Новый мир. Книга 5. Возмездие
Шрифт:
— Но надо смотреть правде в глаза. Лучшее, что мы можем сделать, находясь здесь — это оставаться верными себе и своим идеалам. Держаться все вместе. Не давать друг друга в обиду разным ублюдкам. И ждать, пока наши братья и сестры там, снаружи, положат конец глобальной тирании. Я уверен, что этот день — уже не за горами. И когда это случится, все политзаключенные во всем мире будут освобождены.
Я недоверчиво усмехнулся.
— Не вполне разделяю эту уверенность.
— Да? — удивился Ши. — А зачем тогда начал бороться, если не веришь?
— У меня была скорее безумная надежда, чем твердая вера, что справедливость
— Конечно же! А ты что думал?! — прыснул Ши, удивляясь моей наивности.
Посмотрев на меня сочувственно и покровительственно, он молвил:
— Твоя проблема в том, Димитрис, что ты пытался бороться с ними не теми методами, которыми следовало. Попал в ту самую ловушку, о которой я говорил. Имитация законов, имитация судов, имитация свободы слова, дебатов, выборов — все это служит прекрасной ширмой, чтобы отвлекать внимание людей от реальной картины.
— А какие методы предлагаешь ты? Захватывать термоядерные электростанции?! Взрывать бомбы в метро?! — не смог сдержаться я.
Опустив на меня тяжелый взгляд, Ши нетерпеливо вздохнул, как человек, которому в тысячный раз в жизни приходится объяснять одни и те же прописные истины. Я уже успел позабыть, что по своей натуре Ши был холериком, и быстро распалялся, когда споры начинали крутиться вокруг его весьма спутанных и противоречивых, но всегда радикальных убеждений.
— Ты наслушался пропаганды! Неужели ты не понимаешь, что власти сами все это делают?! Чтобы потом повесить всех собак на нас?!
— А вы что делаете? Засовываете в столы винтовок одуванчики?
— Мы ведем революционную борьбу. Но наша борьба не направлена на мирных людей. Лишь на режим и его прислужников.
— Я сам когда-то был таким «прислужником».
— И мог схлопотать пулю вполне за дело. Я о тебе не жалел бы, если бы кто-то пристрелил тебя во время одного из карательных рейдов в Новом Бомбее или Южном гетто. К счастью, ты изменился. Во всяком случае, если верить тому, что ты говорил по телику.
— Я все равно не радикал. Я не считаю, что весь мир нужно разрушать и отстраивать заново.
— А что, по-твоему, нужно сделать? Поменять Патриджа на Элмора?
— Дело не в личностях. Есть вполне конкретные и разумные вещи, которые предлагал Элмор: упразднение должности Протектора; отмена Закона «Об особых полномочиях», системы особых трибуналов и специальных прокуратур; проведение досрочных выборов во все органы власти…
— Ты правда веришь, что в этом есть хоть слово правды? Что получив такую власть, он отдаст ее, а не приберет к рукам?
— У него не будет выбора — если люди пойдут не за его харизмой, а за его идеями.
— А как насчет олигархов, которые опутали весь мир своими щупальцами, из-за которых планета погрязла в глобальной экономической несправедливости? Консорциум оставим как есть?
— Конечно, нет. Корпорации нужно контролировать и ограничивать. Так, как это было в Старом мире. Может быть, даже чуть жестче.
— Димитрис, ты мыслишь странными фантазиями. Так, как был в Старом мире, уже никогда ничего не будет! Все, поезд ушел! Да и стоит ли жалеть о нем? По-твоему, разнузданная и загнивающая либеральная демократия западноевропейского типа, пытающаяся
закрыть своими веселыми разноцветными флагами африканскую бедность и анархию, исламский фундаментализм и российский шовинизм — это то, к чему стоит стремиться человечеству? Или, может быть, нашим образцом стоит сделать США — огромную корпоративную империю, куда уходит корнями все то зло, от которого мы сейчас страдаем? Ну уж нет! Нам нужно строить Новый мир!— На каких началах? Коммунистических?
Такая конкретика в ответ на его пафосные обобщения разозлила Хона
— Да что ты все цепляешься за штампы и стереотипы, которые гонит пропаганда?! «На каких началах?!» — вновь передразнил он меня. — На началах свободы! Равенства! Справедливости! На началах существования государства и капитала для людей, а не наоборот!
— Красивые слова ни о чем, на которых построены практически все идеологии, — не удержался я.
Кажется, мой скепсис начал всерьез задевать Хона. Его взгляд сделался острым, жестким и упрямым, а в голосе послышалось неприкрытое раздражение.
— Может, хватить уже умничать?! Пытаешься подловить меня на том, что я не представляю себе в совершенстве картину мира, который предстоит построить?! Пусть так! Его предстоит строить другим людям, свободным людям будущего, не таким, как я, или ты! Наша задача, наш долг перед ними — позволить им родиться! Выиграть в этой борьбе любой ценой! Передо нами есть зло, которое нужно одолеть! И у этого зла — вполне определенное лицо! Тиран и его приспешники, которыми правит, дергая за ниточки, масонская ложа олигархов! До тех пор, пока их не снесет волна народного гнева — ни о каком будущем и говорить не приходится!
Эта реплика вызвала во мне сильный зуд продолжить дискуссию — не столько ради спора с Ши, сколько ради того, чтобы для самого себя попробовать кое-что расставить на места. Однако я благоразумно осадил себя, почувствовав, что градус и тон разговора возросли уже более чем достаточно — так, что на нас все чаще начинали поглядывать другие обитатели барака.
Некоторое время мы помолчали.
— Каторга здесь и правда такая адская, как о ней говорят? — спросил я наконец.
— О, да, — кивнул Ши, мрачнея. — Скоро сам увидишь.
Еще раз окинув взглядом пещеры, он пояснил.
— Половина заключенных все время впахивает в шахтах. Вторая — ждет своей смены. Смены по 12 часов. Без перерывов, выходных, отпусков и больничных.
— Ясно.
— Это тяжелый физический труд с самыми примитивными орудиями. Не ради добычи золота — мы не раз слышали в соседних штольнях шум мощных машин, которые за день работы вынимают столько руды, сколько мы можем наколоть кирками за год. Ради самого процесса. И ты вряд ли вообще сможешь представить себе, пока не испробуешь сам, что это за процесс.
Ши задумчиво посмотрел на свои ладони — и я изумился, увидев, что они представляют собой один сплошной мозоль.
— Есть те, кто не выдерживает и месяца, — продолжил он. — Кто-то просто сдыхает. Кто-то кончает с собой. Кто-то звереет, начинает бросаться на охрану — считай что тоже суицидники. Кто-то начинает все время между сменами проводить в этой церквушке, замаливать грехи. Начинают верить, что все это делается, мол, ради их же блага, что они свою душу спасают. Есть такие, что трогаются и на другой почве. Вон, сам посмотри.