"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

странных разведок. См. например: Уранов С. О некоторых коварных приемах вербовочной работы иностранных разведок //

Правда. 4 мая 1937 г. (Под этим псевдонимом скрывался начальник Разведуправления РККА С. П. Урицкий. См. Лубянка.

Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937-1938. М., 2004. С. 135).

17 Баберовски Й. Красный террор: история сталинизма. С. 185. Автор все же не отказывается от выделения национальной

составляющей государственного террора: «Большевики грезили об этнически гомогенном ландшафте, в котором больше бы не

было места для нелояльных групп населения» (Там же. С. 187).

18 Denninghaus V. Minderheiten in Bedraengnis. Sowietische Politik gegenueber Deutschen, Polen und anderen Diaspora-Nationalitaeten 1917-1938. Muenchen, 2009. S. 574.

19 В достаточно обширной литературе о российских немцах практически не затрагивается проблема большого террора — для

этой этнической группы пик репрессий пришелся не на 1937 г., а на 1941 г. См. Fleischhauer I. Das Dritte Reich und die Deutschen in der Sowjetunion. Stuttgart. 1983; Pinkus В., Fleischhauer I. Die Deutschen in der Sowjetunion. Baden-Baden. 1987. Не выделяется

период 1937-1938 гг. и в документальном сборнике, выпущенном сообществом российских немцев: Немцы Союза СССР. Драма

великих потрясений. 1922-1939. Архивные документы и комментарии. М, 2009.

20 Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг. // Наказанный народ. С. 35-74.

10

стекавшиеся на Лубянку. В то же время авторы подчеркивают, что подобный подход должен быть дополнен

региональными исследованиями, проводимыми на базе местных архивов21. Действительно, сухие цифры и

директивные документы мало что говорят о буднях «чекистской работы», здесь не обойтись без взгляда

снизу, подразумевающего изучение судеб конкретных жертв, попавших в уникальный конвейер смерти.

Тем не менее модный в последнее время «микроисторический» подход не должен выступать в роли

волшебной палочки-выручалочки. Фрагментарность источниковой базы порой приводит к неоправданным

обобщениям, отдельные случаи возводятся в ранг системы. В качестве свежего примера можно привести

абсурдное утверждение английского историка и публициста Д. Рейфилда о том, что «единственным

относительно счастливым народом во время террора оказались немцы» — якобы потому, что Сталин боялся

ответных репрессий Гитлера против коммунистов и поэтому заменял немцам расстрельный приговор на

заключение в лагерь22.

Проведенное исследование не начинает разработку темы «с чистого листа», а встраивается в уже

имеющуюся историографию. Прежде всего следует упомянуть работы, посвященные социальной истории

немецкой политэмиграции в сталинской России. В новаторской для своего времени книге Каролы Тышлер,

опирающейся на материалы бывшего архива Коминтерна, показано, что руководство КПГ всячески

тормозило выезд членов партии в СССР после прихода к власти Гитлера. Такой подход был проекцией

официальной линии советского руководства — «мы не хотим и не допустим массовой иммиграции» из

Германии, указывал заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский в феврале 1934 г.23

Статистические данные о прибывавших из Германии специалистах и политэмигрантах содержатся в

исследовании О. Деля,24 их повседневная жизнь описана в работе С. В. Журавлева, посвященной

иностранцам, работавшим на столичном Электрозаводе25. Судьбы

21 Там же. С. 54.

22 Рейфилд Д. Сталин и его подручные. М., 2008. С. 335-336. В своей аргументации автор опирается на конкретный случай, когда

НКВД с такой мотивировкой рекомендовал Сталину не выносить смертного приговора немецкому подданному.

23 Tischler С. Flucht in die Verfolgung. Deutsche Emigranten im sowjetischen Exil 1933 bis 1945. Muenster. 1996. S. 33.

24 Дель О. От иллюзий к трагедии. Немецкие политэмигранты в СССР в 30-е годы. М., 1997.

25 Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М, 2000.

11

функционеров КПГ, писателей, деятелей науки и искусства, репрессированных в 1937 г., представлены в

книгах Рейнхарда Мюллера26. Культ «обретенной родины», который были вынуждены исповедовать

эмигранты из Германии, оказавшиеся в СССР, детально разбирается в исследовании Анны Хартманн27. В

духе «микроистории» выдержаны работы, посвященные отдельным группам немцев, ставших жертвами

сталинского террора: горнякам, архитекторам, женам рабочих28.

Опираясь на материалы архива германского внешнеполитического ведомства, Ганс Шафранек и Вильгельм

Мензинг анализируют механизм высылки из СССР подданных этой страны, тот прием, который им

оказывали в Третьем рейхе и который нередко завершался заключением в концлагерь29. Важную роль для

сопоставления с ситуацией в Москве и Московской области играют региональные исследования

политических репрессий против российских немцев, охватывающие и период большого террора30.

Невозможно перечислить статьи и книги, посвященные судьбам отдельных выходцев из Германии, которые

стали жертвами немецкой операции НКВД.

2. Следственные дела как исторический источник

Приступая к работе, исследователь должен быть уверен в том, что «допрашиваемый» источник способен

приблизить его к пониманию реалий прошлого. А как же быть с архивно-следственными делами (АСД),