Ну а теперь – убийство!

– Ох! – выдохнула Моника, невольно подскочив на стуле.

– Билл, – попытался урезонить его мистер Хэкетт, – не следует так выражаться в присутствии мисс Стэнтон. Где твои манеры?

– Я промолчу о… Что с тобой? К чему эти жесты? Ты решил сплясать хула-хулу? [7]

(«Это та девушка, что написала книгу!»)

– А? Кто?

(«Вот. Позади тебя».)

Повисла неловкая тишина. С секунду мистер Картрайт не поворачивался, предоставив Монике возможность со спины любоваться старомодным пиджаком свободного покроя и серыми фланелевыми брюками, которые выглядели так, будто их не утюжили с Рождества. Мистер Картрайт медленно ссутулился, так что плечи пиджака оказались почти на уровне его ушей.

7

Хула-хула – гавайский танец.

– О боже! – с ужасом прошептал он.

Потом он осмелился взглянуть на Монику через плечо одним глазом и наконец повернулся к ней всем корпусом.

– Послушайте… – проблеял он. – Простите!

– Простить? О нет, – ответила Моника, побледнев от негодования, но стараясь, чтобы ее голос звучал легко, воздушно и жеманно. – Пожалуйста, не извиняйтесь. Все в полном порядке. Я совсем не обижаюсь.

– Не обижаетесь?

– Ну что вы, совсем нет, – сказала Моника с нервическим смешком. – Мне так нравится слышать о себе беспристрастные мнения посторонних.

– Поверьте, мне искренне жаль! Надеюсь, вы не восприняли ничего из сказанного мной превратно?

– Ах, боже мой, ну конечно нет! – от души рассмеялась Моника. – «Одним словом, Том, это просто дрянь». Вряд ли в этой фразе можно что-либо воспринять превратно, верно? Судя по всему, превратна моя грамматика.

– Повторяю, мне очень жаль! Откуда мне было знать, что это вы здесь сидите? Я не мог этого знать! Если б я знал…

Моника ехидно улыбнулась:

– …То вы бы так не сказали?

– Ей-богу, нет!

– Боже, боже, боже! – воскликнула Моника. – Знаете, мистер Картрайт, мне так всегда и представлялось, что вы любитель лицемерить. Рада слышать, что вы это признаёте.

Картрайт сделал шаг назад. Его рыжая борода приобрела смятенный вид. Не особо вдумчивый наблюдатель, который не мог разглядеть его гнусного нутра, как его видела Моника, счел бы, что он искренне раскаивается.

Он вытянулся в полный рост и предпринял новую попытку.

– Мадам… – проговорил он голосом, в который начали возвращаться прежние обаятельно-вкрадчивые нотки, – мадам, если вдруг это ускользнуло от вашего внимания, я пытался извиниться. Я повел себя бестактно. Я повел себя грубо. Я готов умереть, лишь бы вы меня простили.

– Для вас, мистер Картрайт, это, несомненно, самый мучительный способ самоубийства?

– Ну будет, будет, не ссорьтесь, – строго вмешался мистер Хэкетт. Он поднялся из-за стола, стряхивая несуществующие пылинки с лацканов пиджака. – К сожалению, мне придется вас покинуть. Мне нужно бежать. Но я рад, что вы познакомились. Хотелось бы, чтобы вы сработались.

Картрайт словно окостенел и, медленно повернувшись, взглянул на продюсера.

– Тебе хотелось бы. – повторил он.

– Да. Кстати, мисс Стэнтон сделает сценарий по твоему детективу. Я ведь тебе уже говорил?

– Нет, – сказал Картрайт каким-то замедленным и странным тоном. – Нет, не говорил.

– Ну, теперь ты в курсе. И еще! Я хочу, чтобы ты, – улыбнулся он, – стал кем-то вроде проводника, советчика и исповедника для мисс Стэнтон. У нее совсем нет опыта в написании сценариев.

– У нее совсем нет опыта, – пробормотал Картрайт, – в написании сценариев?

– Верно. Поэтому я и хочу, чтобы ты ее научил. Помоги ей – объясни, что к чему. Я хочу, чтобы вы оба находились здесь, в Старом здании, у меня на виду. Я предоставлю ей бывший кабинет Лэса Уотсона – тот, что рядом с твоим. Мы сделаем там уборку и поставим новую пишущую машинку, так что кабинет будет в идеальном состоянии. А ты сможешь показать ей, как все делается, обучить азам мастерства – ну, ты понимаешь! – пока сам будешь работать над сценарием «Желания».

Картрайт мелкими перебежками двигался из одного угла помещения в другой.

– Раз, два, три, четыре, – считал он, прикрыв глаза, – пять, шесть, семь, восемь… Нет!

Одним прыжком он преградил мистеру Хэкетту путь, когда продюсер направился к двери. Оказавшись перед ней раньше, Картрайт потянул створку на себя, повернул ключ в замке и прислонился к двери спиной.

– Я пришел, – проговорил он, – чтобы высказать тебе все начистоту. И ты не покинешь кабинет, пока я этого не сделаю.

Мистер Хэкетт пристально глядел на него.

– Да что с тобой, черт возьми? Ты спятил? Открой дверь!

– Нет. Сначала ты услышишь всю горькую правду. Том, не мое дело, как ты тратишь свои деньги. Но, как старый друг, я хочу вразумить тебя, прежде чем ты совсем сбрендишь и пойдешь по миру. Тебе известно, чем ты занимался в последние три недели?

– Да.

– Сомневаюсь. Смотри! Три недели назад ты приступил к производству «Шпионов в открытом море». Ты утвердил Фрэнсис Флёр и Дика Коньерса на главные роли. У тебя был первоклассный сценарий и Ховард Фиск в качестве постановщика. Через неделю после того, как начались съемки, ты решил, что сценарий никуда не годится и его нужно переписать.

– Ты собираешься открывать дверь?

– Нет. Что ты сделал потом? Поручил кому-то здесь переписать сценарий? Нет. Ты направил запрос не куда-нибудь, а в Голливуд… Я повторяю: в Голливуд… И за гонорар, от величины которого моя шотландская душа сжимается в комок, ты выписал сюда самую высокооплачиваемую сценаристку в киноиндустрии. Эта специалистка еще не приехала. Пройдет не один день, пока эта специалистка наконец окажется здесь. А что делаешь тем временем ты? Я скажу тебе: ты как ни в чем не бывало продолжаешь снимать «Шпионов» по первоначальному сценарию, зная, что каждый отснятый метр отправится в корзину для мусора, когда эта специалистка наконец сюда прибудет.

Картрайт глубоко втянул воздух. Его красноватая, как кожа у больного проказой, борода ощетинилась.

Он вытянул свои дрожавшие мелкой дрожью руки.

– Том, не знай я тебя так хорошо, я бы подумал, что ты пытаешься разрушить свой собственный бизнес. Но главная беда в том, что ты помешан на сценариях. Посмотри на нынешнюю ситуацию. Посмотри на мисс как-ее-там и на меня. Просто положи себе на лоб холодный компресс и посмотри!

Смуглое лицо мистера Хэкетта стало еще смуглее.

– Я все еще прикладываю усилия, чтобы не потерять с тобой терпения, Билл. Ты прекратишь ёрничать и выпустишь меня отсюда?

– Нет.

– Ты ведь понимаешь, что тебе больше никогда не будет светить здесь никакой работы?

– …Здесь никакой работы, – выдохнул Картрайт. Он глядел на продюсера сверху вниз значительно и мрачно. – И он угрожает мне этим! Да любому, кто теперь лишь заикнется со мной о кино, не поздоровится. С меня хватит! Снова работать здесь? Да я скорее выпью пинту [8] неразбавленной касторки. Я скорее подчинюсь и перечитаю «Желание». Но ведь наверняка найдется кто-то, кто не усомнится в справедливости моих суждений? Я взываю к вам, мисс как-вас-там. Разве вы не согласны со мной?

8

Пинта – единица объема, равная примерно 0,568 л.