его осенило.
— Эй! — крикнул он парню, который по-прежнему стоял в реке, весь серый от холода. — Где твои сапоги-то?
— В… в доме, — еле выговорил тот.
— Чего ж не надел? — спросил он и усмехнулся. — Короче: кто спирт привез?
Мурзилка понял, что пропал, и угрюмо глядел в песок.
— Кто
Мурзилка молчал. Он попытался затянуться, но сигарета у него погасла. Девушка глядела то на Максимыча, то на Шварца — непонимающе и тревожно. Сейчас я тебе покажу, милая моя, кого ты отпустить собиралась, не без удовольствия подумал Шварц. Он сделал несколько шагов и остановился у Мурзилки за спиной.
— Молчи, молчи. А я сам тебе расскажу, кто спиртом поил, кто нерку ловить надоумил… Майор ведь? Майор Коблев?
Мурзилка еще ниже склонил голову.
— Чего в рот воды набрали? — не выдержал Сашка, сообразив, в чем дело. — Кого жалеете?
Мурзилка поерзал и кашлянул, но опять ничего не сказал.
— Значит, дураки, на себя все берете? То-то он порадуется! — с издевкой произнес Шварц. — А вам за чужие грехи под суд. Что, Гриша? Неохота? Тогда говори: майор был?
— Он, — сказал Григорий.
— И не в первый раз, — подсказал Шварц.
— Каждое лето дань с нас берет.
— Сегодня вернется?
— Обещался быть.
Шварц быстро взглянул на Сашку.
— Машину заметит! — вскочил Сашка на ноги. — На самом виду оставили, дураки…
Николай выругался. Силуэт грузовика отчетливо чернел на фоне серого неба с той стороны реки.
— Когда он вернуться должен? — толкнул Шварц Григория. — Убрать успеем?
Григорий пожал плечами.
— Ну а поехал-то он куда? Откуда появится?
— Да он не докладывает ведь… Но карабин у него был, так к озеру, верно. Там в прошлом году медведя мы нашли: мясо брошено, ошкурен, а желчь вынута…
— Так, — нервно сказал Шварц. — Так, так, так… Это совсем другой разговор получается…
Он не успел договорить — Сашка схватил его за руку и стиснул до боли:
— Тише!
Откуда-то издалека докатился низкий звук, похожий на отдаленный гром.
— Перегазовка, — сказал Сашка. — Вот опять…
Шварц знал, что в таких вещах Сашка не ошибается.
Он увидел, как Мурзилка повел вокруг затравленным и обреченным взглядом, как попятился к обрыву Григорий, а Пашка вскарабкался на вездеход, пылая от любопытства, и только этот парень стоял в воде как приговоренный, этот парень…
Шварц понял вдруг, что надо первым делом убрать вот этого из воды.
— Эй! — скомандовал он. — В кузов, быстро!
Парень подчинился без промедления. С какой-то лихорадочной поспешностью на негнущихся ногах вскарабкался он на берег, подбежал к вездеходу, но в кузов сразу не полез, а стал мочиться на гусеницу вездехода, глядя перед собой бездумными слепыми глазами.
— Николай, Лена! — распоряжался Шварц. — Вы тоже в кузов давайте. И парня держите, чтоб дела нам не испортил… Сашка, в кабину! И чтоб видно никого не было!
Теперь уже отчетливо вдалеке слышался рев мотора.
— Максимыч! — позвал Шварц.
Мурзилка с тоской поглядел на него.
— Поможешь — от суда избавлю. Честно. Мне одно надо: чтоб он на землю спустился. Чтоб из кабины вылез, понимаешь?
Кузов был завален мешками с
рыбой, и за кабиной, где все они сидели, согнувшись в три погибели, ибо брезентовая крыша кузова давно сгнила и поверх бортов торчали лишь гнутые ржавые ребра, когда-то поддерживавшие ее, скопилась вонючая вода, розовая от рыбьей крови. К счастью, Николай оказался между нею и этим парнем, опрокинувшимся на мешок, как мертвый. Над синеватой верхней губой парня она заметила несколько волосиков и тут только подумала, что этот солдат, скорее всего, не старше ее. Она видела белую и слабую, как у подростка, шею и еще ногу, почти синюю от холода, в луже розоватой воды. И почему-то мысль о том, что эта нога с желтыми ногтями и скрюченными пальцами принадлежит ее ровеснику, была ей страшна. Никогда, за все годы жизни, она не думала, что можно подвергнуться столь страшному физическому унижению. Больше она ничего не видела — только напряженно-внимательный профиль Николая и его вспыхивающий огнем ожидания глаз.Снаружи была сначала какая-то суета, но потом все стихло, и только один звук неумолимо ширился и нарастал, вытесняя из пространства меж небом и землей и шум прибоя, и шорохи ветра, и крики чаек. Теперь он слышался совсем близко: сотрясая Мурзилкин вездеход, низом стлался грозный рокот мотора и тяжелый лязг рвущих землю гусениц. В какой-то момент звук достиг такой густоты и силы, что ей показалось, будто он висит над ними и вот-вот накроет их и раздавит. Взглянув на Николая, она увидела его огненный глаз, неистово вращающийся от невозможности увидеть то, что происходит снаружи. Это показалось ей до того смешным, что она фыркнула, а он посмотрел на нее, приложил палец к губам и прошептал доверительно:
— Мотор не глушит, собака…
И тут все стихло.
Сильно запахло гарью, потом негромко что-то звякнуло.
— Люк открыл, — пояснил Николай и подмигнул ей.
За всю поездку она никогда не переживала знака важнее, чем это подмигивание занозистого и столь поначалу неприятного ей человека.
Потом чужой голос спросил:
— Ну что, Мурзилка, готово?
Сквозь оживший шум ветра и волн донесся слабый голос Мурзилки:
— Готово.
— Давай сто штук в кузов, быстро!
Снова стало слышно, как бьют в берег волны.
— Так ведь, это, — забормотал Мурзилка, — таскать, это, надо… Мы уж наш вездеход забили…
— Да вы что, еб вашу мать, охренели, что ли?! — заорал майор. — Какого черта?!
— Думали, до Комиссарки допрем, там и разгрузимся — чего время терять? — бултыхался во вранье Мурзилка.
— Мудачье, — сказал майор. — Все не так надо было… Где Егоров?
Николай повернулся к парню и показал сильно сжатый кулак. Тот обреченно закрыл едва приоткрытые глаза.
— Где Егоров, я спрашиваю?!
— Ушел, — выдавил из себя Мурзилка. — По берегу, наверно…
— Так, — сказал чужой со злостью. — Вы все перепились, что ли? Что за машина с той стороны?!
Мурзилка не нашелся, что ответить, и неуверенно замычал. Николай вполголоса выругался.
— Чья машина? — снова спросил чужой.
— Моя, — вдруг сказал Шварц.
Воцарилась глубокая тишина. Николай что-то пошептал себе под нос и перекрестился. Она не удержалась и позволила себе выглянуть: метрах в двадцати от них стояла тяжелая хищная тварь на гусеницах, с приплюснутым, как у лягушки, рылом. Высунувшись по пояс из кабины, наверху сидел человек. Круглое самоуверенное лицо его растягивала принужденная улыбка.