Нулевая борьба. Пролог

Проявляя слабость, мы сеем ошибку и пожинаем проблему. Ни одно поражение не должно утешаться тем, что это не страшно. Потому что это страшно. На самом деле! Поражения отзовутся в будущем слабостью, которую этот мир не терпит и не поощряет и потому отплатит огромными проблемами. Становясь слабым и потакая слабости, человек уходит вниз по лестнице эволюции. Поэтому ни в коем случае нельзя никого жалеть. Поставленная цель должна быть достигнута любой ценой, и не важно, насколько ужасные поступки придется совершать ради неё, поскольку победителей не судят. Ими восхищаются. Их носят на руках. Но никогда не говорят в глаза, что они не достойны своей победы. Именно так мне всегда говорили, и сложно с этим не согласиться.

Сознание вновь начало возвращаться. Открыв глаза, я увидел мир с легким тепловым зрением, будто мой тепловизор слабо работал. Гемеллы рядом не было. Сильно хотелось пить. Было даже тяжело открывать рот. Поворачиваясь, чтобы попить, я почувствовал, что меня за задницу что-то тянет. Я не стал отвлекаться на это до тех пор, пока не попил. После перевел взгляд и увидел, что у меня хвост. Черт возьми, хвост! Черный, мать его, хвост из задницы! Это меня немного ошарашило. Моё тело сильно изменилось, и, в целом, я был какой-то странной смесью. Возможно, трансформация еще не закончилась, а может, я был какой-то чертовой чупакаброй. От испуга мне захотелось позвать Гемеллу, и мой нос учуял её запах, который тянулся из комнаты, но меня вновь начало вытягивать. В мыслях застряло: зачем ты это сделала?! А после я упал в пустоту, и какое-то время вообще ничего не происходило. Словно я попал в некий черный омут, который был словно темницей для тех, кто больше не имеет тела. Мне хотелось жить, даже как химера, или черт знает, что там из меня получалось, но все равно, мне хотелось жить даже таким странным и несуразным существом.

Когда я подумал о Гемелле, начали возникать какие-то образы разных девушек и женщин. Некоторые были похожи на нее, некоторые — нет, они были в разном времени, и у них был разный социальный уровень, были даже животные и деревья. Мне было не совсем понятно, кто это и что это, поскольку оно всё рассыпалось, как только я хотел ухватиться хоть за какой-нибудь образ. Словно мне было не дано знать, что это и кто это. А после все миражи исчезли, и эхом начал раздаваться вопрос, который я задавал в мыслях. От этого я упал в какую-то клетку из человеческих рук и лап разных животных. Они все шевелились, и клетка начала сжиматься. Я чувствовал, как они касаются моих ног. Стало темно. Клетка сжималась, и я в панике начал ощущать, как они касаются меня по всему телу. Тянут за нос, рот, ухо, тычут в живот и ковыряются в моей заднице. Я хотел закричать, но всё исчезло.

— Один вопрос — один ответ, — услышал я очень ясно.

— Кто ты?

— Я — это ты, — прозвучал ответ, и всё завертелось и закрутилось. Меня словно выжимало, как тряпку, растягивая в пространстве. Я больше не понимал, что я, кто я и где я. Моя сущность просто стала желанием. Одним простым желанием: желанием жить. Это всё, что я понимал. Жить любой ценой. Жить, преодолевая смерть, старость, боль, болезни, разочарования, бессмыслие, несправедливость. Жить ценой жизни других. Вот она, сущность мироздания: жить! Не важно, сильный или слабый, быстрый или медленный, красивый или уродливый, богатый или бедный, человек или животное, созидательный или разрушающий — это всё вещи второго плана, которые не имеют большого значения. Есть одно, и только оно важно — жить!

ГЛАВА XXII

Я открыл глаза. Голова сильно кружилась, и, казалось, даже тишина отдавалась эхом. Вставать с постели было тяжело, но я справился. Гемеллы рядом не было. В горле будто застрял сухой комок, который никак не удавалось проглотить. Я сунул морду в таз с водой и принялся жадно втягивать воду в себя, помогая пересохшим языком. Мышцы были слабы, и чувствовалось, что лапы слегка дрожат. Мне хотелось узнать две вещи: как я выгляжу, и почему Гем так поступила со мной, если она это и есть она. Пока я перебирал лапами, не сразу заметил, что вместо отрезанной кисти у меня отросла вполне здоровая лапа, и было даже не заметно, что я когда-то был калекой. Запах Гемеллы тянулся по лаборатории, я пытался нащупать языком более свежий, но мне было еще сложно отделять одно от другого. Я дошел до кухни, но Гем не было и в ней. Осмотревшись, я хотел пойти дальше, но раздался звук смывания воды в туалете, открылась дверь и оттуда вышла озадаченная Гемелла. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга.

— О! Ты пришел в себя! — сказала она.

Я повернул голову так, что правое ухо смотрело вниз.

— Да, я умею говорить и пользоваться унитазом. Видел, как им пользовался первый человек.

Я хотел накричать на неё за то, что она сделала, но вместо этого раздалось лишь рычание. Чувствовалось, как я скалился.

— Ты, наверное, злишься на меня за то, что ты теперь не человек? Да? — спросила она. Я перестал рычать. — Поклонись или помотай головой.

Я, сквозь злость, поклонился, поскольку хотел знать причину, даже ценой унизительного поклона. Мне бы стоило её разорвать, но что-то внутри не давало кинуться.

— Итак: поклон — да, помотать мордой — нет. Ты сам это знаешь. Вот так — означает «да», а вот так — «нет».

Я зарычал. Она села на пол напротив меня.

— Когда я появился здесь, тут был другой человек, каким был ты раньше. Я его называл «первый человек». Тоже с вот этой штукой между ног. Почему её нет у меня, я так и не понял. Может, не до конца стал человеком. И как она работает, мне тоже не понятно. Почему у меня её нет?

По моему взгляду она поняла, что я могу отвечать только «да» или «нет», и тогда спросила иначе:

— У меня она появится? — Я помотал головой.

— Я человек без этой штуки? — Я поклонился.

— Она нужна для размножения? — Я поклонился.

— Ты хотел от меня маленьких нас?! — с изумлением спросила Гемелла. Я повернул голову, пытаясь выразить непонимание.

— Отвечай! Ты хотел от меня маленьких нас? Снаружи, где свет и дерево?

До меня вдруг дошло: она решила, что это я был в палатке, а не Рико, ведь Рико она даже не видела, скорее всего. Понимая, что объяснить ничего не получится, я поклонился, поскольку иначе она расценила бы всё как ложь. Парадокс: мне пришлось солгать, чтобы меня не уличили во лжи.

— Но ты и с тем человеком хотел маленьких вас. Там, где было много человек, — сказала она. Я вспомнил проститутку и отрицательно покачал головой. Она сначала смутилась, затем удивилась, а после улыбнулась. Казалось, она не совсем понимала свои эмоции и всё пыталась почувствовать.

— Ты сказал: избавишься от меня! Ты хотел меня бить! Как тот, первый человек, который был здесь! Ты хотел делать больно Гемелле! — кричала она на меня, а я мотал головой. — Ты сказал, что хочешь избавиться! Ты сказал!

На этих словах она убежала в комнату. Я сначала не понимал, что происходит. Почему она говорит о себе в мужском роде, почему её не смутило изнасилование, почему дети для неё так важны, почему она решила, что я хотел от неё избавиться и зачем она сделала меня химерой?! А затем до меня дошло, что она никогда не была человеком и у неё совершенно другая система ценностей. Изнасилования для неё не существует, и потому, даже считая меня насильником, она не видит в этом чего-то ужасного. О себе она говорит в мужском роде, потому что чаще всего слышала именно эти слова. Дети — это естественная потребность, которая развита в животном мире и сведена к минимальной тяге среди людей. А посчитала, что я хочу от неё избавиться, потому, что, судя по всему, услышала часть разговора между мной и Рико, когда он пытался спровоцировать меня рассказать всю правду. Единственное, чего я не понимал, так это того, почему она сделала меня химерой и почему напала. Это явно было сделано на негативных эмоциях, которых сейчас, как таковых, не было. Может, помутнение? Черт знает.

Мне хотелось нормально поговорить с Гемеллой, чтобы она меня поняла и, главное, чтобы объяснила, зачем она сделала меня химерой. Мне нужно было от чего-то отталкиваться для создания аргументов. Обратно стать человеком было бы, конечно, лучшим вариантом, но это невозможно без помощи Гем. Даже просто вколоть себе препарат я не мог, ведь нужна еще вода и еда. Единственный вариант, который мог бы сработать, — написать ей обо всем. И я решил не терять ни минуты и отправился в комнату. Открыв дверь, я увидел Гемеллу, она лежала в позе эмбриона в дальнем углу кровати. Взяв с тумбочки записную книжку, в которой было всё написано, я в зубах отнес её Гем. Она не поворачивалась. Тогда я залез на кровать и лег рядом с ней, оставив дневник на краю. Она повернулась ко мне и придвинулась ближе. Через несколько минут мы уснули.