Новый нуар
Шрифт:
Походив немного по бульвару, Колокольчиков решил все же вернуться в кинотеатр за курткой и портфелем. Среди рядов уже суетились какие-то люди, слышались выкрики: «Где мое пальто?!», «Украли сумку!» Ничего не нашел и решил идти в общежитие как был, в рубашке. Вокруг все было страшно, наверное, так город выглядит после бомбежки: клубы дыма, крики бегущих людей. В конце бульвара многоэтажное здание превратилось в груду мусора метра три высотой. На берегу Дымбовицы, на земле лежали укрытые разноцветным тряпьем пожилые женщины, которые тоскливо смотрели на дымящиеся развалины напротив. Возле театра «Буландра» с прохожими смешались актеры в нелепых сказочных костюмах…
Сквер перед общежитием был запружен студентами, все
Колокольчиков поднялся в комнату. Ключ проворачивался в замке, поэтому ударил ногой, и дверь распахнулась, расщепив притолоку. Сидеть в закрытом помещении было, однако, невмоготу, и он пошел толкаться среди студентов. Тут появился Дан с его курткой и портфелем. Оказывается, он выбежал из кинотеатра через летний сад на улицу Константина Милле, а потом первым вернулся в зал и забрал вещи.
В 2022 году знакомый театральный режиссер решил показать Колокольчикову свой новый проект и привел его… в бывший кинотеатр «Капитоль».
Зал, где сорок лет назад Колокольчикова застигло стихийное бедствие, лежал в руинах. Режиссер был впечатлен рассказом Колокольчикова и пообещал:
– На торжественном открытии я посажу вас точно на те места, где вы сидели тогда.
В довоенный период примыкающий к кинотеатру летний сад «Альгамбра» был весьма популярным среди бухарестского бомонда развлекательным заведением. Здесь выступали известные артисты, его посещали многие знаменитости, в том числе члены королевской семьи.
Коммунисты национализировали комплекс, в котором был открыт кинотеатр «Капитоль». После землетрясения 1977 года здесь был проведен косметический ремонт, а в 1990-е годы кинотеатр был окончательно закрыт, заброшен и стал медленно, но верно разрушаться.
Режиссер, за спиной которого были некие инвесторы, объявил о намерении восстановить «Альгамбру» и вернуть ее в культурную жизнь столицы. Взял комплекс в аренду сроком на 10 лет и нанял бригаду строителей, которая начала работы.
Между тем, выяснилось, что на реставрацию культового заведения не было получено разрешения от мэрии. Орден архитекторов Румынии обратился в прокуратуру, требуя остановить работы, которые назвал «покушением на историческое достояние столицы». В довершение всего группа студенток университета театрального искусства, где преподавал режиссер, развязала против него ожесточенную кампанию, обвиняя в сексизме. В результате режиссер выпал из общественной жизни, а его проекты были свернуты…
Глава 15
Нас родиной не напугаешь
В салоне «Эрбаса», летевшего по маршруту Париж-Бухарест, был невообразимый гвалт. Пассажиры требовали спиртного, пассажирки ругались со стюардессами, дети плакали. В воздухе стоял тяжелый запах табака и пота.
В конце салона сидели несколько бритоголовых мужчин в одинаковых мятых костюмах.
– «Пакеты», – сказал Мунтяну на ухо Василике. – Французы высылают их в Румынию.
– Если бы мы, как фраеры, не сели в этот международный экспресс, нас бы никогда не застукали, – огрызнулся услышавший его «пакет», у которого на шее висел на шнурке акулий зуб. – На вокзале нас и взяли, а Францию мы из окна поезда только видели…
– А зачем во Францию-то ехали? – спросил Мунтяну.
– Как зачем!? Мир посмотреть, красиво пожить…
Он повернулся к соседу.
– Что будем вечером делать, Гогу, рванем в дискотеку?
– Может, в «Буланого коня»?
– Не, меня там знают… Лучше сначала к брату, возьмем сигареты и к студенткам в общежитие.
–
Заметано! Однова живем!С бокового кресла поднялся широкоплечий француз-охранник и сказал:
– Парни, мы прилетаем в Бухарест одновременно с президентом. Он прибывает из Зальцбурга. Это – глава государства, так что ведите себя прилично, покажите, что любите родину…
– Сам люби родину, а мы сыты по горло! – процедил сквозь зубы «пакет» с акульим зубом. – Лучше сними наручники и отдай паспорта…
– А где вы будете работать? – спросил Василика, с любопытством слушавший разговор.
Мужчины посмотрели на него как на сумасшедшего.
– Что, и ты с ними снюхался?
– С кем?
– Да с коммунистами!
В аэропорту реяли на ветру румынские флаги, по стойке «смирно» стоял почетный караул из десятка гвардейцев в ожидании президента, который тоже возвращался домой из заграничной поездки.
Глава 16
Прощай молодость
Время заграничной учебы подошло к концу. Наступила осень, и Колокольчиков сказал: «Завтра я уезжаю».
Лицо ее потемнело, но она ничего не сказала. «Почему завтра, если можно послезавтра или через два дня?» – хотела спросить, но не стала. А Колокольчиков хотел покончить с этим разом, не растягивать прощания.
Провеял холодок отчуждения, как будто они сразу отдалились друг от друга. Ходили вместе по магазинам, делая последние покупки, обменивались деловыми фразами. В ее голосе звучала обида и горечь, в его – неловкая бережная ласка. Как будто, каждый был со своим горем, а не оба вместе с одним и тем же.
Вечером Колокольчиков, порвавший все связи с этим уже чужим городом, ждал ее на остановке возле ресторана «Рапсодия». Она появилась из-за угла, красивая своей уже чужой красотой, грустно и безнадежно улыбнулась. Повернула голову, и качнулась ее прическа – длинные расчесанные волосы, отдающие гладким холодным блеском, которых Колокольчиков всегда немного побаивался.
Он бодро принялся что-то болтать, взял ее под руку, шутил – лишь бы только рассеять гнетущую атмосферу, которая грозила прорваться взрывом бессильного перед тикающими повсюду часами отчаяния. Она шла рядом, улыбалась его болтовне с упрямой детской обидой в глазах, обиженная и в то же время старавшаяся не обидеть его – в последний час.
Колокольчиков продолжал болтать и за столиком ресторана, чувствовал, что его легковесный тон становится с каждой минутой все фальшивее, – и не мог остановиться. Он видел в ее глазах мягкий тоскливый упрек, сам жадно смотрел на нее, боясь, что время проносится слишком быстро, и он не успеет на нее наглядеться.
Жевал кусок мяса и болтал, пытаясь вывести ее из оцепенения, заразить бездумным настроением, которое и сам имитировал неудачно. Она отвечала односложно, грустно улыбалась шуткам, есть отказалась, сказав стесненно: «Я не могу». Даже теперь в последний час слова мешали им, заслоняли суть – их необыкновенную близость.
– Как ты думаешь, что было бы, если бы я жил здесь и никуда не уезжал?
– Я бы вышла за тебя замуж, – ответила она, не задумываясь.
Колокольчиков на мгновение почувствовал себя слегка задетым, как будто его мнение не имело значения, но вдруг понял, что не может ничего противопоставить ее спокойной уверенности. И поверил, что так оно и было бы, что это просто не зависело бы от них, что это – судьба, которая теперь почему-то их разлучала.
…Память хранила ее профиль, выхваченный из темноты светом уличного фонаря, липовые ветви и карнизы домов над головой, обрывки фраз. Они шли не разговаривая, не глядя друг на друга. И он, и она делали все для того, чтобы он благополучно уехал, чтобы они непременно расстались в этот вечер, будто какая-то злая сила распоряжалась их жизнью против их воли. Мысли Колокольчикова остановились на мертвой точке, он ничего не мог чувствовать, его просто всего свело тоской.