"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

Однако в советском полпредстве все эти годы продолжали заботиться о семье Шейбе, оставшейся проживать

в Берлине, ей выплачивали постоянное пособие. Когда Эдуард вышел из тюрьмы летом 1934 г., нацистские

власти тут же выдворили советского шпиона из страны. Коллеги-разведчики встретили Эдуарда Шейбе в

Москве без особых почестей, но в беде не оставили — обеспечили работой, взяли на себя оплату номера в

гостинице. Были быстро улажены формальности, связанные с воссоединением семьи79.

Извилистые судьбы немцев, связавших себя с советской разведкой и загранучреждениями, не раз ставили в

тупик бюрократические структуры. Зачастую разбирательство продолжалось до тех пор, пока сотрудники

органов госбезопасности не разрубали «гордиев узел» накопившихся проблем. Родившийся в Риге, т. е. на

территории Российской империи Бруно Альбрехт в годы Гражданской войны работал в немецкой секции ЦК

РКП(б). В начале 20-х гг. он был командирован на партийную работу в КПГ. Для своей легализации он был

принят на работу вначале в полпредство, а потом в торгпредство СССР. Ему удалось уговорить полпреда H.

Н. Крестинского оформить советское гражданство. Погрязнув в финансовых нарушениях, Альбрехт был

О трагической судьбе семьи Шейбе см. очерк в третьей части книги.

39

вынужден уволиться, и отправился в Советский Союз. Позже выяснилось, что паспорт он в полпредстве не

забрал, а параллельно оформил германское подданство и приехал по въездной визе.

Не встретив в Москве приема, который соответствовал бы его амбициям, Альбрехт засобирался обратно. Он

попросил убежища в посольстве Германии, заявив, что с рождения был подданным Пруссии и объявив себя

заложником. Непростой случай разбирался в самых различных инстанциях, и Крестинский писал по этому

поводу в Наркоминдел следующее: «Я понимаю, что не особенно приятно выпускать из СССР человека,

который, вернувшись в Германию при помощи германского посольства, тем самым рвет с нами, становится

нашим врагом, но вряд ли у нас есть формальная возможность его задержать»80. Впрочем, такая возможность

нашлась у другого ведомства, и по приговору О ГПУ Альбрехт получил пять лет лагерей, а после «отсидки»

выбраться из СССР у него уже не было никаких шансов81.

Среди антифашистской молодежи, прибывавшей из Германии после 1933 г., представительство КПГ

отбирало кадры для обучения подпольной работе и возвращения в страну. Параллельно свою вербовочную

работу среди них вели сотрудники советской военной разведки — Разведупра РККА. Молодых людей и

девушек направляли в немецкое отделение Коммунистического университета национальных меньшинства

Запада (КУНМЗ), причем на период обучения им старались дать новые имена и не переводили в советское

гражданство. Еще более засекреченной была деятельность немецкого сектора Международной ленинской

школы (МЛШ), существовавшей при Исполкоме Коминтерна. Подготовка радистов велась еще в одной

школе, которая в целях конспирации была замаскирована под «физкультурную базу» в подмосковных

Подлипках82.

Письмо Крестинского заведующему центральноевропейским отделом НКИД В. Л. Лоренцу от 16 августа 1928 г. Полпред

предлагал, в случае если Альбрехт будет настаивать на выезде, показать представителям посольства Германии его анкету, в ко-

торой содержались данные и о его партийной деятельности, и о принятии советского гражданства (ГАРФ. Ф. 10035. Оп.1. Д. П-

62 186).

81 Освободившись, Альбрехт получил в 1934 г. в германском посольстве новый паспорт, но так и не смог оформить выездную

визу. Устроившись на работу, в 1936 г. он вновь принял советское гражданство. На момент ареста Альбрехт работал всего лишь

заведующим сапожной мастерской, но, на его несчастье, она обслуживала авиазавод № 22, находившийся в Филях.

82 При поступлении в школу Гертруда Тифенау получила документы на фамилию Штюрмер, все ее товарищи по группе также

проживали под вымышленными именами.

40

Дисциплина в этих учебных учреждениях была военная, и любой проступок, даже простое знакомство с

девушками «со стороны», карался исключением и лишением статуса политэмигранта. И мелкие и крупные

прегрешения учащихся всплывали в процессе следствия, их «беспечность», «распущенность» и «потеря

бдительности» транслировались отделом кадров ИККИ в «компетентные органы», а там уже под пером

оперативных сотрудников НКВД превращались в стандартное обвинение в шпионаже.

Такая же участь постигала и тех немецких эмигрантов, которых готовили к командировке за рубеж по

«линии А», что означало отправку на гражданскую войну в Испанию. Накануне отъезда Эрнст Вейгельт стал

раздавать свои личные вещи знакомым и проговорился, куда едет. Вначале это обернулось выговором по

партийной линии и оставлением в Москве, затем стало частью обвинительного заключения. Сражавшийся в

Испании Вилли Фелендорф фигурировал в деле Рудольфа Брамфельда как резидент германской разведки.

В Испанию просились многие молодые немцы, попавшие в базу данных репрессированных. Заявления

братьев Германа и Фридриха Борошей, работавших на Коломенском машиностроительном заводе и

расстрелянных впоследствии вместе со своим отцом, сохранились в их личных делах в архиве Коминтерна83.

Ганс Беймлер погиб в ходе гражданской войны в Испании и после 1949 г. стал культовой фигурой в ГДР. Его

сын Иоганн был арестован в Москве и освобожден на этапе следствия, очевидно, не без вмешательства