Ну а теперь – убийство!

Для Моники это стало последней каплей.

К середине августа, еще до того, как появился хоть какой-то намек на события, которые к концу месяца сотрясут Европу, Моника собрала чемодан и укатила в Лондон.

4

Теперь, сидя в кабинете мистера Хэкетта, Моника сгорала от нетерпения приступить к работе. И сотворит она нечто достойное, поклялась она самой себе. Она сделает сценарий «Желания» киношедевром. Ведь не зря же с ней так любезно, вежливо и даже почтительно общается тот самый человек, которого называют молодым Наполеоном британской киноиндустрии. Из чистой благодарности она с полным пониманием восприняла сдержанную практичность мистера Хэкетта, его рассудительность и сметку.

– Значит, договорились, – сказал мистер Хэкетт, склоняясь всем корпусом над столешницей, чтобы пожать Монике руку. – И теперь, когда вы в команде, мисс Стэнтон, что вы об этом думаете?

– Я думаю, что это прекрасно, – искренне ответила Моника. – Но…

– Но?

– Ну, я имею в виду, как мне работать? Мне остаться в городе, написать сценарий и отправить его вам? Или я буду работать прямо здесь?

– О, вы будете работать здесь, – сказал мистер Хэкетт, и Монику накрыла волна эйфории. Ее только этот момент и тревожил – один лишь вид студии «Пайнхэм» заразил ее кровь кинобактерией. – Если вы будете в городе, толку не выйдет, – сухо продолжал продюсер. – Вы должны находиться под моим наблюдением. К тому же у меня есть человек, который обучит вас азам мастерства в мгновение ока. Вы будете работать в кабинете по соседству с ним. – Он сделал себе какую-то отметку. – Но речь идет о работе, имейте в виду! Серьезной и кропотливой работе. И при этом срочной, мисс Стэнтон. Я на этом настаиваю. Я хочу приступить к производству картины, – его рука повисла над столом, а затем опустилась на него с решительным, не оставляющим сомнений в деловитости мистера Хэкетта хлопком, – как можно скорее. Через четыре недели в идеале. Или даже через три. Что скажете?

Моника к стратегиям в мире кино еще не привыкла. Она поняла слова мистера Хэкетта буквально и заколебалась:

– Три недели! Но…

Мистер Хэкетт призадумался, а потом не совсем охотно смилостивился над ней:

– Ну, может, чуть подольше. Но ненамного, имейте в виду! Так мы работаем, мисс Стэнтон. Я хочу запустить производство следом за «Шпионами в открытом море», нашим нынешним фильмом об антигитлеровском шпионаже.

– Я понимаю, мистер Хэкетт, но…

– «Шпионы в открытом море» к тому времени как раз будут готовы. Я надеюсь. – Его лицо тронуло мрачное выражение. Однако мгновение спустя он взбодрился. – Скажем, четыре-пять недель, – процедил он настойчиво, – и этого времени хватит с лихвой. Вот так. Значит, договорились. – Он сделал себе очередную пометку. – Что скажете?

Моника улыбнулась:

– Я постараюсь, мистер Хэкетт. Так или иначе! Вне зависимости от того, смогу ли я обучиться всему, чему должна обучиться… И все же подготовить для вас достойный сценарий «Желания», и всего за четыре недели…

Мистер Хэкетт обратил на нее непонимающий взгляд.

– «Желания»? – повторил он.

– Да, конечно.

– Но, моя милая юная леди, – произнес мистер Хэкетт мягко и по-отечески, – вы будете работать не над сценарием «Желания».

Моника растерянно уставилась на него.

– Ох нет, нет и нет! – продолжил мистер Хэкетт, словно удивляясь тому, как в голову Моники могла взбрести подобная мысль. В его голосе звучала чуть ли не укоризна. Он улыбнулся, блеснув зубами, и покачал головой. Вся мощь и лучезарность его личности, которая заставляла жить своей жизнью даже его усы щеточкой, казалось, сосредоточилась на том, чтобы избавить сознание Моники от иллюзий.

– Но я думала… Я так поняла…

– Нет, нет, нет, нет, нет, – решительно произнес мистер Хэкетт. – Над «Желанием» будет работать мистер Уильям Картрайт, он и научит вас тому, что вам следует знать об этом бизнесе. Вам, мисс Стэнтон, надлежит подготовить для нас сценарий по новому детективу мистера Картрайта «Ну а теперь – убийство!».

Глава вторая Беспардонное красноречие человека с бородой

1

Если теория мистера Данна верна, в подсознании человека могут происходить самые удивительные вещи. Моника, которая была настолько поражена, что у нее на мгновение перехватило дыхание, все же почувствовала, что может утверждать, будто оказалась тут не впервые. Вся обстановка – кабинет с выбеленными стенами, ситцевые шторы на окнах и сияющее за ними солнце, движения губ и отдающийся эхом голос мистера Хэкетта – все это было ей хорошо знакомо, будто когда-то она уже бывала участницей такой же сцены и должна была бы знать, что ее ждет.

Настоящая причина заключалась в том, что в глубине души она опасалась, что это не продлится долго. Внутренний голос убеждал Монику, что злодейка-судьба только и ждет, чтобы вмешаться и вновь разбить ее мечты, сыграв очередную жестокую шутку.

А когда так случится, эта жестокая шутка, несомненно, будет связана с именем Картрайта. Это неизбежно. Картрайт просто преследует ее и гасит свет в ее вселенной. Какие бы блестящие перспективы ни возникали на пути Моники, откуда ни возьмись всплывала отвратительная физиономия этого Картрайта.

И все же она пыталась бороться с этим ощущением.

– Вы шутите, – как заклинание произнесла она, не позволяя потухнуть последнему угольку надежды. – Мистер Хэкетт, вы наверняка шутите!

– Я вовсе не шучу, – учтиво ответил тот.

– Мне предстоит работать над детективом, а не над собственной книгой?

– Именно так.

– А мистер Картрайт, – превозмогая отвращение, она все же выдавила из себя это имя, – будет работать над сценарием по моей книге – моей?

– Вы угадали, – просиял продюсер.

– Но почему?

– Простите?

Моника испытывала к Хэкетту такое благоговение, что в обычных обстоятельствах даже не посмела бы и пикнуть. Она бы страдала безмолвно, коря за все саму себя. Но это было уже слишком – слова неудержимо рвались из ее груди:

«Это самая большая нелепость, которую я когда-либо слышала!»

Хоть этих слов она и не сказала вслух, пронизавший их дух все же наверняка отозвался в тоне ее голоса.

– Я спросила – почему? – не отступала Моника. – Почему мы должны работать над книгами друг друга, вместо того чтобы работать над своими собственными?

– Вам таких вещей не понять, мисс Стэнтон.

– Я знаю, мистер Хэкетт, но…

– Мисс Стэнтон, вы продюсер с десятилетним стажем или все-таки я?

– Конечно вы, но…

– Ну вот и прекрасно, – перебил ее мистер Хэкетт более веселым тоном. – Вы не должны пытаться вот так прийти и изменить нас, мисс Стэнтон. Ха-ха-ха. У нас имеются свои приемы, понимаете. Уж поверьте мне на слово: кое-что об этом бизнесе нам известно – мы варимся в нем уже десяток лет. Ясно? А вы научитесь. Несомненно. Ведь обучать вас будет сам Билл Картрайт! Вы все схватите на лету.

Весь гигантский смысл этого предложения постепенно просачивался в сознание Моники. Она вскочила на ноги:

– Вы хотите сказать, что я должна буду остаться здесь и обучаться – обучаться – тому, как пишут сценарии, у этого противного… этого отвратного…

Ее собеседник с интересом взглянул на нее:

– Ах, так вы знакомы с Биллом Картрайтом?

– Нет, не знакома. Но мои родственники – да. И они говорят, – вскричала Моника, – что он самый отвратительный, презренный и нелепый тип, которого когда-либо носила земля!