Нулевые. Затишье перед катастрофой

Князев заглянул в глаза Власову.

– Да, – тихо сказал он.

– Так вот. Палевский этот сказал нам, что света больше не будет. Не будет больше никакой модернизации и прочей перезагрузки. Больше нельзя быть европейцем в России и при этом получать все прелести от пребывания в вертикали. Я – мелкий государственник. Я мог бы стать большим государственником, но не хотел терять свободу своих убеждений основанных на цинизме и нигилизме. Но скоро станет невозможно быть во власти и не быть при этом мерзавцем.

В момент Князев скукожился и словно врос в стул, а его уши при этом оттопырились вперед.

– И что теперь с нами будет?

– Я не знаю. Это начало конца, – тихо произнес Власов.

На парковке около своего дома Михаил узрел красный Порш Анны. Он сразу же запаниковал и быстро юркнул в подъезд.

– Только этого мне не хватало. Так. Вроде бы пронесло. Похоже, что Анечка там обширялась под тонированными стеклами и потеряла бдительность, – думал Власов.

В очередной инаугурации Национального Лидера Власова особенно впечатлила пустая Москва. В этом было что-то кафкианское. В Георгиевском зале Власов узрел всех тех обитателей “России-1,” которых он когда-то видел лишь краем глаза. На секунду он подумал о том, что мог быть среди них.

– Миша, выключи эту дрянь, – сказал Князев.

– Сейчас. Андрюша, а вот народ ведётся на всё это? – спросил Власов.

– Величие и одиночество от недостатка общения с Ганди. Людям это нравиться ведь народ наш любит имперскую эстетику, – сказал Палевский.

– Скорее понты, – добавил Власов.

Палевский удалился из кабинета. Хотя он формально был главой института, Палевский разрешил Князеву оставить начальственный кабинет себе, потому что редко появлялся на работе.

– Давай лучше музыку послушаем, – сказал Князев.

Власов переключил телевизор на музыкальный канал. Шел клип неизвестной певицы.

– Твою мать! – подумал Власов и переключил.

– Верни музыку.

Эта песня Анны отличалась от предыдущего хита. Она была лиричной, а Анна не выглядела развратной. В клипе она пребывала одновременно в образе доброй принцессы и образе злой королевы. Смысл песни совсем не совпадал с идей клипа. Хорошая Анна в пышном белом платье танцевала в цветущем саду вместе со служанками на заднем плане. Она выглядела такой невинной и чистой, но образ злой королевы шел Анне гораздо больше.

– Блин, какая тёлка.

– Ебут же люди, – пошутил Власов.

Ближе к концу клипа добрая Анна сражалась со злой в декорациях мрачного готического замка за привязанную к трону тушку тощего парня. У него были длинные темные волосы и выразительные печальные глаза. Он чем-то напомнил Власову Курта Кобейна. На доброй Анне были отполированные латы и белоснежный плащ. Она была вооружена боевым молотом, а злая – черным двуручным мечом. На злой Анне были темные чешуйчатые доспехи, которые скрывали лишь самые важные с точки зрения приличия места её тела. Власов заметил, что Анна подросла и стала более крепкой и спортивной. В конце добрая Анна побеждает и освобождает пленённое тельце несчастного парня. После клипа Анна давала интервью. К ужасу Михаила Князев не стал переключать канал. В кадре была только голова Анны, на ней были большие темные очки и черная вязаная шапочка с надписью “бойся 228 если пудришь носик”.

– Хорошо, что не “282”, – подумал Власов.

– Вы знаете, – говорила Анна. – Эту песню я хочу посвятить своему любимому мужчине, перед которым я провинилась.

Власов чувствовал такую стремительную неловкость, что начинал краснеть. Он изо всех сил старался скрывать это.

– Я бы хотела сказать ему, – продолжила Анна. – Что я изменилась и теперь уже не такая глупая и падкая на хорошую жизнь, – она рассмеялась и мило улыбнулась. – На роскошь. Я готова к серьезным отношениям.

– А как к вашей неразделенной любви относится ваш коллега по музыкальному цеху Александр? Вы же не будете отрицать ваш роман? – спросила ведущая.

– Вы знаете, – Анна нахально ухмыльнулась. – Наша любовь с Сашей возвышенная и поэтическая. Он считает меня своей музой и не хочет переводить нашу с ним связь к телесной близости.

– Очередной педрила, – подумал Власов.

– Хотел бы я посмотреть на того придурка. Отказать такой красотке.

– Не знаю, – Власов сделал вид, что сморкается, чтобы Князев не заметил его лица. – Может она человек плохой?

– Как можно быть плохим человеком с таким личиком, – возмутился Князев. – Эх, как жалко, что я так рано женился.

После инаугурации произошел самый запоминающийся Власову митинг. Впервые в жизни он узрел то, о чем говорили на уроках истории КПСС. И хотя он и воспринимал Октябрьскую революцию сугубо отрицательно, здесь он воспринял нечто совсем другое. Михаил был частью потока положительной энергии, которую вырабатывала толпа людей на митинге.

– Мне кажется, что мы уже победили. Даже всё равно, чем это кончится. Наша победа уже одержана в будущем, – Анастасия была сильно взволнована.

Власов тоже чувствовал это. Но это была победа энергетическая. Победа молодых и свободных над силами старых и злых. Только вот в российской реальности старых и злых лузеров было гораздо больше, чем молодых и свободных победителей. Так что в объективной перспективе лузеры должны были взять числом.

– Я тут думал недавно. Вот если бы Господин Президент пошел бы на второй срок, то этого всего бы не было. Мы бы продолжили медленно ползти в Европу, правда, с национальной спецификой. И когда-нибудь доползли бы, – сказал Власов.

– Вы ничего бы не сделали, а продолжили бы врать и воровать.

– Нельзя красить всю властную машину черной краской.

– Хорошо, – раздражительно произнесла Настя. – Почему вы отказались от европейских поползновений? Неужели вы это сделали, чтобы под прикрытием патриотического угара закрутить гайки, а потом постепенно перейти от авторитаризма к полноценной диктатуре?

– Ты, это, не слушай инфантильных своих там. Вот смотри, – Михаил задумался. – Когда кровавый режим рухнет, я смогу легализовать свои мизерные деньги на Западе. Поэтому я поддерживаю эту власть. Я обычный мелкий государственник. Но есть ещё и большие государственники.

– Ты про ворьё из кооператива “Озеро” и других православных чекистов? – перебила Настя.

– Ну да. И это хорошо, что нами правят воры. В этом смысле Бродский был прав. Потому что у русского человека всегда было только два варианта существования: либо быть под убийцами, либо под ворами.

– Чушь всё это. Враньё и чушь. Я верю в то, что мы сможем в России наладить нашу жизнь по уму. Чтобы было всё как у людей. По закону.

– Тогда это уже другая страна будет, – перебил Власов. – Не Россия, а Швеция какая-нибудь. Что значит по закону? Для русского закон не писан, он уважает справедливость. Закон это понятие абсолютное и определенное, а вот справедливость – вещь расплывчатая, неопределенная. Каждый понимает её как хочет. Так что пока мы не переборем наш менталитет, порядка мы не увидим на своей земле.