Ну, погоди или двое на одного!

– Чуть чулок не потеряла, - проворчала бабка.
– Штопаю, штопаю... А новые купить - где деньки?

Зайчик заметил на краю полянки избушку. На курьих ножках. Очень похожих на огромные "ножки Буша". Только с когтями.

С грохотом распахнулась дверь, и на крыльцо выпрыгнул Волчище. Серая спина, рыжеватое брюхо. Злые зелёные глаза.

У Зайчика сердце упало в пятки.

– Ничего себе, "старче", - только и сказал он.

Волк понял свою ошибку, скорчился, захромал:

– Кости старые. Поясницу свело. Голова разламывается. В ушах шум. Ой, плохо мне, плохо!

– Бедный ты мой, болезный, - погладила его бабка.
– Совсем развалился. Ну, ничаво, Кузьма. Травкой тебя напою. Отойдёшь.

– Не отойду, - прошамкал Кузьма.
– Чую - не отойду.

– Расплакался. Лучше дровишек принеси. И шишек на самовар. А ты, солдатик, располагайся. Сначала - чаёк, потом банька. Вся хворь из тебя и выйдет.

"Знаем мы ваши чаи, - подумал Зайчик.
– Сказки читали. Чашечку выпьешь - другая не потребуется".

Но вслух сказал:

– Люблю чай! Больше всего на свете. Больше капусты, морковного сока. Больше самих кочерыжек.

– Чаво?
– удивилась бабка.
– Какого сока? Морковного?

– Берёзового, - поправился Зайчик.
– В походе - жара, пылища. Ни воды, ни ручья. Только соком этим спасаемся.

– Какой летом сок?
– удивилась бабка.
– Ты чаво, милай? Сок берёзовый по весне! И то самой ранней.

– По весне! Правильно. Мы его на целый год запасаем. В банках. Трёхлитровых. Крышками закатаем и пьём.

– Крышками?
– удивилась Баба-Яга.

– Крынками, - поправился Заяц.
– Крынками трёхлитровыми.

– Не нравится мне этот солдат. Ох, как не нравится!
– шёпотом сказал Кузьма.

– Чаво?

– Трусливый больно. Такие солдаты не бывают. И духом от него пахнет.

– Русским?
– спросила бабка.

– Заячьим. Как от зайца-русака.

– Стар ты стал, Кузьма, - тоже шёпотом сказала бабка.
– Солдата с Зайцем путаешь.

И добавила уже громче:

– Иди! Исполняй!

Они прошли в избу. Внутри стояла огромная печь. С чёрными от копоти стенками. Рядом с печью - деревянный стол. На столе - грязная, немытая посуда.

– Эй!
– крикнула Баба-Яга Кузьме.
– А посуду кто мыть?

Волк послушно впрыгнул в избу:

– Забыл. Я мигом.

Он быстро облизал миски языком:

– Всё! Чистей не бывает.

– Напоминать всё надо, - проворчала бабка.
– Каждый раз.

Она смахнула со стола здоровенную кость, та отлетела в угол, где валялись объедки.

– Дровишки принесёшь, кости выкинешь!
– крикнула бабка.

– Чего их выкидывать?
– донеслось снаружи.
– Ещё погрызу.

Бабка притворно вздохнула:

– С твоими-то зубами? Последние выломаешь.

Она накрыла объедки грязным полотенцем:

– Хорошая была тёлочка... Ей бы жить да жить.

"Напрасно я эту сказку выбрал, - пожалел Заяц.
– Лучше бы про Царевну-лягушку. Ни Волка там, ни Бабы-Яги. Самый крупный хищник - лягушка-квакушка".

– А мыться-то где?
– вслух спросил он.

– А вона, - сказала бабка и кивнула на печь.

– Огонь погаснет - водички плеснём. Славная банька, ох, славная! По-чёрному. Иль не мылся так никогда, солдатик?

В избу влетел Кузьма. Глаза его кровожадно сверкали:

– Ну? Попарился уже? А то есть очень хочется.

– Не есть, а пить, - поправила его бабка.
– Чай пить.

– Ага, - сказал Кузьма.
– Чай пить, а то есть очень хочется.

Пока растапливалась печь, бабка раздула самовар. Самовар подскакивал на полу от избытка пара.

– Садись, милай, - пригласила бабка.
– Сначала - чай, апосля - банька.

– Апосля баньки - Ванька!
– пошутил Волк.

Бабка огрела его по спине поленом:

– Ирод окаянный! Так гостей потчуют?

А сама незаметно сыпанула траву в одну из чашек.

"Дурман-трава", - догадался Заяц.

И снова у него сердце упало в пятки:

– Что-то мне чаю не хочется.

– Как так не хочется?
– удивилась бабка.
– Всё уж готово!

Она по очереди подставляла чашки под самоварный краник:

– Энта чашка - тебе... Энта - мне... Энта дружку моему серому.

Зайчик заметил, что его чашка с трещинкой. Еле заметной. Под ручкой.

И тут ему пришла спасительная мысль. Он видел, как фокусник однажды быстро и ловко менял чашки местами.

– Старинный фокус!
– воскликнул Зайчик и быстро поменял чашки местами.
– В одну из чашек я кладу малину.

Он бросил малину в свою чашку, с трещинкой.

– Накрываю все чашки вот этим платочком. Меняю их под платком местами... Теперь скажите, дорогие граждане, в какой из этих чашек ягода-малина?!

Баба-Яга и Волк хлопали глазами.

– Премия будет - золотой рубль!

И Зайчик вытащил из солдатских штанов сверкающую золотую монету.

"Эх, - подумал он, - неплохо нашему брату платили!"

– Быстрей!
– крикнул он.
– Долго не думать!

– В энтой! В энтой!
– крикнула Баба-Яга и прихлопнула платок на одной из чашек.

– Нет - в энтой!
– указал на другую чашку Волк.

– Зайчик сдёрнул платок. Малина, как и полагалось, была в его чашке, с трещинкой. Угадала Баба-Яга.

Зайчик протянул ей золотой рубль, старуха засияла не хуже монеты:

– Чулки куплю, метлу новую справлю.

А чашка с трещинкой стояла теперь перед Волком.

– Ну, что ж... Будем чаёк пить?
– спросил Заяц.

– Будем, будем, сказала Баба-Яга.

– Солдатик пусть первый пьёт!
– сказал Волк.

– Почему это я?
– спросил Заяц.
– Может, ваш чаёк... того. А, бабка?

– Что ты, милай?! И как мог такое подумать?

Она подвинула чашку с дурман-травою поближе к Волку:

– Пей, Кузьма!

– Горячий больно, - сказал Волк.

– Пей, кому говорю!

Делать нечего, Кузьма вздохнул и отхлебнул из чашки.

Заяц и Баба-Яга пристально смотрели на него.

– А ничаво чаёк!
– обрадовался Кузьма. И ещё отхлебнул.
– Ох, ничаво!