Нулевая долгота

Из темной дали моря дул напористый мартовский ветер, пронизывая насквозь. Продрогнув на набережной, Ветлугин торопливо свернул в узкие улочки торгового центра. В этот поздний час они были пустыми. Ненужно сверкали витрины магазинов. Залетавший ветер ошалело гнал сухой мусор, вертел под ногами. В стороне от торгового центра Ветлугин наконец набрел на улицу, где сосредоточились пивные, рестораны, кафе. Все они уже были закрыты, но китайский ресторанчик «Золотой лотос» продолжал работать.

Внутри было накурено, очень тепло, даже душно. Почти за всеми столиками сидели. За круглым столом в центре развязно шумела компания юнцов. Они распивали пиво из банок, беспрерывно курили, гоготали, громко рассказывая скабрезные истории. Все они были наружностью и одеждой на один манер, как солдаты, — короткая щетинистая стрижка, кожаные черные куртки на «молниях». Но они не были солдатами. Может быть, принадлежали к мотоциклетной братии «ангелов смерти», но вернее всего, к «фронтистам», членам английской фашистской партии Национальный фронт. Похоже, им хотелось скандала, а еще больше — драки.

Ветлугину хотелось тишины, тепла, вкусной пищи. Он задержался у входа, раздумывая, остаться или уйти. К нему быстро направился невысокий китаец с плоским пергаментным лицом, на котором застыла усталая улыбка. Он предложил крошечный столик в полутемном уютном углу наискось от стойки. Ветлугин снял пальто, повесил на вешалку и проследовал за китайцем. Усевшись спиной ко всем, и прежде всего к злонамеренным юнцам, он почувствовал себя легко и отъединенно. Он заказал суп из акульих плавников, тонко порезанную свинину с жареным луком, а также бутылку португальского вина «Матеуш-розэ» — плоскую, с широкими боками, как платье светских дам восемнадцатого века. Он любил это слегка шипучее, слегка сладкое и слегка пьянящее вино. У юной китаянки, принимавшей заказ, было нежное, совсем детское лицо, но уже по-азиатски непроницаемое. Она быстро принесла вино и суп. Искоса взглянув на него — так ли все? — и не обнаружив в его глазах неудовольствия, безмолвно исчезла за бамбуковым занавесом.

Китаец, встретивший Ветлугина, видно, был хозяином. Он напряженно стоял за стойкой и сквозь узкие щели глаз кинжально-остро следил за юнцами. Он, конечно, ожидал от них пакости, скандальной выходки. Вот они начали бурно обсуждать — с вызовом! — довольно сомнительную книгу о сети китайских ресторанов в Англии. Китайские рестораны существуют во множестве, буквально во всех английских городах — больших и малых. Существуют десятилетия. И десятилетия во всех этих городах китайские общины ведут замкнутую жизнь, никак не смешиваясь с англичанами. В Лондоне по воскресеньям, когда китайские семьи во всей своей многочисленности выходят на улицы, центральный район столицы, Сохо, напоминает миниатюрный Гонконг. Автор книги бил тревогу, называя китайские общины «гнездами шпионажа», а китайскую систему ресторанов — «сетями шпионажа». Ветлугин читал рецензии на книгу во многих газетах; рецензенты, как правило, отвергали шпиономанию автора, который, кстати, оказался человеком крайне правых взглядов.

— Мы в гнезде шпиона! — вдруг визгливым фальцетом крикнул один из юнцов с ватно-припухшим личиком.

Хозяин мгновенно схватил телефонную трубку, стремительно дважды прокрутил диск и тревожно прокричал:

— Полиция! Полиция! Ресторан «Золотой лотос». Группа клиентов затеяла беспорядок. Беспорядок!

Юнцы быстро, по команде, встали, намеренно опрокидывая стулья. Тот, визгливый провокатор, двумя руками поднял переполненную окурками пепельницу и высыпал на белую скатерть. Двое других торопливо принялись поливать кучу пивом. По скатерти расплывалось желто-черное пятно. Самый длинный, заржав по-лошадиному, бросил на стол в насмешку несколько медяков. Один за другим, в затылок, они затопали рысцой к выходу. Последним — вприпрыжку, обернувшись к залу свирепым, бульдожьим лицом, — уходил самый крепкий: в руке у него был охотничий нож.

— Я очень сожалею, — извинился хозяин, не поднимая глаз. Пергамент его лица стал пепельным. Он торопливо сдергивал со стола скатерть. Его юная дочь большой губкой промокала влагу и тут же тряпкой вытирала поверхность насухо. И она не поднимала глаз.

Посетители, особенно женщины, искренне возмущались, сочувствовали им.

— Я очень сожалею, — устало повторял китаец. Он пытался улыбаться, но улыбка не получалась, лишь жалко морщинилось лицо.

Полиция не появлялась, и Ветлугин догадался, что китаец просто напугал юнцов. Он знал, что английские «бобби» не очень жалуют китайцев, как, впрочем, и всех остальных «цветных», которых много прижилось на Британских островах после войны.

Через пять минут после бегства юнцов в «Золотом лотосе» было так тихо, тепло и уютно, как того хотелось Ветлугину. Он заказал кофе. На корабль не торопился: раз объявили об отплытии в три часа ночи, то, значит, так и будет. Он думал о том, что фашизм начинается с обыкновенного хулиганства и обыкновенной подлости. С тупости и нетерпимости. Коллективной. Обязательно коллективной! Он размышлял, не начать ли ему очерк о фашистской оккупации Джерси, о концлагерях на английских островах в Ла-Манше, где томились тысячи советских военнопленных, с этой непредвиденной тревожной сцены в китайском ресторанчике «Золотой лотос». Однако по долгому журналистскому опыту он знал, что в поездках всегда возникает много непредвиденного, узнается много неожиданного. Поэтому, может быть, придется начать очерк с чего-то другого. Но э т о уже неминуемо станет важной частью.

На Джерси у Ветлугина были запланированы встречи. Ему предстояло выступить в профсоюзном клубе с рассказом о Советском Союзе, о миролюбивой внешней политике нашей страны. Приглашая «кого-нибудь из советских представителей», джерсийские тред-юнионисты писали, что у них «постоянный интерес к СССР», что они «помнят советских людей», которых было большинство в фашистских концлагерях на острове. В консульстве Ветлугина попросили встретиться с испанским республиканцем, бывшим узником концлагеря «Иммельман», составившим дополнительный список расстрелянных советских военнопленных, а также с коммунистами, которые готовились торжественно отметить 30-летие Победы. И еще ему дали письмо Элизабет Баррет.

В своем письме миссис Баррет писала, что в годы войны ее семья укрывала бежавшего из концлагеря советского военнопленного Георгия Пошатаева, которого «они считали сыном и братом». Но вот с 1945 года о нем ничего неизвестно, хотя «он клялся писать письма». Несмотря на давность лет, писала миссис Баррет, они хотели бы узнать о его судьбе. Однако, кроме имени, она не сообщала ни года рождения Пошатаева, ни его отчества, ни довоенного места жительства, ни места призыва в армию — ничего. Ветлугина и попросили все это выяснить, если, конечно, семья Барретов имеет такие сведения.

Странный он все же, этот остров Джерси, думал Ветлугин. Ныне — популярный английский курорт, а всю войну — черная неволя для самих джерсийцев, беспросветный ад для советских людей. Почитав книги о «Ченнэл айлэндс» — «Островах в проливе» (британцы, естественно, Ла-Манш называют Английским проливом) — о Джерси, Гёрнси, Олдерни, Сарке, Херме и других более мелких островах, Ветлугин узнал, что Гитлер лично следил за превращением их в неприступные крепости. Особенно Джерси. Остров — в кольце железобетонных сооружений. Невероятной выглядела бы попытка высадить морской десант. Немыслимой была и возможность совершить побег с острова. Потому-то ни того и ни другого за всю войну не произошло. Но Гитлер, оказывается, не сомневался — и почти до самого краха рейха! — что англичане ради престижа попытаются освободить острова: все же единственная британская территория под пятой свастики! Однако рассудительные бритты даже ни разу и не подумали этого сделать.

Ветлугин чувствовал, что ему предстоит узнать что-то новое о войне, о малоизвестной трагедии советских людей. В книге «Острова в опасности», написанной Аланом и Мэри Вуд, Ветлугин прочел, как первые советские солдаты, попавшие в плен, и юные жертвы облав на оккупированной Украине появились на Джерси. Фашисты гнали их пешком через всю Европу, и, когда их выгружали из трюма старого парохода на чистенькую набережную Сент-Хелиера, лениво постегивая плетками, почти все были босыми. Ноги их кровоточили, и на белом при ярком солнце асфальте Сент-Хелиера оставались во множестве ржавые следы. Потом на их долю выпали еще более ужасные испытания, и Вуды описали все ужасы концлагерей, но Ветлугина почему-то преследовало это: ржавые следы.

Под утро на теплоходе ему приснился тяжелый сон. Привиделось, как он боязливо ступает по липким кровавым отметинам. Он едва отдирает ноги, и вот уже не может отодрать. И тут появляется гогочущая компания юнцов из «Золотого лотоса». Они все — с плетками. Они окружают его и начинают ходить вокруг, тупо глядя в щетинистые затылки друг друга. По очереди они хлещут его по спине. Он все ниже склоняется и с ужасом обнаруживает, что его ноги — босы, в глубоких трещинах, из них сочится густая черная кровь. Еще удар — и он упадет. Он напрягает последние силы, чтобы держаться.