"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

которые, по сути, выворачивали наизнанку подлинную биографию жертвы политических репрессий, заменяя

ее фантасмагори

26 Mueller R. Menschenfalle Moskau. Exil und stalinistische Verfolgung. Hamburg. 2001; Mueller R. Herbert Wehner - Moskau 1937.

Hamburg, 2004.

27 Хартманн А. Советский Союз: мечта или кошмар. Немецкие авторы о своей жизни в советской эмиграции // Россия и

Германия в XX веке. Т. 2. М., 2010. С. 293-340.

28 Mensing W. Von der Ruhr in den GULag. Opfer des Stalinschen Massenterrors aus dem Ruhrgebiet. Essen, 2001; Stark M., Die Gezeichneten. Gulag-H"aftlinge nach der Entlassung. Berlin, 2010; Plener U. Leben mit Hoffnung in Pein. Frauenschicksale unter Stalin.

Frankfurt am Oder, 1997.

29 Schafranek H. Zwischen NKWD und Gestapo. Die Auslieferung deutscher und oesterreichischer Antifaschisten aus der Sowjetunion an Nazideutschland 1937-1941. Frankfurt am Main, 1990; Mensing W. Eine „Morgengabe" Stalins an den Paktfreund Hitler? Die Auslieferung deutscher Emigranten an das NS-Regime nach Abschluss des Hitler/ Stalin-Pakts — eine zwischen den Diktatoren arrangierte Preisgabe von „Antifaschisten"? // Zeitschrift des Forschungsverbundes SED-Staat. 2006. Nr. 20. S. 57-84.

30 Белковец Л. П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-х-1930-е гг.). М., 1995; Ченцов В. В.

Трагические судьбы. Политические репрессии против немецкого населения Украины в 1920-1930-е гг. М., 1998.

12

ей шпионских гнезд и контрреволюционных заговоров? Есть ли вообще смысл читать каждое из этих дел

«от корки до корки», изучать каждый протокол в отдельности, отдавая себе отчет в том, что перед нами —

микрочастица масштабной фальсификации? Или достаточно извлечь из них «упрямые факты», т. е.

биографические и статистические данные, чтобы на этой основе построить «типологию большого террора»?

Ряд исследователей предпочитают идти именно по такому пути, утверждая, что «нет смысла вникать во все

сфабрикованные НКВД дела в отношении немцев,... важнее проследить типичные судьбы репрессированных

немцев»31. Автор солидарен с иной позицией С. В. Журавлева, который в своем источниковедческом очерке

подчеркивает, что «сохранившийся многотысячный комплекс следственных дел представляет

исключительное значение для исследователей советской эпохи, и далеко не только в плане изучения

собственно истории политических репрессий»32. Однако для того, чтобы из этого источника вычленить

правду, а не ложь, при работе с ним следует пользоваться особыми приемами, прежде всего «методикой

двойной перепроверки данных»33.

Здесь не может быть готовых рецептов и однозначных ответов. Очевидно, что использование того или иного, генерализирующего или индивидуализирующего подхода к источнику зависит от поставленных

исследователем задач. Структура предлагаемой читателю работы соответствует ключевым проблемам, с

которыми приходится иметь дело историкам, занимающимся эмиграцией в СССР и технологией «большого

террора». В первой части речь пойдет о «предыстории» репрессий — и в отношении немецких эмигрантов

как социальной группы, и применительно к отдельным людям. Во второй части внимание сосредоточено на

динамике и механизме немецкой операции, методах следствия и градации приговоров, на социально-

психологических последствиях террора. Заключительная часть книги содержит несколько очерков,

посвященных немецким жертвам репрессий, биографии которых по тем или иным причинам показались

автору выдающимися или, наоборот, типичными. В приложении приводятся краткие данные на лиц,

следственные материалы которых легли в основу настоящего исследования, выделены родственные группы,

представлены результаты статистической обработки этих материалов по «немецким делам».

31 Ченцов В. В. Указ. соч. С. 115.

32 Журавлев С. В. Современные методы и новые источники изучения истории России XX века. М., 2010. С. 126-127.

33 Там же. С. 164.

13

Каждый из историков, который обращается к данной теме, сталкивается с принципиальным вопросом —

кого считать «немцем», где проводить границы источниковой базы исследования. Перед ним оказывается

достаточно широкий спектр критериев: национальная самоидентификация, гражданство, длительность

пребывания в Германии и т. д. Наиболее очевидны различия между «российскими немцами» и немецкими

эмигрантами, эти группы жертв политических репрессий рассматриваются, как правило, раздельно.

Мы сосредоточим наше внимание на представителях второй группы, хотя и понятие «эмигранты»,

употребляемое российскими историками, и принятое в Германии понятие «имперские немцы» не могут в

полной мере описать ее специфику. Дело в том, что эмигранты делились на германских подданных, лиц,

лишенных подданства, и лиц, принявших советское гражданство. Это разделение представляется достаточно

важным, ибо различия в правовом статусе определяли специфику следствия и характер приговора после

ареста этих людей.

Этническая составляющая выходцев из Германии («немцы по крови») в процессе исследовательской работы

потеряла характер доминирующего критерия. В самой Германии после Первой мировой войны проживало

значительное количество иностранцев, в том числе и из бывшей Российской империи. Они активно

участвовали в экономической, общественной и политической жизни страны, а при приезде в Советскую

Россию чувствовали себя немцами независимо от национальности своих родителей. Более строгий подход

предлагает Олег Дель, считая немецкими эмигрантами только лиц, «постоянно проживавших в Германии и

имевших германское гражданство, приехавших по экономическим, политическим или иным мотивам на жи-

тельство в СССР и сохранивших здесь свое прежнее либо принявших советское гражданство»34.