Ну а теперь – убийство!
Шрифт:
Еще прежде, чем миновал тот час, сама Моника начала жалеть, что так его презирала. Не будь она поразборчивее, ему бы, возможно, и удалось ввести ее в заблуждение, состроив из себя образец любезности и такта. К тому же он курил изогнутую трубку а-ля Шерлок Холмс – какая гадость!
– Но почему мы должны работать здесь? – поинтересовалась она. – Почему мы не в том большом здании с навесами?
– Потому что, – объяснил Картрайт, – «Альбион филмз» – не единственная здешняя компания. Имеется еще три других: «Рэйдиэнт пикчерз», «С. А. Г.» – американские компании – и «Вандэрфилмз», которая соорудила самую первую студию. Они арендуют съемочные павильоны и конторы так же, как и мы. Изначально эта территория являлась частным имением, где Старое здание служило господским домом, прежде чем Дега из «Вандэрфилмз» приобрел его. – На его лице промелькнуло едва уловимое выражение злорадства. –
9
Герцог Веллингтон (1769–1852) – британский полководец, участник Наполеоновских войн, победитель в битве при Ватерлоо.
– Вот как? Полагаю, вы находите это остроумным?
Картрайт ухватился за прядь волос на своей голове и дернул за нее.
– Ладно, ладно. Простите! Давайте сменим тему, и поскорее!
Но Моника закусила удила:
– А не кажется ли вам это слегка инфантильным? Полагаю, вы бы поступали ровно так же и с мистером Хэкеттом, если бы он не платил вам деньги. В конечном счете с какой стати вам смотреть на мистера Хэкетта свысока?
– Ни с какой.
– И это очевидно, не так ли? Он-то как раз не напускает на себя важности. Направляясь сюда, я ожидала, что буду вынуждена преодолеть препоны в лице дюжины секретарей и, возможно, просидеть целый день в приемной, так с ним и не встретившись. Но нет. Он оказался на месте – такой открытый, и любезный, и человечный…
– Ну а почему бы ему таким не быть? Он ведь не какой-нибудь бронзовый божок.
– Не слишком ли вы язвительны?
– Послушайте, – сказал Картрайт. – Я бы хотел прояснить одну вещь. Работать здесь очень даже неплохо. В английском кино крайне мало всяких фокусов и мистики по сравнению с Голливудом. Люди не запираются в своих потаенных обителях, забаррикадированных целой армией секретарей. И все друг друга знают. От продюсеров до режиссеров, от режиссеров до актеров и от актеров до самых низов – они все тут. Они ходят друг к другу в гости, совместно проводят время и путаются под ногами. В основном – очень приличные люди. Некоторые из них даже умны. Только вот…
– Что?
– Увидите, – ответил Картрайт с толикой мрачного наслаждения.
Вряд ли Моника его услышала. Они вышли из бывшего господского дома под жаркие лучи солнца и теперь поднимались по широкому гладкому склону, покрытому зеленой травой, у изгиба озера.
Отдельные участки этого озера неоднократно исполняли роль то Темзы, то Сены, то Евфрата, то Гранд-канала в Венеции, то Босфора, а то и Атлантического и/или Тихого океана. В настоящий момент в нем явно находилась подводная лодка, поскольку Моника заметила унылую на вид палубу и рубку. Курсировавшая поблизости утка изучала их любознательным взглядом. Подальше, там, где озеро сужалось, над ним висел пешеходный мостик, который выходил на тропинку, ведущую куда-то в лес. Там же стояла большая доска с предупреждающей надписью: «ПРОХОД ЗА МОСТ ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩЕН». Выше на холме, справа – на стороне, открытой для посетителей, – невзрачным задним фасадом высился над деревьями съемочный павильон. Посредине этого лесопарка красовался величавый георгианский особняк с белыми колоннами, возведенный так искусно, что с первого взгляда было даже не понять, что это всего-навсего остов. От его созерцания у Моники быстрее забилось сердце, и она почувствовала теплую волну упоения, будто оказалась в сказке.
Осмелев от этих ощущений, она решилась задать вопрос.
– Мистер Хэкетт упоминал… – начала она, но запнулась.
– Да?
– Он говорил что-то об актрисе по имени Фрэнсис Флёр. Вы с ней знакомы?
– Ф. Ф.? Да. А что?
– Ничего. Я просто спросила. Какая она? Приятная в общении?
Картрайт поразмышлял пару мгновений.
– Ф. Ф.? Ну, полагаю, что да. Вполне себе милая. – Он сделал паузу и, прищурившись, посмотрел на Монику. Его борода поблескивала на солнце, а взгляд был таким пронизывающим, будто он хотел пригвоздить им Монику к стене. Он собрался было что-то сказать, но потом передумал. Как бы невзначай он добавил:
– Вы видели ее на экране, полагаю?
– Пару раз.
– Она вам нравится?
– Она очень миловидная, – чопорно ответила Моника.
Хотя Моника предпочла бы умереть, нежели признать, что эфемерное присутствие Фрэнсис Флёр на экране вдохновило ее на создание образа Евы Д’Обрэй. Временами Фрэнсис Флёр становилась Евой Д’Обрэй, а Моника в своем воображении становилась ими обеими.
– Какая она? Она замужем?
– Она выходила замуж несколько раз, по-моему. Первую
попытку она предприняла с неким лордом, когда снялась в музыкальной комедии.– С лордом Роксбери-Бреном, – машинально произнесла Моника.
– Что-то в этом роде. Ее второй попыткой – более недавней и на данный момент последней – стал Курт Гагерн, или фон Гагерн.
Моника пристально взглянула на Картрайта:
– Но о нем я никогда не слышала!
– Услышите, – заверил ее тот. – Гагерн здесь восходящая звезда. Он был режиссером в «УФА» [10] , прежде чем нацисты изгнали его из Германии. Классический ариец, аристократ до мозга костей, насколько мне известно. Но на родине у него карьера не задалась. Теперь он помощник режиссера у Ховарда Фиска на съемках «Шпионов в открытом море». Каким-то образом ему удалось так загипнотизировать адмиралтейство, что оно предоставило ему самые настоящие военно-морские атрибуты для натурных съемок в Портсмуте [11] и даже в Скапа-Флоу [12] .
10
«УФА» – одна из старейших кинокомпаний Европы, основанная в Германии в 1917 г.
11
Портсмут – город в графстве Гемпшир на берегу пролива, отделяющего Англию от острова Уайт.
12
Скапа-Флоу – гавань в Шотландии на Оркнейских островах.
В голосе Картрайта звучали курьезные нотки, коих Моника не уловила. Во-первых, она была весьма раздосадована тем, что ее любимица вышла замуж без ее ведома. Во-вторых, они с Картрайтом уже успели, обойдя главное здание, приблизиться к его входу.
Внутри, где царила прохлада, Моника ощутила ожидаемую атмосферу спешки, ультиматумов и хлопающих дверей. Здание представляло собой некое подобие улья с длинными коридорами, вдоль которых, подобно каютам на корабле, бок о бок располагались тесные кабинеты. Казалось, что основным видом деятельности здесь было открывание и закрывание дверей. Люди проскальзывали в кабинеты, трещали пишущие машинки, стоял тяжелый запах краски. Из буфета вынырнул молодой посыльный, откусывающий кусочек от шоколадного батончика. Картрайт ступал по вытянутому просторному пассажу, напоминавшему застекленный мост Вздохов [13] , который вел через насыщенные красками сады к съемочным павильонам в противоположной стороне.
13
Мост Вздохов – один из мостов в Венеции, ведущий через Дворцовый канал.
Уходящий вдаль коридор с бетонными стенами, в которых эхом отдавался каждый звук, был бесконечным и напоминал Монике аэропорт. Из него открывались звуконепроницаемые двери в павильоны. Над дверью с номером три горела красная лампочка, предупреждавшая о том, что входить во время записи звука запрещено.
Кивком Картрайт велел Монике подождать, а сам прислушался с выражением бесовского лукавства в глазах к беседе двоих мужчин, что стояли посреди коридора.
Один из них был пухлым коротышкой с сигарой, а второй – высоким молодым человеком в очках и с весьма изысканной манерой выражаться.
– Смотрите, – говорил толстяк. – Эта сцена в бальном зале…
– Да, мистер Эронсон?
– Эта пирушка, – пояснил последний, – которую герцогиня Ричмонд закатывает накануне битвы при Ватерлоо…
– Да, мистер Эронсон.
– В общем, я только что посмотрел отснятый материал. Это никуда не годится. Не хватает пылкости.
– Но мистер Эронсон…
– Значит, смотрите, – перебил его толстяк. – То, что нужно, – это песня в исполнении Эрики Муди. Люк Фитцдэйл только что выдал одну темпераментную вещицу. Вот так мы и сделаем, ясно? Герцог Веллингтон говорит: «Леди и джентльмены, сегодня у нас для вас большой сюрприз», – ясно? Тогда герцогиня Ричмонд садится за пианино и поет.
– Но я, честно говоря, не думаю, что она бы так поступила, мистер Эронсон.
– Не думаете?
– Нет, мистер Эронсон.
– Но именно так она и поступит в этой картине. И кстати, еще в одном эпизоде песня будет к месту. Она споет снова перед битвой, чтобы приободрить войска. Я все продумал. Герцогиня Ричмонд…
Красная лампочка над дверью погасла.
– Входите, – сказал Картрайт.
Постучав трубкой о стену, он вытряхнул из нее пепел и подтолкнул Монику вперед себя в темноту.